– Тогда два бокала. Вы мороженое любите?

Мороженое Раиса любила. Кто же его не любит? Просто пробовать его в таких местах не приходилось. Да что там, бывать-то не приходилось!

Первые пару минут она не знала, куда глаза девать. Женщинам, которых сюда обычно приглашают, она в подметки не годится. На такую глянь - как платье сшито, какие туфли, сразу понятно, как минимум в тресте муж работает, или еще какой начальник! Раиса в сбитых стареньких туфлях, в ситцевом сарафане и с бусами из крашеных ракушек, словом видно, что не ровня. Однако, ну их в самом-то деле!

Минутная неловкость быстро прошла. Бывают на свете люди, рядом с которыми исключительно легко. Редко, но бывают. Кажется, что Алексей Петрович насквозь ее сейчас видит, понимает, отчего Раиса смущается. Понимает и аккуратно молчит. И удивительно - молчать с ним так же легко как и говорить.

Наверное, все дело в глазах! Казалось бы, не может быть у мужчины за сорок, да еще военного, таких молодых темно-голубых глаз. Строгих и одновременно очень теплых. До сих пор была уверена, что не бывает. Ан нет… не все ты, Раиса, в людях понимаешь. Хоть почти тридцать лет на свете живешь и даже замужем побывать успела. Не все!

В салат Раиса ткнула наугад, но то ли повезло, то ли ресторан был действительно лучшим в Балаклаве - салат удался!. Порция рыбы на тарелке от обычной столовской как две, а то и три, и белая мякоть буквально тает во рту.

Вино она пробовала осторожно. Не то, чтобы раньше не приходилось - у подружек на именинах могли выставить домашнее. Но здесь… Непривычно, неловко. А вдруг крепкое? Нет, ничего подобного! Не крепкое, голову не кружит и пьется легко, почти как сок. Только теплее стало. И даже сбитые за день ноги ныть перестали.

– Знаете, я до сих пор вспоминаю Москву, - Раиса решилась продолжить разговор.
– Не только, когда пересматриваю конспекты. На работе надо мной посмеивались девчата, с кем ты, Рая, воевать собралась, когда я им рассказала, о чем лекции были. А я город помню! И Москва-реку. Думала, нет места красивее. Пока сюда не приехала.

– Москва по-своему красива. Вообще - каждый город красив по-своему, помните, мы тогда говорили с вами о том, что у городов, как и у людей, свои лица. И подобно людям, кому-то они нравятся, а кому-то не очень. Я знаю тех, кто не мыслит жизни вне Ленинграда, и тех, кому в Ленинграде неуютно. Я в нем был несколько раз, а понял только однажды ночью. Была лекция, потом обсуждали, целый диспут устроили, засиделись… в общем, часа в три ночи нам намекнули, что сторож тоже человек и спать хочет, а мы посторонние. И вот шли мы перед рассветом по городу, и он вдруг передо мной открылся. Не близкий мне город, но красивый… даже не знаю, как что! Он чем-то похож на гравюру петровских времен. Но живую. И в летних сумерках, которые там всю ночь, он становится гравюрой, а не акварелью, как все остальные города. Кажется, сейчас встретишь патруль в бело-зеленых преображенских мундирах, офицер отсалютует протазаном и пойдет дальше...Такая вот она, столица советской хирургии!

В Ленинграде Раиса никогда не была и не знала, доведется ли. Подумала, что с удовольствием показала бы собеседнику Брянск. Да только зачем ему туда приезжать? По службе разве что. А над Десной в зелени парка тоже красиво, хотя и не так как здесь. Там привычно, по-домашнему, но очень хорошо.

– А я о декабристах подумала, когда вы говорили про Ленинград. В нашем драмкружке ставили “Русских женщин”, и я играла Трубецкую, а директор наш - тобольского губернатора, который не пускает ее ехать в Нерчинск. По книгам и кино мне Ленинград представляется городом очень строгим, как часовой на посту. Там зарождались революции, там начиналась вся наша история. И Медный всадник там. А вам он совсем другим увиделся. Надо обязательно будет однажды туда поехать. А то тридцать лет на свете живу - а почти не знаю, где я живу. Так могла бы дальше Брянска и носа не высунуть!

Раиса рассказывала, сама понемногу увлекаясь. Человек, который умеет так видеть, поймет. Если бы Раису послали на работу куда-нибудь за тысячу километров от Брянска, она бы сейчас не раздумывая согласилась.

– Я люблю землю в холодных рассветах,

в ночных огнях,

все места, в которых я еще никогда не

жил.

Если б мне оторвало ноги,

я бы на костылях,

все равно,

обошел бы все, что решил.

– негромко, но с чувством прочитал Алексей Петрович.

Раиса смотрела на него с удивлением и восторгом:

– Вы тоже стихи любите? А чье это?

– Симонов, про Баин-Цаганское сражение.

Майор, который командовал танковыми

частями

в сраженье у плоскогорья Баин-Цаган,

сейчас в Москве,

на Тверской,

с женщиной и друзьями

сидит за стеклянным столиком

и пьет коньяк и нарзан.

– Примерно как мы сейчас. Хотя он прошел через такое, что мы и близко представить себе не можем.

– Халхин-Гол… Так вот это про что. А ведь я читала Симонова, только это мне не попадалось.

– Еще не издали. Мне посчастливилось в Москве послушать.

– Самого Симонова?

– Да. Думаю, скоро издадут. Оставьте адрес, куплю - пришлю, а то пока-то до Брянска дойдет...

– Обязательно. Надеюсь, успеют, пока лето. Начнется осень, простуды - будет не до книг. Осенью и зимой я мало читаю. Вы говорите, “не можем себе представить.” Кажется, человеку гражданскому, вообще сложно понять, что такое война. А тот, кто видел, никогда об этом не расскажет всего. Мой брат прошел Финскую, вернулся с орденом Красной звезды. Но со мной он никогда о войне не говорил. Разве что какие-то забавные случаи рассказывал, вроде баек на охоте, которые он и так любит. Он в лесничестве работает и живет на кордоне.