— Александр Веймерг, — улыбнулась Клер, зная, что это имя произведет на мать впечатление.

— Хорошо, — сдалась Елена Витальевна, — это даже еще лучше. Патов должен понимать, что ты не можешь изменить то, что уже записано в твоем блокноте, — она кокетливо улыбнулась, — Это даже еще интереснее. Идем, я представлю тебя ему. Ты поговори с ним, только поскромнее, а когда зазвучит музыка, улизни с другим…

— Он нравится Ольге, — перебила мать Клер, — я не хочу…

— Но Ольга ему не нравится. Я ничего с этим не могу поделать, но она вообще мало кому нравится. Особенно рядом с тобой. Но ты должна сделать все, чтобы он пригласил нас к себе на обед. Ты знаешь, что он дает обеды по субботам? Нет? Так вот, там у него бывают даже члены царской семьи, да и вообще все, кто хоть чего-нибудь стоит. Ты же не хочешь всю жизнь бывать только в таких дырах, как у Саниных…

Раньше никогда Елена Витальевна не считала, что дом Саниных – дыра, отметила Клер, и почитала за честь получить приглашение к ним на бал, но теперь, видно, воображение ее уже рисовало ей сладкие картины счастья. Ей виделось, что она завсегдатайка обедов Патова, и представлялись искаженные завистью лица подруг. Клер же решила, что ноги ее не будет в доме этого человека, и с таким решением она позволила матери увести себя в другую часть залы, где майор Патов стоял у стены, ожидая их. Там же была Мария Никитична Санина, явно специально задержавшая начало первого танца, чтобы Клер была представлена ему как можно скорее. Она развлекала высокого гостя беседой, и Клер подумала, что нет ничего противнее этих торгов невестами, особенно когда тебя вот так ведут на демонстрацию возможному покупателю. Ей стало противно, особенно от того, что ее помолвку с Кузьмой Антоновичем в случае предложения майора Патова никто не посчитает серьезным препятствием. Единственное, на что ей оставалось надеяться, так это на то, что Патов не намерен пока жениться.

Майор улыбнулся, обнажив сверкающие белые зубы. Он был темноволос, но глаза его сияли сапфирами в обрамлении черных ресниц. Их представили по всем правилам, и Клер сделала глубокий реверанс, а он поклонился. Обычный лавеслас, подумала Клер, одновременно понимая, что внешность его произвела на нее впечатление скорее приятное.

— К сожалению, у моей дочери не осталось свободных танцев, но, я думаю, для вас она сумеет выделить несколько минут, — очаровательно улыбнулась Елена Витальевна, а Клер снова за ее спиной заметила Эрнеста Ланина, и снова совесть кольнула ее. Она просто так обидела молодого человека, и у нее не было даже танца с ним. Кажется, он никуда не записался.

Клер вынула блокнотик, якобы чтобы проверить, нет ли у нее свободного места, а на самом деле для того, что бы выяснить, записала ли она Ланина. Было и так ясно, что нет, но она, понимая, что теперь обречена на весь вечер развлекать Патова, проверила еще раз.

Когда ей было шестнадцать лет, она по глупости обидела одного такого влюбленного, после чего он застрелился прямо у нее в гостиной. Тот случай многому научил Клер, и, навсегда запомнив, до чего доводит людей страсть, она старалась делать все от нее зависящее, чтобы подобного не повторилось. А тут этот Ланин, как на зло, и ничего с ним поделать невозможно. Потенциальный самоубийца, видела Клер. Но понимала это только она, и матери ничего доказать было невозможно. Елена Витальевна сильно гордилась тем, что из-за красоты ее дочери человек покончил с собой, да еще таким романтическим образом. Просто она не видела, как его мозги стекают по зеркалу, думала Клер, а ей, Клер, он до сих пор являлся в кошмарных снах. И никакой Ланин не будет аргументом для мадам Элен, если ради него ее прекрасная дочь посмеет хоть на шаг отойти от такого жениха, как майор Патов.

Мария Никитична, видя, что все прошло просто великолепно, и что Клер майору понравилась, махнула музыкантам. Заиграла музыка, к Клер подошел ее первый партнер, как индюк надутый от гордости. Она оглянулась последний раз на Эрнеста Ланина, кивнула Патову и встала в круг.

Как Клер и предполагала, Патов не дал ей больше ни шагу ступить без него. Мария Никитична что-то перетасовала, и за обедом они оказались рядом. Ланин же сидел где-то далеко, и Клер так и не нашла его среди гостей. И потом его тоже не было, так что, скорее всего, он сбежал с бала, где его так плохо приняли.

Клер вспомнила, что познакомили их месяца два назад на вечере у Лепишиных, и с тех пор его белая шевелюра постоянно попадалась ее на глаза. Он оказывался в тех же салонах, где появлялась она, прогуливался в парке недалеко от ее дома, и даже, кажется, присылал ей какие-то цветы. Диагноз был неутешителен, и этот молодой человек никак не лез у нее из головы, в то время, как она отвечала на любезности майора Патова. Его звали Андрей Сергеевич, он был остроумен и предупредителен, и, если бы мысли Клер не вертелись постоянно вокруг Ланина, она на следующий день могла бы сказать, что хорошо провела время.

На следующий день Клер могла только сказать, что ужасно устала. Кузьма Антонович все еще не выходил, и она думала, не сходить ли навестить его, но не могла себя заставить выбраться из дома. К тому же приехали две ее кузины, Ирина и Алевтина Самсоновы, от чего весь дом встал на уши. Клер пряталась у себя в комнатах и никого не принимала, ссылаясь на головную боль, что было истинной правдой. Вернее, голова у нее не болела, но могла бы заболеть, если бы ее заставили развлекать ее двух милых кузин.

Ирине было восемнадцать, и она была очень мила, а Алевтине, или Элле, как ее было принято звать, – двадцать три, и шансы ее на замужество ровнялись нулю. Трудно было бы придумать более несимпатичную девушку. Элла была очень высока и очень худа, ее редкие волосы имели тусклый рыжий оттенок, а руки лицо и грудь покрывали крупные веснушки. Элла давно смирилась со своим положением, и оставила все попытки подцепить кого-нибудь. Одевалась она скромно и с большим вкусом, умея даже скрыть частично свои недостатки, но с лицом ничего поделать было нельзя – на нем навечно застыло выражение серой мыши. Детское прозвище Норушка, идеально подходило ей.