Инна Видова лишилась своей косы, постригшись под каре. Не сказать, что стало хуже, просто она променяла свой образ на заемный, чужой, растиражированный, и… Как-то поблекла «Инночка-картиночка», подурнела слегка. Возможно, это всего лишь следствие ранней беременности, всего того биохимического переворота, что творился в теле юной женщины. И чудовищного стресса аборта, расшатавшего тончайшую гармонию.

Ничего, время – хороший лекарь. Молодость возьмет свое, шрамы затянутся… Но не забудутся.

– Привет, – сказал я. – Как жизнь?

Занятно, что я не столько ответом Инны интересовался, сколько моей реакцией на девушку, в которую однажды влюбился. Такое впечатление, что мы встретились впервые. В шаге от меня стояла не та Инна, что доводила меня до слез. Той «Хорошистки» больше не существовало.

Все эти мысли текли плавно и спокойно. Не частил пульс, не пресекалось дыхание, не сохли губы. Во мне прорастало странное ощущение новой потери – моя школьная любовь исчезла, как призрак до третьих петухов.

Видова молчала, склонив голову, а после неловко пожала плечами.

– Не знаю. – Она слегка вздернула брови, как будто удивляясь собственным выводам. Подумала и добавила: – Не так, как хотела. Хотя… Я получила всё, о чем мечтала. Я снимаюсь в кино, у талантливейшего режиссера, но того счастья, что рвалось из меня осенью, больше нет. Выдохлось мое счастье… И… вот, – Инна вытянула руку, растопырив пальцы – на безымянном маслянисто светилось обручальное кольцо. – Я замужем за красавчиком, которого не люблю. Не жалею, не уважаю… Не верю ему, не надеюсь на него, а порой просто ненавижу! У меня никогда не будет детей… – она бросила скользящий взгляд на бывших одноклассниц, и на переносице у нее залегла складочка. – Да, я понимаю, что заставила тебя страдать… А ты… Ты смог меня простить? Ты не обижаешься больше?

– Нет, – честно ответил я на последний вопрос. Меня в этот момент сковало ожесточение. Этот ноющий текст с трагическими перепевами… Инночка сейчас говорит от себя или снова играет? Нет уж, хватит с меня театра одного зрителя. – А на что мне обижаться? Тебе хорошо удалась роль влюбленной девушки, да и образ ревнивицы раскрыла вполне достоверно, по Станиславскому. Но постельную сцену со мной ты так и не сыграла.

Синий взгляд померк, стал безжизненным, больным. Инна молча развернулась и ушла. Толкаясь, растворилась в толпе. С глаз долой…

За спиной гулко кашлянули и сказали басом Славина:

– Там за тобой… К-хм… Машину прислали.

– Минуточку, – буркнул я.

Слишком много событий на мою больную голову! Я почти физически ощущал, что вот сейчас, в эти вялотекущие мгновения, моя жизнь и судьба колеблются в точке бифуркации. Не сегодня завтра многое изменится так, что перетряхнет мои будни, всё «житие мое» наизнанку вывернет. А хватит ли сил остаться самим собой?

Я приблизился к девчонкам, окружившим Марину. Они жались к ней, будто к старшей сестре, хотя та же Рита или Альбина были одного роста с Роситой.

– Пока, подружки, – улыбнулся одними губами. – Я давно во все это ввязался, так что… Ладно, плюнем на интеллигентские замашки! Все будет хорошо, но фиг его знает, когда оно, это все, кончится. В общем… Послезавтра обязательно сходите во Дворец съездов. Если не появлюсь, езжайте домой, не ждите. – Я изобразил ухмылочку. – Не пропускайте уроки, а то Полосатыч обидится!

Девчонки разом качнулись и обступили меня, потянулись губами, будто снова делясь энергией.

– Пока! – вытолкнул, поражаясь: я еще способен краснеть!

– Пока, пока! – зазвенело вразнобой.

– Мы будем ждать! – пообещала Светлана и дрогнула улыбкой. – Иже херувимы!

– Все будет хорошо, в общем-то! – пожелала Марина с преувеличенной жизнерадостностью.

– Ой, да конечно! – заверила меня Альбина, а Рита молча поцеловала, уже не слишком стесняясь одноклассниц. Свои же.

Крепясь, я отшагнул, бодро помахал рукой и сел в подкатившую «Чайку», вяло удивляясь нежданному почету. Кроме молчаливого водителя, на переднем сиденье устроился еще один тихоня, а я развалился на заднем. Без охраны.

Машина тронулась, мягко переваливаясь на снежных наметах.

«В прекрасное далёко мы начинаем путь?..»

Было заметно, что Синти плоховато ориентируется в скрещеньях улиц Васильевского острова. Лофтин ухмыльнулся, отворачиваясь к окну «Хонды». Вот пускай и тренируется! Разведчику, как и вору, необходимо знать все ходы и выходы, иначе не уйдешь от наблюдения, не замотаешь преследователей из русской «семерки». Если заметишь…