За окном на разрешенной скорости проползали здания по Малому проспекту.

– Куда теперь? – отрывисто спросила Фолк.

Дэниел принял задумчивый вид, и лицо девушки передернула неласковая гримаска.

– Любопытно, – хмыкнул Лофтин, – куда ты меня сейчас послала?

– Далеко, – буркнула Синтия.

– Я так и понял. Налево, налево!

«Хонда», недовольно подвывая мотором, свернула на Гаванскую.

– Можно тебя покоробить нескромным вопросом, Синти?

– Можно, – обронила Фолк.

– О, ты дозволяешь? – развлекался вице-консул.

Машина чуть дернулась, качнувшись в сторону.

– А какая разница? Все равно ж задашь!

– Да, я такой… – вздохнул Дэниел. – С кем ты спишь?

– С медвежонком Тэдди!

– Печально… – пригорюнился Лофтин и тем же нарочитым тоном сказал: – Все внимание на подворотню тридцатого дома! Ну?!

Фолк замерла, закаменела, таращась на шестиэтажную домину.

– Буква «Эйч»! – пискнула она.

– Русская буква «Эн», – поправил ее Дэниел. – Сигнал изъятия. Молодец Немо, быстро управился… И ты молодец, сняла сигнал.

– Так ты для этого меня выводил? – Синий взгляд Синти испепелял, выдавая легкое бешенство.

– Не только. – Вице-консул улыбнулся как можно лучезарней. – Еще я хотел подложить тебе в постель медвежонка Дэнни…

Фолк выжала педаль. «Хонда» рванулась вперед, бросая Лофтина на спинку сиденья. Дэн клацнул зубами.

– Ах, я такая неловкая! – Водительница изобразила крайнюю степень огорчения.

– Бывает… – Лофтин озабоченно возил языком по резцам: не отбита ли эмаль?

Глаза Синти сияли.

Я почему-то думал, что везут меня на Лубянку. Даже интересно стало – увижу знаменитые застенки! Это я себя так подбадривал…

А «Чайка», крутанувшись по площади Дзержинского, покатила дальше. Сворачивала, ныряла в пустынные переулки, кружила по улицам, пока не выкатилась на Сретенку.

У ничем не примечательного дома мы остановились, и молодой мужчина, чуть развернувшись с переднего сиденья, сказал ровным голосом:

– Лифтом на четвертый этаж. Там вас ждут.

– Спасибо, – бросил я, выбираясь.

Похоже, и у подъезда меня тоже ждали – крепкий парнишка в меховой куртке покуривал сигаретку, щурясь на негреющем февральском солнце. Я специально не сводил с него глаз, пока шагал к дверям, но тот смотрел куда угодно, только не на меня. Школа!

Гулкий подъезд полнился тишиной. Кабина лифта открыта, ждет… Я вошел, пол чуток спружинил. Жмем кнопку «4».

Дверцы, повизгивая, сошлись, разбавляя безмолвие, и лифт потянуло вверх. Улыбка изогнула мои губы: а ведь это тоже признак волнения – замечать всякие мелочи, рассеивая внимание, лишь бы не сосредотачиваться на главном.

На четвертом этаже меня ждали – у дверей конспиративной квартиры стоял Андропов. Живая историческая личность. Он пристально оглядел все мои сто восемьдесят сантиметров, словно высматривая вторичные признаки сверхинформированности.

– Рожки пока не выросли, – вздохнул я сокрушенно, – а крылышки отвалились в раннем детстве.

Председатель КГБ улыбнулся и протянул руку.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович, – пожал я сухую ладонь.

– Здравствуйте… Миша. Вы позволите себя так называть?

– В Петровичи годами не вышел.

– Прошу!

Квартира выглядела нежилой – пахло свежей побелкой, парным теплом батарей, да и пылью припахивало. Андропов в интерьере выглядел немного смущенным, даже растерянным.

– Мне почему-то кажется, Юрий Владимирович, что вы хотели бы для начала убедиться, что я – это я, тот самый Миха, он же Хилер. Хотите, я по памяти зачитаю одно из своих последних писем? Там было о Шевченко. ЦРУ дало ему кодовое имя «Динамит»…

– Достаточно, – дернул губами председатель КГБ. – Да, признаться, чувствую странную неловкость, и… А давайте сядем! Чего мы стоим?

Я присел на диван, мой визави с удобством устроился в кресле у стола. Блеснули очки.

– Для зачина… – потянул Андропов. – Кто вы, Миша?

Мой ответ не только удовлетворил его, но, по-моему, даже обрадовал.

– Мы рассматривали такой вариант, – заговорил Юрий Владимирович оживленно. – «Гость из будущего»! Это сразу многое объясняет, хотя… Если честно, все эти ментальные переносы и темпоральные штучки-дрючки раздражали меня. Тянуло от них, знаете, – он прищелкнул пальцами, – некоей научной мистикой!