Только я направился к башне, собираясь посмотреть, обустроилась ли баронесса Иржина фон Шварценберг вместе со своими родственницами на новом месте, как меня по дороге неожиданно нагнал виконт Леопольд Моравский. Усатый толстяк тяжело дышал, он явно запыхался, и, остановившись в нескольких шагах позади, окликнул меня:

— Постойте, пожалуйста, князь Андрей! Мне трудно угнаться за вами. Меня освободил из-под ареста граф, и я очень хочу переговорить с вами наедине.

— Раз граф так решил, то я тоже не смею вас задерживать, — проговорил я холодным тоном, давая понять Леопольду, что не желаю разговаривать с ним после его выходки, недостойной дворянина.

Но, виконт, кажется, совсем не смутился, проговорив:

— Я понимаю, что вел себя непристойно. И потому снова прошу у вас прощения за свое пьянство и самодурство. Но, я хотел поговорить не об этом. Мне нужно сообщить вам нечто очень важное.

— Что ж, тогда можем немного и прогуляться, — произнес я, заинтересовавшись и понимая, что, скорее всего, то, что желает сказать мне этот человек, согласовано с графом. Мысль о том, что эти двое могут быть заодно, укрепилась во мне, когда я увидел на жилистой руке Йозефа Бройнера-Энкровта золотой перстень с эмблемой козла, очень похожий на тот, что сидел на толстом пальце виконта Моравского. И я еще больше убедился в наличии связи между ними по той быстроте, с которой граф освободил Леопольда из-под ареста. Я пока не мог понять, что же именно скрепляет союз этих двоих, кроме одинаковых перстней, но меня заинтриговал сам этот факт, в котором необходимо было разобраться. Ведь причиной союзничества графа и виконта могли быть даже не банальные родственные связи, а нечто большее. Например, тот самый опасный заговор против императора, о котором слышала Иржина. Потому я добавил, сказав прямо:

— Я так полагаю, виконт, что вы собираетесь передать мне некое сообщение от графа?

Виконт не стал увиливать, кивнув:

— Да, князь, в некотором роде. И речь идет о таком, что совершенно не предназначено для посторонних ушей.

Я предложил:

— Тогда пойдемте в сторону речки. Там, кажется, сейчас не столь людно. А здесь, как видите, повсюду солдаты.

Военный лагерь, устроенный в чумном монастыре вокруг нас, по-прежнему гудел, словно восточный базар. А русские и австрийские солдаты продолжали обустраиваться, громко переговариваясь. К тому же, настало время обеда, и тысячи людей гремели котелками. Воздух же наполнился запахом солдатской каши, смешанным с дымом многочисленных костров. Но и у реки мы с виконтом не обнаружили спокойствия и одиночества, благоприятствующих конфиденциальной беседе, потому что через речку саперы графа строили временный мост.

Сооружая настил из стволов высоких сосен, которые полностью перекрывали неширокое речное русло от одного берега до другого возле остатков старинного каменного моста, саперы рубили дерево топорами и пилили двуручными пилами. Несмотря на то, что декабрь перевалил за середину, сильных морозов в этих краях до сих пор не было, и лед на реке оказался еще не настолько прочным, чтобы переправить на противоположный берег тяжелые обозные телеги и пушки. Хотя солдаты вполне уже могли свободно перемещаться по льду между берегами, что они и делали. И, чтобы поговорить без свидетелей, нам с виконтом пришлось пройти по заснеженному берегу достаточно далеко. А остановились мы лишь возле того места, где разведчики поручика Федора Дорохова накануне вырезали караул, состоящий из французских егерей. И два окоченевших трупа, припорошенных снегом и до сих пор не убранных после сражения, все еще лежали перед нами в промерзлом ивняке, напоминая о неотвратимости смерти.

— Так что же вы хотели сказать мне, виконт? — спросил я Леопольда Моравского, когда мы остановились, разглядывая покойников.

Пока мы шли к реке, небо снова заволокло тучами, и сверху начал падать большими хлопьями снег, поглощая все звуки вокруг. Виконт Леопольд Моравский долго смотрел на трупы, словно искал в их мертвых глазах ответ на свой вопрос, стоит ли сейчас говорить то, что он собирался сказать? Наконец, он решился и произнес, прерывая тишину, которая окутала нас:

— Князь, вы знаете, что в нашем мире все не так просто, как кажется на первый взгляд. Эта война скрывает множество опасностей, которые могут разрушить нынешнюю Австрию. И дело даже не в Наполеоне. Просто мы, бароны Моравии, устали уже жить под гнетом неудачника и предателя, который сначала заключил в 1797 году невыгодный мир в Кампоформио, потом, через два года, поражения вынудили императора Франца согласиться на еще более худший Люневильский мир. А теперь он ведет переговоры с французами в Пресбугре о новом предательстве. И потому мы все сейчас тоскуем по славным временам Великой Моравии. И, вполне возможно, что скоро она возродится на руинах Австрии и Священной Римской империи.

— Вы намекаете на заговор против императора Франца? — спросил я, стараясь сохранить спокойствие.

Виконт кивнул, а его взгляд сделался еще более серьезным.

— Да, но это не просто заговор. Это — возрождение нашей национальной гордости. Я открою вам карты, князь. Граф Бройнер-Энкровт и я не единственные, кто замешан в этом. Есть и другие, гораздо более влиятельные, кто жаждет возродить Великую Моравию и готов пойти на все ради достижения своих целей.

Я задумался о том, что могло скрываться за его словами, вспоминая, что, кажется, такая страна, действительно, когда-то была на территории Чехии, Словакии и Венгрии. Что-то такое об этой стране я даже читал, вот только, не мог вспомнить сходу почти ничего.

— И что же вы предлагаете? — спросил я, пытаясь получше понять намерения виконта.

— Объединить усилия, князь. Я знаю, что у вас есть важные связи и влияние при дворе русского императора. А нам очень нужна поддержка России, — сказал он.

Я вздохнул, осознавая, что его предложение было не просто заманчивым, но и опасным.

— А что, если я откажусь помогать вам и вникать во все это? — спросил я.

Виконт усмехнулся, но в его глазах мелькнуло что-то темное.

— Тогда вы станете пешкой в чужой игре, князь. А в этом мире пешки редко доживают до конца партии.