Марина втянула носом пощипывающий, словно газированный воздух. С ночи застоялся морозец, но он лишь бодрил, как чашечка кофе после долгого сна.

Тихо-тихо… Над Богополем завиваются кверху дымки, упрямо синеют купола Покровской церкви. И снега, снега, снега…

– Мари-инка!

Исаева пригасила улыбку, оборачиваясь. Никакого чинопочитания… Верченко неуклюже топотала огромными валенками.

– Марин, там тебя Борис Семеныч искал! – выпалила Наташа, запыхавшись. – В садике он!

– Найду. Ты чего раздетая бегаешь? А ну, кругом – марш!

– Есть! – взвился тонкий голосок.

Обойдя главное здание, «Росита» попала в зачарованный сад. Абрикосы, вишни, груши смиренно клонили ветви, отягощенные снегом, стоически дожидаясь теплых дней, чтобы отряхнуться – и расцвести.

Генерал-лейтенанта девушка обнаружила на краю балки, там, где сад перепадал в склон, заросший колючей акацией, укутанной в сугробы. Начальник Управления «С» [182] одиноко стоял в наброшенном на плечи тулупе, а его бесстрастное лицо как раз и выдавало волнение.

– Искали, товарищ генерал-лейтенант?

– Искал, товарищ капитан. – Иванов обернулся к девушке, блеснув очками. – Как съездили?

– Без толку, в общем-то. Десятки офицеров подходят под образ Михи, но у всех у них алиби. Именно на даты Михиных эскапад ракетчики находились на дежурстве… – Марина смолкла, чуя подступающую тревогу. – Что-то случилось, Борис Семенович?

– Случилось, Марина Теодоровна, – невесело усмехнулся генерал-лейтенант. – Вальцев и Вакарчук раскрыты ЦРУ. Но я не слишком переживаю из-за провала миссии «Интеграл». Честно говоря, с самого начала не верил в ее успех, уж слишком все было наспех да кое-как… Хуже всего, Мариночка, что Максима вычислили с подачи предателя, и он – один из нас.

– Не может быть! – вырвалось у «Роситы».

– Может, – грустно покивал Иванов.

Исаева неохотно призналась себе, что ее пылкое суждение не в ладах с рациональным началом. Разве мало измен пережито? Да тот же Ершов! А Мануэль, улыбчивый мулатик, которого она лично пристрелила в колумбийской сельве? Продался, гад, тамошним наркобаронам.

– Вы правы, – вздохнула «Росита». – У всех нас есть порчинки, в общем-то. Чуть что – и… пошла гниль. – Она тяжело задумалась. – Ну, насчет Наташи я спокойна – настоящая комсомолка! Да и Славин… За его уголовной внешностью прячется добрый человек, стеснительный и робкий с девушками. И еще он очень любит детей. Синицын…

– Ну, ну! – подбодрил ее Иванов. – Что же Игорь Елисеевич?

– Склонен к либерализму, в общем-то… – размыслила Марина. – Но это общее интеллигентское поветрие. – Она наморщила лоб. – Скажите, а когда… одного из нас завербовали?

– Правильный вопрос, – одобрительно кивнул Борис Семенович. – По нашим прикидкам, это случилось в первой половине октября.

– Ну, тогда ни Умар с Рустамом, ни «Царевичи» в этом не замараны! – обрадовалась девушка. – Остаются… Остается…

Она смолкла, горестно выгибая линию губ.

– Понимаете теперь? – негромко сказал Иванов, кутаясь. – Только учтите: доказательств у нас нет.

– А давайте я сама с ним поговорю?

– А давайте…

Генерал-лейтенант с капитаном вернулись в дом, еле шагая, словно отдаляя неприятный момент истины.

Глеба Лукича Марина обнаружила в малой столовой. Еще недавно моложавый, аналитик состарился махом, будто по велению злого колдуна – дряблая кожа на лице серебрилась щетиной, а глаза потухли, отражая безысходность. Лукич неподвижно сидел за пустым столом и глядел в окно, расписанное инеем. Девушку он заметил не сразу, а когда повернулся к ней застывшим лицом – ме-едленно повернулся, как варан с холода, – то впалые губы сложились в жалкую, вздрагивающую улыбочку.

– Зачем вы это сделали? – спросила Исаева вполголоса.

Лукич не дернулся, не изобразил возмущение или оскорбленное непонимание. Марине даже показалось, что на ее визави сошла долгожданная облегченность.

– Не знаю. – Аналитик задумчиво потер скулу. – Вернее, знаю, но… Вы не верьте, Марина, что старики устают жить. Они просто смиряются с утратой молодости. Но смерти боятся сильнее юных, ведь она рядом… – Помолчав, Лукич продолжил, словно делясь мыслями: – Мой вербовщик… он и сам агент ЦРУ, причем из «инициативников»… Наглый, самоуверенный и самодовольный… Я там полтетрадки исписал – все, что узнал о нем. Даже его оперативный псевдоним – «Немо». Дело, так сказать, завел… – Он задумался, горестно кивая. – «Немо» оглушил меня обещанием новой жизни. Выложил на стол пачку сотенных, потом еще и еще… Я оцепенел и только, как арифмометр, считал: это квартира кооперативная… или дача в Ялте… а это «Волга»… гарнитуры всякие… а вот на это можно ходить по ресторанам хоть каждый день. Покупать старинные книги, путешествовать – в Самарканд, на Камчатку… – Лукич поднял на девушку выцветшие глаза, и в его голосе зазвучало старческое дребезжание. – Я не прошу прощения ни у вас, Мариночка, ни у вас, – повел он подбородком в сторону Иванова. – Смысла в этом нет никакого. Ладно, пойду принесу свою тетрадку…

Опираясь на столешницу, Глеб Лукич медленно встал и вышел, сутулясь и шаркая. Марина напряглась, порываясь кинуться следом, но генерал-лейтенант удержал ее.

– Не нужно, – обронил он, чутко прислушиваясь.

Комната аналитика располагалась за стенкой. Оттуда доносились приглушенные звуки шагов, смутные стуки и грюки. И вот застыла тишина.

«Росита» представила себе, как Лукич горбится сейчас, бездумно глядя в окно, сломленный собственной совестью…

Сухой треск выстрела ударил неожиданно громко, пугая окончательностью.