– С нее этот список не начинается и ею, увы, не закончится. Надо себя охранять от соблазнов, блюсти.

– Это правда, что ты даже не пробовал наркотики?

– Клянусь! Мне это даже на уровне идеи не нравится.

Видимо, я устроен так, что говно ко мне не прилипает.

Видимо, я так с малых лет растворен в профессии, что любой шаг вправо и влево от нее неприемлем. Я так выстраивал – и выстроил – собственную жизнь, собственную карьеру, чтобы никогда не терять представления о реальности.

– Ты ведь посегодня, без иронии, единственный человек, который в Питере дал кряду 33 аншлаговых концерта. Сейчас такое возможно?

– Сейчас хаос. Хаос вообще, и хаос в головах. Но билеты в КДС мы продаем молниеносно.

– По нынешним временам это как изо льда сделать порох!

– Да уж…

– Как можно охарактеризовать ваши отношения с Яной Рудковской?

– Как приязненные… Она сильная и умная. Я всегда рядом, если надо. Я вообще всегда рядом. (В этот момент Маэстро и дает послушать новую песню. К слову об экспериментах – не всю же жизнь петь «Атлантиду»! Там, в неожиданно монохромной пьесе, была строчка «Ты прости мне», и маэстро, сетуя, что не всем дано понять разницу, начал рассказывать про то, что есть пропасть между «прости МНЕ» и «прости МЕНЯ». Отзываясь, к слову, о песне, я употребляю словцо «менестрель», и ФК трясется от смеха: «Смешное! Похоже на Гольфстрим!»)

– И все-таки: отчего так много всяких историй с тобой? Отчего так много в лучшем случае сарказма, в худшем – злобы?

– Это можно долго объяснять, но в конечном итоге это перфекционизм и его следствие. Я с себя спрашиваю в первую очередь, как никто не спрашивает, и, разумеется, спрашиваю со всех, с кем работаю. Тут уж… Тут я могу быть очень жестким.

Все, что у меня есть, это работа.

Доблесть ли это, или это кому-то кажется ущербным, я не знаю, и мне все равно. Если кто-то мешает мне в том, чтобы мою работу в ее близком к идеальному варианте увидел зритель, я этого терпеть не буду. Хотя, конечно, иногда нужно… поспокойнее, что ли.

– Я помню (и мне понравилось), как ты ответил на, подозреваю, 729-й за неделю вопрос о том, каково это было – быть мужчиной при Алле Борисовне.

– А я отвечаю (а отвечаю только тогда, когда сочту нужным), что меня эти разговоры вообще не трогают… Даже если ПРИ… При КОМ, люди? Это же Алла! И ладно бы я просто был, но ведь какая это мотивация, какой стимулятор, какое вдохновение – себе и ей доказывать, что выбор не случаен. Так что никаких комплексов! Я там, где я сейчас, во многом благодаря этому союзу.

– А где ты сейчас?

(Хохочет.)

– Я читал твое очень интересное суждение про эксперименты. До него, кстати, не применимый ко мне, да и ко многим, тезис: «Успешный человек – богатый человек». Как же быть со мной тогда, мраморно-величественной звездой, которая виновата только в том, что ее профессия – журналист? А в суждении, которое заинтересовало, примерно вот что: «Если ты понимаешь концерт как площадку для экспериментов, тогда иди и пой в караоке. Экспериментировать надо так, чтоб никто ничего не заметил».

– И что?

– Но ты же первый из экспериментаторов! Неостановимый, как гормональная буря: то блондин, то лысый…

– Но я не бью себя в грудь и не ору про то, какой я бесстрашный.

– Но это чревато утратой, скажем так, консервативной части поклонников.

– Поклонники бывают только любящие. Которые мечутся – то не поклонники. Вот этого, балансирования на грани «сегодня – люблю, завтра – нет», я не приму.

Мы все другие

Триумфальность только что прошедших в некогда самом главном, а теперь, может быть, и не в самом главном, но в самом престижном зале страны, в Кремлевском Дворце съездов, – концертов Филиппа Киркорова, во-первых, подтвердила правильность затеянного предприятия объяснить вам, почтенной публике, почему Киркоров имеет моральное основание, при всей своей одиозности, монументальности, фундаментальности, именовать себя таким.

Во-вторых, триумфальность обозначенных концертов подтверждает правильность избранной тональности. Это тональность нарочито вычурная, с которой я начал мой разговор с вами о Ф.К.

Можно было бы написать о нем в стилистике нового поколения околомузыкальных журналистов: ёрничать, хихикать. Я не нахожу поводов для этого, особенно в свете событий, из-за которых мы вынуждены были наблюдать за ФК, а не слушать его песни.

Я повторяю еще раз для тех, кого не вывела из себя моя ода его песням.

Человек, спевший «Я просто счастлив», не может быть подсуден.

Человек, имеющий вкус выбрать для своего репертуара, включающего не один миллион хитов, песню «Я отпускаю тебя», не может быть подсуден.