Шрифт:
— Судя по донесению городового Ракитина, — начал рассказ Минаков, — это всё же самоубийство чиновника путей сообщения, Генриха Карловича Рашке. Посторонние не были замечены, убитого заметила кухарка, Зоя Ивановна Маклакова. Ну а Пётр Иванович доложил, телефонировал лично из квартиры, что соседи слышали лишь один выстрел. Пистолет марки «браунинг» найден, лежал на ковре. Но, Ракитин полицейский опытный, ничего не трогал и никуда не лез,
— Да, кстати, Случилось всё на Солянке, так что и от больницы недалеко…
Стабров призадумался. Покойный далековато от места службы квартировал. И от площади трёх вокзалов, от Курского вокзала, станции Сортировочной. Если только?
— Это отлично, — согласился полицейский чиновник, — но если я всё понимаю, он не работал на железной дороге непосредственно. Связан со страхованием на транспорте.
— Вот видите, Александр Владимирович. Всё ведь одно к одному, — добавил Никулин, — гибель финансиста… Звучит, как начало романа…
ГЛАВА 3 Несчастливая квартира
Их служебное авто двигалось по дороге очень неторопливо. Еремей иногда всё же гудел, когда другие участники движения начинали приближаться излишне близко к их автомомобилю. Да, на Бульварном Кольце передвигаться было непросто. Но уже на Чистых прудах его взгляд привлекло строящееся здание. Вернее, забор.
— Александр Владимирович, что возводят? — не скрыл своё любопытство Стабров.
— Да кто его знает… — был дан многозначительный ответ.
— Так это к двухсотлетию Бородинской битвы Московская Дума ассигновала средства на строительство «Бородинской панорамы» художнику Рубо. Должны непременно успеть к визиту государя в сентябре 1912 года, — подробно изложил Никулин, — но это только площадка. Ещё проект не утвердили, ведь ожидается присутствие высочайших особ!
Ну, впереди были ещё целых два года с лишним, так что Сергей Петрович не сомневался в успехе архитекторов и рабочих. Выглядело всё пока весьма импозантно.
От Петровки до доходного дома, где квартировал погибший, добрались за полчаса. Двуподъездный дом, с швейцаром, стоявшим у дверей. Владелец, как видно, не жадничал, и нанял представительного мужчину. Крепкого, с бакенбардами а-ля Александр Второй, но невысокого. Ливрея смотрелась на нём весьма неплохо и впечатляюще.
— Добрый день, — поздоровался первым Сергей Петрович, — сыскная полиция Москвы, полицейский чиновник Стабров, а это со мной. Куда проследовать?
— Антон Иванович Дьяченко, швейцар, к услугам вашим. Так в доме всего шестнадцать квартир, ваш благородие. Дом принадлежит купцу Игнату Кузьмичу Цыркину, управляющим у нас Прокоп Фомич Частиков. А дом новый, четырёхэтажный, хороший, не извольте беспокоиться. И канализация, и водопровод, но отопление печное, по старинке, не обессудьте…
— Спасибо, Антон Иванович…
Но речь словоохотливого швейцара продолжалась, без всякой заминки и пауз. Этакий новый русский Боян попался… Надо было только успевать слушать.
— Квартира покойного на третьем этаже, за нумером тринадцать. И точно несчастливая квартира, так и есть…
— Да отчего-же? Черти, простите, через чёрный ход проникают? — удивился Стабров.
— Так ранее здесь проживали-с Петрушевский Захар Петрович, весьма важный господин. Служил тоже в Министерстве Путей сообщения. И вот, представляете себе, погиб. Трагическая случайность- чистил револьвер, и вот… Очень любил этот господин сигары, засмотрелся, произошёл выстрел. Не заметил, что в стволе остался патрон. А с оружием-то шутки плохи..Вот ведь судьба… И Генрих Карлович застрелился, и в этой же квартире. Теперь, не иначе, только господа модернисты- анархисты станут здесь квартировать… А с ними столько трудностей…
И швейцар совершенно поник головой, так ещё и тяжело вздохнул, словно и вправду переживал за своего нанимателя. Лицо служителя вытянулось, даже бакенбарды заострились. Он ещё раз вздохнул, и отёр лоб батистовым платком. Стабров не выказал видимого удивления, хотя этот предмет туалета был весьма недёшев, тем более для обычного швейцара. Помнилось ему, в гардемаринах подобные вещи были не по карману, только маменька баловала своего единственного сына, и посылала дорогие и значимые гостинцы.
«Не по средствам живёте, дорогой Антон Иванович! — говорил про себя полицейский чиновник, — ну а если так, попробуем?»
И Сергей Петрович с деловитым видом извлёк из кармана своей кожаной куртки папиросы «Стамбульския», неспешно поднял крышку, взял себе одну, закурил. Иногда посматривал за швейцаром, и решился.
— Угощайтесь, любезный Антон Иванович, — и протянул открытую коробку собеседнику.
Тот неожиданно достал коробку папирос «Герцеговина Флор», и взяв папиросу Стаброва, аккуратно уложил её в свою.