– На вашей практике не было?

Титов молчит. Было. Значит не так уж и сложно.

– Я был вчера на его похоронах. Там собрались все родственники, коллеги и даже кое-кто из бывших покровителей. Последние уж точно пришли убедится в том, что в гробу был именно тот человек, который им когда стал костью поперек горла.

– Это имеет какое-то значение?

– Я верю в то, что вчера похоронили именно Тиграна. Не вижу никаких поводов сомневаться в этой информации. Лилия, ты понимаешь что это значит?

Я кивнула. Я понимала, правда, но… сделала глубокий вдох, чтобы не слишком ошалеть от этой информации и возможностей.

– Я понимаю, - отвечаю уже Титову.
– Спасибо, Максим. Это очень важная новость.

Кладу трубку и еще минут десять пребываю в состоянии прострации и шока. Ощущения странные и непонятные. Как с этим справиться понятия не имею.

Захар и Давид так и застают меня, сидящую за столом, с наклоненной вбок головой и смотрящей в одну точку.

– Лиля, все хорошо?

Горин участлив и обеспокоен. А я не знаю, что ответить, поэтому просто поднимаюсь на ноги и обнимаю его. Крепко, отчаянно. Я все еще боюсь, что это может быть неправдой, но если правда… значит мы свободны?

Сегодня я испекла пирог. Ничего особенного и помпезного, многослойного или кремового - простой пирог с грушами. Они не просто выглядели аппетитно на прилавке одного из ларьков местного рынка, но и оказались по-настоящему сахарными, сладкими словно мед. А ведь уже не сезон.

После ноябрьских праздников на улице сильно похолодало, но солнце светило по-прежнему ярко. Трава уже пожелтела и листья опали, но они так приятно шуршали под ногами.

Жизнь оказалась чуть ярче, чуть проще, чуть насыщеннее, когда с твоих плеч исчезает целая глыба. Хотя она еще не совсем исчезла - нет. Мне все еще было сложно поверить в том, что Тиграна больше нет. Но так же у меня не было причин не доверять Максиму Титову. Он сам позвонил и рассказал об этом.

Прошла неделя и эта мысль как-то очень быстро, просто до смешного легко улеглась у меня в голове.

Поэтому я решила, что приготовить пирог даже после того, как мы с Давой уже поужинали и я помыла посуду - неплохая идея. Правда мой мальчик уснул, так и не дождавшись десерта. Хорошо, что в своей комнате.

Я заглянула к нему, чтобы напомнить про то, что завтра вместо окружающего мира у них поставят сдвоенную математику, но он уже посапывал с телефоном в руках. Играл и уснул после тренировки. Хорошо, что он уже был в пижаме.

Закрыв дверь в нашу комнату я вернулась на кухню, где встретила Захара.

В руках у него были цветы.

– Привет, - он улыбнулся. Неловко. Несмело. Странно.

Но я не могла заострять на этом внимание и думать о том, что именно это значит. Лучше было просто спросить.

– Привет.

– Вкусно пахнет.

Я кивнула. И покраснела, как школьница, получившая комплимент от самого красивого мальчика в школе. Кожа покрылась мелкими мурашками, сердце застучало чуть громче, а про себя думала только: “Дышать, нужно дышать. Ничего особенного не происходит”.

Горин на несколько минут скрылся на втором этаже, чтобы переодеться после леса. В душе зашумела вода. Я тоже открыла кран и набрала воду в банку. У мужчины не было вазы, ради бога!

Букет декоративных ромашек, пышный, ничем не пахнущий, но такой по-летнему уютный и солнечный. Коротенькие белые лепестки-лучики и желтые как солнышки сердцевинки - никогда не думала, что мне нравятся ромашки, но… нравятся же.

За этими мыслями и бесконтрольным порханием пальцем над бутонами я не расслышала, как Захар оказался за моей спиной. Он положил руки на плечи, спустил чуть ниже, а потом уперся подбородком мне в макушку.

– Давай поужинаем?

Я коротко кивнула, хотя уже ела. Порцию приготовила только для Горина, но он быстро сообразил почему.

Мы разговаривали. Это было до странного правильно и легко. Он про то, как помог одному из местных дотащить сломанный мотоблок в мастерскую, потому что тот не смог починить технику самостоятельно, а потом про выслеживание кабанов в лесу.

Я про школу и учеников, про уроки и груши. В какой-то момент когда ужин был закончен, посуда вымыта, а разговор сошел на нет, я обнаружила себя сидящей в объятьях Горина напротив телевизора с включенным фильмом.