Шрифт:
В любом другом исполнении, повторяю, мертворожденная затея. Песня от лица женщины, находящейся на перепутье, угодившей в ловушку собственных химер, невозместимых интимных издержек, потратившей полжизни на поиски счастья и при всем при том – верящей, верующей.
Лепс спел ее от мужского лица – и так, что солнце ярче засияло, дожди стали более частыми и хмель от жизни самой бьет в голову.
Тут же злорадно стали писать: ГЛ спел даже лучше. Не лучше – иначе, и потом, в чем-чем, а в зависти АБП замечена никогда не была. Уж скольким помогла – от «А-Студио» до Любаши, от Зинчука до Моисеева.
Коротко знающие утверждают, что АБП тотчас, если, натурально, считает нужным, отзывается на зов о помощи, и вообще, для тех, кому доверяет, она не на котурнах и не в маске: ни позы, ни аффектации. При всем при этом покойный Айзеншпис рассказывал мне, что, когда того требовали обстоятельства, АБП могла заставить тебя пожалеть, что ты не умер ребенком, – Юрий Шмильевич об этом с очевидным восхищением говорил.
Все люди, которых она любит, главные для нее, и даже тех, кто ее любви не оценил, она провожает с грустной улыбкой с миром: послушайте «А ты не знал» и «Не обижай меня».
У нее такая закалка, что она не боится косых взглядов. Я бы боялся, если бы про меня спел Сергей Зверев (я, кстати, дружу с ним – высокой, будете удивлены, самоиронии человек), но все это семечки, когда вспоминаешь, что она сделала с песнями Владимира Кузьмина. Кто спорит, он один из самых вкусных мелодистов европейского калибра, но как насыщала она само пространство этих мелодий: «Когда-нибудь я стану лучше…»! Такая песнь в той мертвящей среде!
И годы спустя «Будь или не будь» с… – вот как это объяснить? Воздух другой, с панталыку сбивает?
Выпускникам «Фабрик» всех стран и не разобраться, как можно было так в полголоса для хрестоматийного фильма пропеть «Мне нравится», что носовые платки были самым востребованным аксессуаром, а годы спустя забацать дуэт с Веркой Сердючкой.
Я слышу: не тебе, пес, совать нос в эту путаницу противоречивых наслоений в репертуаре Великой, но, мужественно отвечу (да еще подкрепительно-выразительно кашляну), это именно я едва не загремел из-за нее в каменный мешок, а загремел бы – и поделом, это я на гастролях в Самаре главному ее произведению, дочери Кристине, заходя в ресторацию, где она, само совершенство, трапезничала, напел «Не отрекаются любя», а гомерический хохот закончил дивертисмент-элегией «Желаю счастья в личной жизни».
Поэтому – шаттафакап!
Суровый и блистательный Розенбаум, тоже полагающий МГ пластмассовым, тоже не понимает, как вдохнувшая особенную жизнь в его пьесу «Где-нибудь с кем-нибудь как-нибудь» леди, боготворимая им, – вот с этими вот…
Она узаконила честную, со слезами, жизнь, вот что. Увековечила образ той самой леди: сильной, но терпеливой, терпеливо плачущей у окна.
Другие карабкаются по призовому столбу, она (если бы не этот окаянный визит на Первый канал с рассказом о том, как за квартиру прощен был ничтожный зять), минуя столб, шествовала по русской, прежде советской, земле, она – наш Клинт Иствуд в юбке, который большую человеческую невинность трактует как осознанное состояние организма, а это состояние регулярных требует упражнений.
Я мог стать ее другом, но постеснялся. После суда в квартиру меня привел Филипп, меня трясло, а когда б не трясло, этого текста не было бы. Она угостить чаем хотела, а я, идиот, отказался.
Она спела песню, которая называется «Когда я уйду».
Еще чего: стоять! Никуда вы не уйдете. Вы – наша потому что.
Нет, моя».
...
«Когда правитель обнажает свой торс, чтобы продавщица продуктового магазина в Самаре считала его Шоном Коннери, когда о самовлюбленном Берлускони, которого Италия ненавидит, потому что он заставляет делать минет всех, приезжающих к нему на виллу, в возрасте от семи до 25 лет, изрекает: «А че вы на него наехали? Настоящий мужик!» – это уже много о человеке говорит».
– …Помню, в Украине в одной из программ я был в жюри, а ведет ее Лазарев. Мое отношение к Лазареву знают все…
– …надеюсь, неблизкое?
– Нет, у него якобы с Лерой… и Лера Кудрявцева постоянно мне говорит: «Перестань ты его дергать!»
– Она же твоя бывшая девушка…
– Моя, да и его в пьяном виде я помню… В общем, все в моей биографии побывали, так вот, Лера просит: «Отстань от него, люди же в это верят!», и я вдруг понимаю, что формально она права.
– А что, действительно верят?
– Да, и думаю, что ты со своей деятельностью журналистской и книжной в этом много раз убеждался. Мало того, когда я в газете пишу о том, что артист N опять выходил из гей-клуба, ко мне в аэропорту подходит девушка и говорит возмущенно: «Почему в отношении Владика Топалова вы это себе позволяете?» – и я понимаю, что ей 12 лет, я для нее уже готовящийся к летальному исходу старик, этакая Надежда Крупская в мужском обличье, ходячее напоминание о том, что когда-то жил Брежнев, и когда эта девочка спрашивает: «Как вы можете так говорить?» – я вспоминаю, конечно, что нужно и ее интересы учитывать.