Шрифт:
Лиля еще держится за мои плечи, но ногами уже твердо стоит на земле. Мои руки по обе стороны от ее тела. Она в западне, но совсем перестала бояться. Или я перестал внушать страх и ужас. Такой вот обратный Стокгольмский синдром.
И становится совсем непонятно, кто тут реальная жертва.
Глава 28
– Пошли обратно в дом, - шепчет она мне в плечо.
Я почти не слышу слов, только чувствую приятное тепло на коже, а смысл сказанного просто отпечатывается у меня в сознании. Кажется, ей даже не надо говорить, чтобы я ее понял. Потому что губы всегда лукавят и произносят что-то не то.
“Там Давид, зря мы его одного оставили”.
Разве это она хочет сказать?
О, нет.
Уверен, моя девочка говорила другое. Про надвигающуюся ночь, про стылый ветер, про то, как хорошо будет спать вместе в одной кровати, чтобы согреть друг друга. От холода физического и от того, другого… ледяной коркой сковавшего сердце.
Тянусь пальцами к ее щеке, но чувствую легкий толчок.
– Захар, ау! Ты здесь вообще?
– Вообще здесь, - смотрю на нее как пьяный. Это что вообще происходит, что меня так от одного поцелуя повело? В последний раз меня так в Мексики штырило. Ну так я тогда пил что нельзя и закусывал чем не следует, а здесь что? Или я просто воздухом надышался?
Лиля недовольно хмурится. Поджимает губы и произносит невыносимым учительским тоном:
– Не летай в облаках, пожалуйста. И пойдем в дом, если мы хотим вернуться до ночи, уже темнеет.
Улыбаюсь и хочу отдать ей честь, но сдерживаю себя. Командирша. Как есть командирша!
Шли молча. Рядом, но не касаясь друг друга. Я специально щемил бедную Лилию в сторону, чтобы ненароком тронуть ее, снова ощутить тепло кожи и то, как наливается напряжением все мои мышцы от этой близости. От запаха. От того, что нам нельзя.
Как в школе, ей Богу.
Только в отличие от бесконечно долгого одиннадцатого класса на выпускном мне все-таки перепало со Стариковой Катей, прямо в ресторане, в кабинке туалета. Но здесь, и все кричало об этом, и игра будет дольше и приз получится слаще.
“Не приз. Месть” - мысленно поправил себя и от осознания разницы между этими двумя словами заныли зубы.
Кто мстит, кому, за что - я полностью потерялся в этих вопросах и не понимал, что вообще происходит. Ясно только одно: я хочу эту женщину, что идет со мной рядом и ртутью растекается в стороны, лишь бы не кастать меня.
Себе хочу. Насовсем.
Нам навстречу с радостным лаем выбежала Герда, и вслед за ней с крыльца бросился Давид.
Не такой счастливый, скорее взволнованный, возбужденный.
– Мама, ты не ругала дядю Захара? Он не хотел, правда! Это я попросил его научить меня стрелять.
– Господи, да зачем тебе это?
– пальцы Лили перебирают черные, как ночь, волосы сына. Она ласково обняла мальчишку за тонкие костлявые плечи, и этот безобидный жест заставляет меня изнывать от ревности.
И пусть Давид ее сын, все равно не хочу, чтобы она так трогала кого-то кроме меня.
– Надо, мам. Ты не понимаешь, и может даже не поймешь, а мне правда надо! Чтобы Лешка завидовал, чтобы мальчишки стали принимать, чтобы стать наконец своим в компании, понимаешь?
И малой так посмотрел Лиле в глаза, что рука, державшая его за плечо, дрогнула. Я видел это, тонкие пальцы сжались всего на секунду, на короткий, почти незаметный миг и… расслабились. Лиля выпрямила ладонь, выпуская детскую куртку из рук, а со стороны как будто птенца из гнезда.
Желтый нелепый цыпленок Давид пискнул и радостно подбежал ко мне:
– Разрешила! Она разрешила! Дядя Захар, давай снова стрелять?
– Не разрешила, а согласилась предводительствовать над безобразием. Не могу остановить, значит буду возглавлять. Так что, дядя Захар, меня тоже учи. Пригодится!
И дальше был обычный вечер, который в фильмах и книгах принято называть “семейным”. И по хер, что от всего этого хотелось кашлять и почему-то щипало глаза. От ее прикосновений. От смеха мальчишки. От лая Герды. От чувства переполняющего меня счастьем.
У меня не было семьи. Исмаилов отнял.
И он же дал мне снова испытать это давно забытое чувство.
Вот оно, клокочет в груди и разливается чем-то теплым в остальной требухе.
– Все хорошо?
– Лиля поправила темную прядь за ухо и улыбнулась.
– Все отлично, - скалюсь как дебил ей в ответ.
И это правда было так. А месть… Ну что ж, видимо не все на нее способны. И некоторые могут вполне по библейски простить врага своего. Тем более, что прощать мне было некого, потому что через пару часов после этого, когда мы вернули домой, мне на почту пришло короткое письмо.