— Его сиятельство, князь Матвей Николаевич! — прогремел усиленный динамиками голос под сводами собора.

Что ж. Начинается.

Младший Морозов шел по ковровой дорожке спокойно и непринужденно, как будто на кухню собственного особняка. Кажется, он уже чувствовал себя хозяином. И не только здесь, но и во всем Петербурге… Да и во всей Империи, если уж на то пошло.

И, надо сказать, небезосновательно. Прекрасно сшитый дорогущий смокинг сидел на крепкой фигуре идеально, а небольшой рост его сиятельство с лихвой компенсировал мощью харизмы и обаяния, расточая налево и направо широкие белозубые улыбки и нисколько не морщась при вспышках фотокамер, неистово застрекотавших при его появлении. Не доходя до притвора, Морозов вдруг замер, потупив взор.

И тогда трубы грянули во второй раз.

— Ее высочество великая княжна Елизавета Александровна!

Конферансье немного переборщил с эмоциями, и мне показалось, что его сейчас разорвет от восторга. Невысокая фигурка в белоснежном платье шла медленно, слегка опустив голову. Лицо скрывала вуаль: настолько плотная, что черты было практически невозможно рассмотреть. В какой-то момент невеста вспомнила, что на нее сейчас смотрят сотни глаз, выпрямилась и приосанилась, горделиво расправив хрупкие плечи.

Поравнявшись с Морозовым, невеста остановилась, стоя с ним на одной линии — но все же чуть в стороне.

На сцене появилось новое действующее лицо: священник шел к паре медленно и степенно, неся на подносе кольца. Насколько я помнил, согласно ритуалу, венчающиеся сейчас должны обменяться ими три раза, после чего грянет божественная литургия, свидетели будут держать над головами Морозова и его невесты венцы, а потом…

Впрочем, никакого «потом» по нашему плану произойти не должно. А вместо божественной литургии под сводами этого храма сегодня прозвучит нечто другое.

— Начали, — выдохнул я в наушник и приготовился.

Священнику оставалось сделать последний шаг, когда на улице взвыли сирены гражданской обороны. Дикий рев ударил по ушам, а металлический голос из репродукторов, убеждавший граждан сохранять спокойствие, никоим образом этому самому спокойствию не способствовал.

То ли дурачась, то ли решив еще усилить панику, Корф подключился к динамикам внутреннего вещания, и через миг вой сирен и лай громкоговорителей зазвучал и в самом соборе. Ничего не понимающий Морозов, кажется, первый раз на моей памяти растерялся, гвардейцы рванулись вперед…

А потом под сводом раздались характерные хлопки, и откуда-то сверху прямо на ковровую дорожку посыпались усеченные конусы дымовых гранат. Помещение тут же наполнилось едким вонючим дымом.

Понеслась. Сейчас — или никогда!

— Террористы! — заорал я не своим голосом.

И сиганул через канаты, одновременно выдергивая из-под смокинга две дымовые шашки. Одна, вторая… Есть! Меня окутало плотными клубами, и я метнулся вперед. Туда, где совсем рядом с ошарашенным Морозовым стояла его почти состоявшаяся супруга.

— Маркиз, давай! — буркнул я в наушник.

В захлестнувшей заполненный клубами дыма зал панике никто не увидел, как сверху упал прочный стальной трос с прикрепленным к нему электрическим жумаром. На ходу сбросив смокинг, я пристегнул жумар к карабину на бронежилете, до поры скрывавшемуся под одеждой, разогнался и изо всей силы врезался в Морозова плечом. Не ожидавший этого жених отлетел в сторону, падая на ковровую дорожке, а я обхватил обеими руками невесту и вдавил кнопку подъемного устройства.

Не знаю, где Корф раздобыл этот девайс, но, кажется, предназначен он был для транспортировки слонов. Нас дернуло вверх с такой силой и скоростью, что меня на мгновение замутило. Впрочем, концентрироваться на этом состоянии было некогда. Мы оказались под сводом собора, окруженные витражами, и темная фигура в армейском комбинезоне и балаклаве уже дернула хитрую систему тросов, подтаскивая нас к одному из окон.

— Есть! — выдохнул знакомый голос. — Ну-ка, поддам огня! Глаза и уши!

Я прикрыл глаза и заткнул уши ладонями, и Поплавский, дернув из-за спины револьверный гранатомет, снова открыл огонь, осыпая пространство внизу металлическими цилиндриками.

На этот раз — светошумовыми.

Едва почувствовав под ногами карниз, я рванул из кобуры под мышкой пистолет и несколько раз выстрелил по соседнему витражу, мысленно прося прощения у его создателей. Курочить произведение искусства было неприятно, но других вариантов у нас не было.

— Пошли, быстро! — гаркнул я.

Поплавский кивнул, вытащил из подсумка несколько новых гранат, запихал их в барабан и снова отстрелялся. На этот раз — наружу, устанавливая плотную дымовую завесу на пути нашего бегства.