— Ну стоит ли заострять внимание…

— Стоит, стоит, — настаивала Мартышка, — хоть вы и дама, но здесь как раз тот случай, когда возраст нужно не скрывать, а наоборот — всячески рекламировать! И потом, интересно, как вы думаете обойти этот щекотливый момент в своих воспоминаниях о Дарвине? — и, наклонившись к самому уху Галочки, прошептала: — Я же обещала вам благодарных слушателей.

— Что-о?! — вскричал Кашалот. — Я не ослышался? Наша гостья встречалась с великим натуралистом Чарлзом Дарвиным?! Но ведь он…

— Он посетил наши Галапагосы в 1835 году, — подхватила Галочка, — во время своего знаменитого путешествия на корабле «Бигл». Но знаменитым оно стало потом, и сам Дарвин тоже, а тогда это был очень молодой человек — веселый, я бы даже сказала, озорной — без малейшей чопорности…

— Всё, — тихо сказала Мартышка, — теперь она села на своего любимого конька — что нам и требуется!

— А встретились мы так, — продолжила Черепаха. — В то прекрасное свежее утро я, совсем еще юная, по сегодняшним моим понятиям, Галапаго…

— Кто-кто? — переспросила Сова.

— Галапаго, — четко повторила гостья, — по-испански это слово значит «большая черепаха» — отсюда, кстати, и название наших островов: «Галапагосские», то есть «острова Больших Черепах».

— Отсюда же, надо полагать, и Галочка? — вставил Гепард.

— Естественно. Так вот, я, юная Галапаго, — мне не было еще и пятидесяти, — вместе со своими многочисленными соседями направлялась, как обычно, к источнику… Вы никогда не видели этого зрелища — слоновые черепахи, ползущие на водопой? О, на это стоит посмотреть! Десятки, а в былые времена тысячи громадных панцирей, методично движущихся вверх по склону по широкой ровной тропе, утоптанной бесчисленными поколениями наших предков… И вот я ползу, и вдруг замечаю боковым зрением, что меня нагоняет какой-то человек. Я на всякий случай быстро втягиваю в панцирь голову и ноги — неизвестно ведь, чего от него можно ждать… Но всё равно страшно.

— Да что он мог сделать вам, окруженной прочнейшей броней? — удивился Удильщик.

— Что угодно. Мог перевернуть на спину — а перевернуться обратно без посторонней помощи я уже не в состоянии. Мог позвать товарищей, чтобы сообща доставить меня на корабль и поместить в трюм — и тогда мне была бы уготована участь миллионов моих предшественниц, которых мореплаватели использовали в качестве живых консервов… Можно, конечно, утешаться мыслью, что благодаря нам, слоновым черепахам, в эпоху, когда еще не были изобретены консервы и холодильники, моряки могли отправляться в далёкие плавания без страха умереть голодной смертью, и, значит, во многих великих географических открытиях есть и наша лепта, но…

На этом месте Мартышка вынуждена была ее прервать и попросила не отвлекаться, напомнив:

— Вы остановились на том, что когда вас догнал незнакомец, вы быстро втянули в панцирь голову и ноги.

Галочка нисколько не обиделась и охотно вернулась к истории с Дарвиным:

— Панцирь, естественно, плюхнулся на землю. Молодой человек забрался на него и несколько раз постучал: тук-тук-тук. И так доверительно он стучал, столько в этом звуке ощущалось доброжелательности и участия, что я успокоилась, поднялась на ноги и поползла дальше. А незнакомец, проехав на моем щите несколько метров, спрыгнул, быстро пошел вперед и вскоре исчез с глаз. Каково же было мое изумление, когда много лет спустя в брошенной кем-то газете я увидела портрет выдающегося ученого Дарвина и узнала в нем того самого молодого незнакомца, которого когда-то прокатила на спине!

— И это всё? — спросил Удильщик.

— А тебе мало? — Сова укоризненно покачала головой. — Ну и привереда ты, Удильщик, — не приведи господь.

— Действительно, — поддержал Гепард, — у людей, бывает, иные кормятся всю жизнь и даже делают карьеру на значительно более скромных воспоминаниях — уж во всяком случае без катания исторической личности на собственной спине.

Мартышка высказала надежду, что на Галочкиных воспоминаниях карьеру сделает коапповское кафе, а значит, и все коапповцы. Никто не понимал, какая тут связь, куда она клонит и в чем состоит ее замысел, а Мартышка не торопилась его раскрывать — «чтоб не сглазить», пояснила она — и поинтересовалась, нет ли среди посетителей-хищников какого-нибудь особенно бестолкового и упрямого — из тех, кому никак не удается втолковать, что кафе «У Кашалота»…

— Чисто вегетарианское? — закончил за неё Кашалот. — Есть один такой, вон он сидит, — директор кафе указал на Белого Медведя и пожаловался: — Стрекозу довел до истерики, меня — до полуобморочного состояния…

— Как раз то, что нужно! — обрадовалась Мартышка. — На нём-то мы и проверим, сколько эффективна моя идея…

Затем она обратилась к Черепахе:

— Видите, Галочка, вон за тем столиком солидного мужчину в поношенной белой шубе? Это Белый Медведь, зверь очень общительный. Он давно уже мается в одиночестве и будет, безусловно, счастлив выслушать ваши воспоминания о встрече с Дарвиным.

— О, я с удовольствием их повторю! — и Галочка с неожиданным для ее комплекции проворством поползла к столику, за которым сидел Белый Медведь, все еще ожидавший, когда ему принесут рыбу.