Перетерев все детали, Капитон Иванович указал опергруппе на выход:

– Шуруйте!

Отслужив, как надо, Саша возвращался не спеша. Девушки у него не было – «по младости лет», как он бодро рапортовал старшим товарищам, а торопиться на квартиру к тете Калерии казалось ему странным. Эта старорежимная особа с вечно поджатыми губами обожала воспитывать оперсотрудника Щукина, то есть отравлять жизнь бесконечными замечаниями, стенаниями и назиданиями.

А тот мелкий, мельчайший, совершенно микроскопический фактик, что воспитуемому двадцать три годика и он в статусе «молчела», игнорировался напрочь.

«Деточка, – дребезжала тетя Лера, высокомерно задирая седую голову, – у нас с тобой слишком разные возрастные категории, чтобы я опускалась до споров. Ужин будет подан через десять минут. Изволь вымыть руки, желательно с мылом».

Свернув на Кронверкскую, Саша побрел со скоростью рассеянного поэта, прогуливающегося по осенним аллеям. Не сразу, но некая зримая заноза вывела его из меланхолической отстраненности.

Зябнущий прохожий впереди то и дело передергивал плечами, словно пытаясь согреться под своею дубленкой. Резко повернув голову в «колючей» шапке из нутрии, как будто оглядываясь, он нервно содрал перчатку и сунул руку в карман, вытягивая красную зажигалку.

Щукин похолодел. Этот носатый профиль… Он его узнал! Ну, конечно! Сергей Гарбуз, консульский служащий, или как они там записываются, в своих трудовых книжках…

Саша беспомощно оглянулся. Гарбуз наверняка что-то задумал.

«Сейчас или шнурки на ботинках станет затягивать, или прикурит, лишь бы пропустить меня вперед, – заторопились мысли, – чтоб за спиной – никого…»

Решившись, Щукин круто свернул к пешеходному переходу. «Уазик» со смешным названием «буханка» лихо тормознул у самой «зебры». Пока старушка с палочкой ковыляла на ту сторону, Саша скользнул за «буханку» и приблизился к водителю, смуглому парнише с белым, как вата, чубом. Увидав красную книжечку сотрудника КГБ, водила живо завертел ручкой, опуская стекло.

– Очень нужно! – взволнованно зачастил Щукин, следя сквозь бликовавшие стекла за агентом «Немо». – Оперативное мероприятие!

– Подвезти, что ли?

– Просто поезжай, а я рядом, чтобы не видно!

– Да ты, вон, за подножку цепляйся! Газовать не буду!

Держась одной ногой и одной рукой, Саша раскорячился, засматривая в подмерзшее окошко – Гарбуз шмыгнул в подворотню. Дожидался, пока его минует одинокий прохожий в белой ушанке? Или ждет встречи?

В крайнее мгновение Щукин углядел, как «Немо» воровато потянулся к стене.

– Тормози! Всё, спасибо!

Младший разведчик обошел «буханку» спереди и затаился за фонарным столбом. Гарбуз поспешно удалялся.

Дождавшись, пока тот скроется за углом дома, Саша неторопливо двинулся к «месту преступления». Следить за объектом он не собирался – и так уже нарушил всё, что можно. Но взглянуть на художества «Немо» стоило. Ну, не опирался же агент о стену! Наверняка условный знак малевал!

Свернув в подворотню дома номер 16, Щукин довольно ухмыльнулся. Не зажигалку доставал Гарбуз, а губную помаду – на стене, жирно выведенная ярко-красным, пламенела пятерка.

Начальник 2-й службы упорно молчал. Вздыхал лишь, изгибая брови по очереди, и молчал.

– Капитон Иваныч! – взмолился Саша. – Ну, вы хоть обругайте меня! Хоть матом, хоть как!

– Не поможет, – длинно вздохнул Горохов. – Молодые начальственной брани не внемлют. Злятся только. Обижаются. Вплоть до того момента, когда их турнут из органов. Тут молодежь резко прозревает, да поздно…

– Всё так плохо? – увял Щукин.

– Пока нет, – кисло бросил начальник. – Вот что, Александр. Делаю тебе последнее китайское предупреждение. Если еще хоть раз…

– Ни за что! – пылко выдал Саша.

– Шуруй, – насупилось начальство. – Работай. ДОП отменяем, заводим ДОР… [194]

Вроде и лег вчера пораньше, а все равно не выспался. Как проснулся в четыре, так и проворочался до дребезга клятого будильника. То дурная башка ныла, то непрошеные мысли в эту дурную башку лезли. А вот завтрак в меня не полез.

Я вяло умылся, вяло собрался… Мама с Настей дуэтом пообещали проводить перед работой и школой, я пробурчал в ответ что-то нейтральное и потопал в гараж.

А теперь вот маюсь. И чего было фыркать? Твои беды – это твои беды, близкие в них неповинны.

Наверное, в сотый раз я обошел вокруг «Ижа», совершая «чек-ап». Две зеленые канистры с бензином… Новенькая запаска… Домкрат… Топор, саперная лопатка… Сухпай… Шерстяные одеяла, как в плацкарте… Аптечка… Огнетушитель…

Да всё вроде.