Мужчины растут иной раз до 25 лет, а я даже и половины этого пути не одолел. У меня и голос ещё не полностью сломался.

Итак, весной моего двенадцатого года жизни ветролёт, созданный и управляемый мною, взлетел с пальцеобразной верхушки серо-жёлтой скалы метров полтораста высотой — одной из множества таких, формирующих весьма характерный облик южного побережья Золотого залива — и взял курс почти точно на север. Через простор залива и далее, к зальмарскому, а не гриннейскому берегу. На борту, помимо одной прекрасной пассажирки, присутствовало приблизительно тонны четыре всяческих ценных штук в стазисе, половину которых мы собирались не продать, а съесть лично. Впрочем, другая половина (рога, чешуя, кости, кожи, излишне ядовитые для сыроедения органы и пр. под.) должна была стать именно товаром и превратиться, в первую очередь, в артефакты для постоянного ношения.

А то позорище же натуральное: моя женщина — и ходит с одними лишь браслетами, которые, по уму, давно переросла!

Так не победим. Это не дело.

Да и я не отказался бы обзавестись вещичками посолидней. Как минимум миниморум, поменять венец Малой Концентрации на нечто без слова «малая». Хотя… посмотрим на цены. Что-то мне шепчет: рынок Катраша победнее мелирского. А вот ценности из Леса Чудес зальмарцы будут скупать подороже, просто в силу дополнительной удалённости. Увы и ах, но воспетых в фэнтези бездонных сумок или пространственных колец в мою новую жизнь не завезли, а потому вопросы логистики стоят особо остро. Невзирая даже на сравнительную простоту и доступность чар облегчения веса.

Скооперироваться, что ли, с гильдейцами и поработать магическим транспортным ветролётом? Я и лошадь, я и бык, я и пилот, я и пилотируемое средство доставки… посмотрим. С хорошими людьми и не очень людьми чего бы не скооперироваться?

А плохие пусть пеняют на себя.

…с высоты около полутора километров Катраш выглядел набором детских игрушек. Палочки, кубики, брусочки, колечки и конусы различного относительного размера в разнообразных сочетаниях; очень много белого либо побелённого, потому что, конечно, магией можно в том числе кондиционировать воздух в доме, но магия в нужном количестве доступна не всем — и даже когда доступна, снизить её траты не кажется глупым решением. Много зелени, также вносящей свой вклад в затенение домов (иные из них заросли плющом и прочими вьющимися побегами до самых коньков крыш). Местами яркие пятна иных оттенков: красные черепичные кровли, синие лужицы бассейнов в богатых кварталах, солнечно-жёлтый песок арен и тренировочных площадок, стеклянный блеск парников, галерей и куполов, словно облитых эмалью изразцов, пёстрая суета рынков…

В целом издали-и-сверху Катраш напоминал краба-отшельника с большой, но покалеченной правой клешнёй. Между скальной стеной «клешни» и «панцирем» располагалась бухта, не слишком-то плотно набитая разноразмерными чёрточками судов, яхт и лодок. Почти точно посреди «клешни» торчал высокий тонкий чёрный шпиль портовой диспетчерской, откуда дежурные менталисты командовали манёврами всяческих плавсредств по принципу «высоко сижу, далеко гляжу, а уж тебя, да-да, именно тебя, на синем ялике, прям отлично вижу; а ну быстро принял влево, пока отходящий каботажник тебя по пирсу не размазал!» (уж с такого мизерного расстояния дежурные могли достучаться до кого угодно).

Однако я направил ветролёт не к порту — там нам до срока делать нечего. На лету возвращая своему летательному средству манёвренную форму взамен более обтекаемой, которую я признал оптимальной для многочасовых перелётов путём ряда практических изменений «на лету», я начал снижение в сторону левой части крабова панциря — той самой, где бурлил и пенился один из самых крупных рынков Зальмара. Туда ежедневно тысячами, если не десятками тысяч прибывают люди, полулюди и даже порой нелюди; там наверняка найдётся местечко, где можно спокойно посадить ветролёт и не слишком сильно шокировать этим старожилов. Они и не такое на своём веку видывали. А я… ну, посижу, помедитирую.

Отдохну.

Не так-то легко управлять ветролётом много часов подряд, доложу я вам. Особенно учитывая, что летит он не сам, его моя мана движет. И дух мой в процессе натрудился изрядно: до этакого приятного и в то же время тревожного гула. Так что пусть по рынку, как мы и договорились, Лейта гуляет (почти) одна. Большая уже девочка, сама разберётся.

Но всё же тень я приделаю ей подлиннее и потемнее, чем кажется со стороны, да… и без клипсы-переговорника не оставлю. Есть уверенность: лишним не станет ни то, ни другое.

— Ух! Только позырь, какая краля!

— Где?

— Да вон, в изумрудном плащике.

— И чего в ней тако… о. Ого-го-о!

— Понял, да? Хе-хе-хе!

— Откуда она такая?

— С юга, ясно дело. Вон какая бледная — прям луна среди звёзд…

— Надо Кхургу шепнуть.

— Ты что, зачем?

— Друг мой, ты глазаст, да не умён. Этакая красота — не нашего полёта пташка. Сами с нею никак не сладим, явно же из господ она.

— Как будто Кхург сладит…

— А то уже его забота.

— Господин мой, взгляните туда.

— Куда? Что там тако… о. О-о-о!

— Мне кажется, этот драгоценный цветок вполне достоин…

— Ни слова более! Пятый и Восьмой — за мной, а ты мухой метнись домой, вызови всех, кто может держать оружие.

— Господин мой, но…

— Старик, ты не представляешь, какая это редкость — встретить деву Ассур вдали от Гриннея и этих их надоедливых вассалов! Если я не, хе-хе, приглашу её в гости, моя жизнь окажется напрасной!