Некоторые движения рынка казались слишком скоординированными для естественных процессов. Особенно в банковском секторе.

Всегда считалось, что крах 29-го был результатом спекулятивного пузыря и ужесточения кредитной политики, но что если существовал еще и элемент преднамеренной манипуляции?

Правда, это звучало как идеальный заговор. Слишком масштабный, чтобы быть правдой. Но история полна примеров, когда небольшие группы влиятельных людей кардинально меняли ход событий. И не всегда к лучшему.

Закончив обед, мы вернулись на завод Милнера к трем часам дня. Нас сразу проводили в его кабинет, где он заканчивал какой-то телефонный разговор.

— … да, конечно, мы обсудим это при личной встрече, — говорил он. — Нет, документы у меня. Да, я понимаю важность… Хорошо, до свидания.

Он положил трубку и повернулся к нам:

— А, Стерлинг, О’Мэлли! Прошу прощения за сдвиг в расписании. Этот банкир Джонсон оказался на удивление настойчивым. — Он потер лоб. — Честно говоря, чувствую себя немного неважно. Возможно, не стоило смешивать бурбон с деловыми переговорами.

Я внимательно посмотрел на Милнера. Он действительно выглядел не совсем здоровым. Лицо немного побледнело, а на лбу выступили капельки пота, несмотря на прохладу в кабинете.

— Может быть, стоит отдохнуть? — предложил я. — Мы можем обсудить оставшиеся детали позже.

— Нет-нет, — Милнер махнул рукой. — У нас еще так много тем для обсуждения, а ваш поезд отправляется сегодня вечером. — Он достал носовой платок и промокнул лоб. — Просто небольшая усталость. Ничего серьезного.

Он пригласил нас сесть и нажал кнопку внутренней связи:

— Мисс Уилсон, принесите, пожалуйста, кофе для наших гостей. И воды для меня.

Через минуту появилась секретарша с подносом. Разлив кофе и поставив графин с водой, она удалилась, плотно закрыв за собой дверь.

Милнер налил себе стакан воды и сделал глоток, затем поморщился:

— Странный привкус сегодня. Должно быть, новые трубы в водопроводе.

Он отставил стакан и попытался сосредоточиться:

— Итак, Стерлинг, я хотел обсудить с вами некоторые дополнительные детали нашего соглашения, а также поделиться еще кое-какой информацией о Cont…

Внезапно он прервался на полуслове и схватился за грудь. Его лицо исказилось от боли.

— Мистер Милнер? — я вскочил на ноги. — Что с вами?

Милнер пытался что-то сказать, но из его горла вырывались только хриплые звуки. Его дыхание стало прерывистым, а лицо приобрело пугающий синеватый оттенок.

О’Мэлли мгновенно оказался рядом:

— Он задыхается! Нужен врач!

Я метнулся к двери и распахнул ее:

— Вызовите врача немедленно! Мистеру Милнеру плохо!

Секретарша вскрикнула и бросилась к телефону, а я вернулся к Милнеру, который уже сползал со стула. О’Мэлли поддержал его, не давая упасть.

— Расстегните воротник! — я быстро ослабил галстук Милнера и расстегнул верхние пуговицы его рубашки. — Дышите, мистер Милнер, дышите!

Милнер силился втянуть воздух, его глаза расширились от ужаса и боли. Он судорожно схватил меня за руку и попытался что-то произнести.

— Не говорите, сохраняйте силы, — я сжал его руку. — Врач уже в пути.

Но Милнер настойчиво пытался что-то сказать. Он притянул меня ближе, и я наклонился к самым его губам.

Милнер хрипел что-то невразумительное, с огромным усилием. Но бесполезно, я ничего не понял.

Его тело внезапно напряглось в жестоком спазме, глаза закатились. Еще одна судорожная попытка вдохнуть, и он обмяк в руках О’Мэлли.

— Босс, он не дышит! — голос ирландца звучал напряженно.

Я проверил пульс на шее Милнера. Ничего.

— Положите его на пол, — скомандовал я. — Нужно попробовать реанимацию.

Мы осторожно уложили Милнера на ковер. Я начал делать компрессии грудной клетки, чередуя их с искусственным дыханием, техника, которая еще не была стандартной практикой в 1928 году, но которую я хорошо знал из своего времени.

В кабинет вбежали несколько человек, включая Финча и Говарда-младшего.

— Отец! — молодой Милнер бросился к распростертому телу. — Что случилось?!

— Внезапный приступ, — ответил я, не прекращая реанимационных мероприятий. — Где врач?

— Уже едет, — сообщил Финч, который выглядел совершенно потрясенным. — Должен быть здесь с минуты на минуту.

Я продолжал попытки реанимации, но с каждой минутой надежда угасала. Лицо Милнера приобрело восковую бледность, губы посинели. Никаких признаков возвращения пульса.