Изумительные вещи все-таки сделали французы. Посреди сжигающей армию и страну катастрофы они применяли новейшие средства, документировали работу, при этом трогательно извиняясь за отсутствие лабораторных исследований. А в декабре сорокового, видимо, в неоккупированной зоне, издали бесценный опыт - буквально завтрашний день науки.

– Итак, товарищи, вот мы разобрали материал по французскому легкому хирургическому отряду. У нас ничего похожего нет, что-то вроде автохирургического, но у них такие отряды штатные. Про численность и средства, извините, ничего не скажу. Судя по всему, одна-две, может, три хирургические бригады. За четыре дня, с 11 по 15 мая, они прооперировали сто восемь раненых, доставленных вполне удовлетворительно, за три - десять часов, очень мало шоковых, ампутаций четырнадцать, шесть из них из-за жгута. Какие мы можем сделать выводы? Как положено, начинаем с младших по званию. Младший сержант Саенко, что увидели?

– Мало раненых, - Вера подняла голову от тетради и встала, как в школе отвечая урок.
– Двадцать пять в день. Мало шоковых, - она вздохнула, - это я уже наизусть знаю, плохой вынос. Пишут, ампутаций больше десяти процентов… У них что же, раненых выносить было вообще некому? И везли потом как попало?

– Скорее всего. Сто восемь - это не всего раненых, это прооперированных, но даже семьдесят раненых в сутки, это очень маленький поток. Похоже, они стояли на каком-то краю и получали меньшую часть работы, либо, действительно, когда выносили - то выносили неплохо, но, в основном, санитары в ротах не справлялись. Судя по жгутам, организации совсем никакой. Это и нам важный урок.

– Товарищ про… ой, виновата, товарищ военврач третьего ранга, я не поняла, как же они оперировали-то? Стерилизовали или нет?
– озадаченно спросила Раиса.

По тому, как сбилась она в звании, можно было считать, что мыслями товарищ Поливанова где-то в Москве, на курсах повышения квалификации того самого сорокового.

– Похоже, автор тут сам не уверен. По описанию, у них там много гнойных, как и должно было быть. По результатам - кипятили. Что за ходовые операции - понять сложно, и, судя по упомянутому “кесарскому сечению”, Сергей Сергеевич привлек к переводу с французского кого-то с первого курса. Да и отчет писали наспех. Так что может странное обнаружиться. Но если б не кипятили - было бы совсем плохо. Товарищ Астахов?

– Про первичные швы я под Ишунью накрепко усвоил. Но как им взбрело с землей-то зашивать? Франция, родина первичного шва, в голове не укладывается! Или совсем у союзников с кадрами беда?

– Они там очень четко пишут: к хирургии приставляли кого попало, скорее всего, даже не мобилизованных, а просто привлеченных гражданских врачей. Причем из мелких городков, хирургической практики у них - фурункулы вскрывать разве что. А про триумф первичного шва у них только глупый да ленивый не читал. Вот и применяют - в меру понимания. Да второпях, раненых много, каждому хочется помочь хоть чем. Как у нас было в Финляндии, только прибавим тяжелые отступления и отсутствие твердого медицинского руководства. Про первичный шов и его опасности французы еще до войны говорили. Видимо, не все услышали. Да и не все усовершенствования, предложенные французами, себя оправдывали…

Лампочка под потолком моргнула и погасла, на минуту погрузив аудиторию во тьму. Едва ли снаружи что-то случилось, скорее с генератором неполадки. И в темноте память сама собой услужливо напомнила, как показали себя французские операционные в блиндажах. Так хорошо придуманные - и рядом с передовой, и защищенные от артиллерийского огня!

… блиндаж сработали старательно. Но бестолково. Низкие потолки, скверная вентиляция. Раненых еще нет, эфир не открывали, а дышать уже тяжело.

Когда пол ударил по ногам, а керосинка моргнула, зауряд-врач Огнев немного выпал из реальности. Вернул его возмущенный окрик старшего хирурга передового пункта:

– И какой идиот это придумал?! Как он предполагает тут оперировать?
– в висящей в воздухе плотной взвеси пыли гневно взблеснуло его пенсне.

– Французы, господин коллежский асессор!
– ответил, кашляя, кто-то из хирургической бригады.

… господин коллежский асессор, конечно, был интеллигентным и культурным человеком, но его характеристики французов и предлагаемого для сих изобретателей маршрута не постыдился бы ни армейский полковник, ни одесский биндюжник…

– Свертываемся, господа. До конца боев здесь не то, что оперировать - трупы вскрывать не годится. В следующий раз распорядитесь хотя бы влажными простынями все завесить и влажный брезент постелить на пол. Но что-то мне в этой французской идее кажется противоестественным. Не с того конца подходят.

Свет снова зажегся, тусклая лампочка в сорок свечей после темноты показалась яркой как прожектор.

– Опять генератор шалит! А скажите, тот француз, что под стол сиганул - он как раз отсюда?

– Именно так. Товарищ Зинченко?

– Семененко я, товарищ военврач третьего ранга.

– Спрашивайте, товарищ Семененко.

– А даженан, который они везде поминают, он какой группы препарат?

Астахов аж подскочил. Оба студента были его ответственностью и его персональной головной болью. Командование посчитало, что травматолог с довоенным неплохим опытом, это как раз тот человек, который нужен, чтобы хоть чему-то их научить. Невозможно же всю работу взваливать на старшего врача бригады. Но вышло не гладко. Астахов большую часть практики учился сам, а не учил других. Роль наставника давалась ему с трудом: требовать, как с себя, он умел, а вот объяснять так, чтобы быстро поняли и усвоили… Да еще у молодого поколения стремление к активной помощи не вполне уравновешивалось знаниями и опытом. За непродолжительным временем службы трудно было сказать, что два товарища успели усвоить из хирургии, но вот словарный запас с таким командиром оба пополнили изрядно.