Шрифт:
Пока Человек говорил, молоденькие певцы подплыли к самому берегу и стали хорошо различимы. Это была большая компания рачков-подростков, скорее даже юношей и девушек, стоявших на пороге взрослой жизни.
Председатель КОАППа любил общаться с молодежью, в данном же случае общение с нею могло к тому же скрасить томительное ожидание, ибо в эти ответственнейшие минуты, когда коапповская вывеска обретала зримые формы, заниматься чем-либо иным он был решительно не в состоянии.
Приблизившись к самой кромке воды, Кашалот обратился к рачкам, стараясь придать своему голосу как можно более жизнерадостное звучание:
— Здравствуйте, ребята!
— Здравствуйте! — хором откликнулись они.
— Давайте знакомиться: мое имя…
— Кашалот! — выпалила бойкая девчурка, по всей видимости заводила компании. — Вас в океане все знают. А меня зовут Баля, его Жолик, — она указала на симпатичного паренька, исполнявшего при ней, судя по всему, роль верного рыцаря. — А вот этого, — в голосе ее явно прозвучала нотка презрения, — Клей.
— Персональный приветик! — вякнул развязным тоном рачок, названный последним.
— Помолчи, хоть здесь, в КОАППе, нас не позорь, — тихо, но с угрозой произнесла Баля.
— А то живо схлопочешь, — предупредил Жолик.
— Из какого вы класса, ребятки? — спросил Удильщик.
— Из класса ракообразных, отряд усоногих рачков! — четко доложила Баля, словно рапортуя на пионерской линейке. — Жолик, спой им нашу песенку… если вы хотите, конечно, — поспешно добавила она, обращаясь к коапповцам.
Как и следовало ожидать, захотели все, а некоторые даже крикнули «Просим!»
И Жолик спел:
И в тропиках, и в Арктике живут ракообразные, Ужасно интересные, весьма разнообразные. Мы всюду — на поверхности и там, где глубина, И как же нам обидно, что наши имена — Веслоногие, жаброногие, листоногие, Равноногие, разноногие, ротоногие И, конечно же, мы, усоногие, — Знают очень и очень немногие. Так пусть запомнят дети И даже старички. Что рядом на планете Живут на белом свете Такие симпатичные, Такие необычные. Такие усоногие рачки!— Вообще-то в отряде усоногих рачков несколько семейств, — пояснила Баля, когда стихли аплодисменты. — Наше семейство называется «балянусы» или, что то же самое, «морские желуди» — «балянус» на латыни и значит «желудь».
— Морских желудей я хорошо знаю, — обрадовался Кашалот, — я видел их много раз — подводные скалы сплошь покрыты их известковыми домиками.
— А почему же тогда эти подростки без домиков? — подозрительно осведомился Рак.
— «Почему, почему», — передразнила Сова. — А потому! Никому-то ты не веришь. Думаешь, ежели твои рачата сызмальства на тебя похожи, значит, у всех так? Ан нет!
Сову горячо поддержала Стрекоза: о правоте своей пернатой коллеги по КОАППу ей было известно по личному опыту. Ведь ее личинки и отдаленно не напоминают маму, даже обитают в другой, чуждой среде, чуждой для нее, но родной для Рака… Уж их-то, ее личинок, он, живущий по соседству, должен был бы знать? И о других его соседях напомнила Раку Стрекоза — о головастиках, также не похожих на взрослых, то есть на лягушек…
Она так его пристыдила, обрушила на его голову столько подобных примеров, что Рак — редкий случай! — пожалел о своей скептической реплике. А заключила Стрекоза свою тираду так:
— Что же удивительного, что и у морских желудей дети не похожи на родителей?
Эта невинная фраза вызвала бурный протест у Клея:
— Какие мы вам дети? — забубнил он обиженно. — Разве не видите усики?
Общий смех был ему ответом, а Гепард изрек нарочито серьезным тоном:
— Да-a, довод неотразимый, что и говорить. По этому признаку у многих животных даже новорожденные могут считать себя взрослыми — ведь они рождаются усатыми…
— Тоже могут сказать — дескать, мы и сами с усами, — вторила ему Сова, давясь от смеха.
— Так ведь вся штука в том, с какими усами! — не сдавался Клей.
— Ну что ты заладил, — не выдержала Баля, — разве только в усах дело?
— А в чем же? — полюбопытствовал Удильщик.