— А ты что любишь? — спрашивает Лукас.

— Белый шоколад. — Я трясу головой. — Стоп. А тебе зачем?

— Да так, — он пожимает плечами. — Ну, до завтра.

— Что? В смысле? Уже? Ты же хвастался, что сможешь ее приручить?

— А ты думаешь, это дело одного дня? С нее на сегодня хватит, Горги увидела новое лицо, перепугалась, поговорила, пускай отдохнет. Ты вообще что-нибудь о горгульях знаешь?

— Ими украшают фасады церквей, — бурчу я.

— Им нужно общение! — рявкает Лукас, внезапно растеряв все благодушие. — В дикой природе горгульи живут или огромными стаями, или семьями. Каждую ночь летают, выходят на охоту, общаются! А у тебя она в клетке целый день одна на балконе. — Лукас машет рукой за окно, и Горги, предательница, одобрительно ворчит.

— Я много работаю, сама дома не бываю. Если бы она соизволила выходить из клетки хоть иногда, я бы с удовольствием брала ее с собой, но ее оттуда приходится силком вытаскивать! Что же я могу сделать? На балконе хотя бы воздух свежий.

И почему я оправдываюсь?!

— Так не пойдет, — Лукас скрещивает руки. — Если у тебя нет на нее времени, лучше отдай кому-нибудь, не мучай. Разорви связь, неприятно, конечно, но не смертельно. Неудивительно, что Горги крылья свои царапает и воет по ночам со скуки, я бы тоже выл. Ей нужно проводить с тобой время, ты ее маг! Разве не знаешь, что ей сложно быть одной после того, как у вас с ней связь сформировалась? И вообще, она активное молодое животное, ей нужно играть, общаться, развлекаться, жить в конце концов. И это я еще про инстинкт размножения молчу! У фамильяров, знаешь ли, он не отмирает.

— Может, я ей тогда друга заведу, и дальше они уже сами как-нибудь? — с надеждой спрашиваю я и тут же спохватываюсь: — И откуда ты вообще столько знаешь о горгульях? У тебя же кошка!

— Даже такой гоблин, — Лукас ехидно выделяет последнее слово, и к моим щекам приливает краска, — как я, может догадаться, что сидеть целый день в одиночестве и взаперти — плохо для активного молодого животного. А друга ей не надо пока заводить, только хуже станет. Так что придумай что-то со своим рабочим графиком или ищи для Горги новых владельцев, где-то в деревне, где просторнее. Лучше магов: она потенциальный фамильяр, после разрыва связи с тобой вполне сможет запечатлеться на кого-то другого. Дать тебе номер специалиста, который может помочь с тем, чтобы вас разделить?

— Нет! — восклицаю я возмущенно. Да как ему в голову такое могло прийти? Разорвать связь с фамильяром! Это хуже предательства.

Я морщусь. Неприятно признавать это, но Лукас прав. Я всегда размышляла о Горги как о моем фамильяре, думала, что раз связь у нас с ней установилась, то остальное должно со временем получаться само собой. Мне и в голову не приходило посмотреть на свои проблемы с этой точки зрения, а ведь Горги в первую очередь простая горгулья, животное, а уж потом — фамильяр.

Что ж, я все равно хотела поговорить с руководителем о том, чтобы снизить рабочую нагрузку. Устала оттого, что времени хватает только на сон, и оттого, что вынуждена затыкать все косяки управления артефакторики в одиночку.

А Горги я бы не бросила, даже если бы она не была моим фамильяром. Она, бедняжка, и так от жизни натерпелась.

Проводив Лукаса, я открываю шкатулку для писем, чтобы просмотреть рабочую почту, и с удивлением обнаруживаю два сообщения от Ролло. Улыбаюсь. Ролло. Широкие плечи, теплые руки, большой твердый х… характер, конечно же.

Ролло извинялся за то, что сбежал вчера, и предлагал встретиться еще раз, у него, чтобы «никто нам не помешал». А во втором письме тут же отменял встречу, потому что его отправляют в срочную командировку в Северные земли.

«Это на месяц минимум, может, и дольше. Заодно к родителям хочу съездить», — гласит письмо.

«Обязательно сообщи, как вернешься», — пишу я в ответ и рисую внизу страницы сердечко.

Я беру выходной, срочных дел все равно нет. Весь день провожу в одной комнате с Горги, пытаюсь говорить с ней ласково, рассказываю всякую ерунду, но близко к клетке не подхожу, чтобы не напугать.

Ночью мне снится почему-то Лукас, а утром я просыпаюсь от громогласного:

— Подъем, подъем! Глаза сами себя не накрасят! — Горги привычно глотает гласные, как будто рот у нее забит чем-то, что она никак не может прожевать.

И только в тот момент понимаю, что всю ночь спала спокойно, а Горги даже не фыркнула.

Вечером Лукас появляется на моем пороге с пакетом инжира. В расстегнутой на верхнюю пуговицу рубашке, которой не помешала бы стирка, в брюках, местами запыленных, в нечищеных туфлях. Улыбается так, что можно без помощи фонарей осветить небольшую улицу.

— Забыл сказать, — говорит он, протискиваясь квартиру. Меня окутывает запах свежего пота и почему-то — сухой травы. — Инжир, если он у тебя дома есть, спрячь. Теперь вкусное — только за особые заслуги и только от тебя.

Он идет в глубь квартиры, и я ворчу, плетясь следом:

— Да, конечно, проходи, располагайся. Чувствуй себя как дома.

— Спасибо, — невозмутимо отвечает Лукас, а затем достает что-то из кармана и бросает мне. — Это тебе для настроения.

Я изумленно таращусь на зажатую в руке картонную коробочку, перевязанную тонкой лентой. Белый шоколад, мой любимый. Лукас тем временем заходит в комнату и с порога начинает ворковать: