Вышла с оружием - это хорошо. В характеристике у вас - просто поэма в прозе. “Предана делу партии”, “с риском для жизни завела в засаду вражеский патруль”, - на этом месте Раиса горько усмехнулась, - “самоотверженно ухаживала за ранеными” и все такое. Это прекрасно. Но.

Вышла из всей своей части одна - это плохо.

Без документов - очень плохо. Данилов не личные документы имел в виду. Их стоит уничтожать только при непосредственной угрозе плена. Но кто бы тогда объяснил...

Еще и без петлиц - совсем плохо

Вся информация об имени, звании, части - “с ее слов”. Да еще и “номер дивизии назвать не смогла”. А вот это вообще хуже некуда.

По уму, надо бы в Брянск запрос послать, но пока он дойдет, да пока вернется... Вот и стал особист мозговать.

На шпионку-вредительницу-диверсантку не похожа. Но что-то не так. Значит, пишем в дело “требует особой бдительности”.

В сумке морфий был? Нет? Значит, сумка была не фельдшерская, а санитарная. Отличается не только наполнением, но и на вид. Гимнастерка - рядового и младшего комсостава. Фельдшер - комначсостав уже средний. Значит, думает особист, санитарка, на почве нервных страданий пожелавшая повышения в звании. Бывает. Он что-нибудь говорил, что, мол, органы бдят и от них не скроешься, или что на первый раз пожалел?

– Говорил как будто, - Раиса задумалась.
– По правде сказать, я его не очень слушала. Рассказываю, что да как, а чую, что сейчас не выдержу - или разревусь, или усну. Шла - не боялась, стреляла - не боялась. А как вышла к своим, тут и сомлела. Первые дни сама не своя была. Закрою глаза - опять тот лес, холод. И опять мы наших хороним. А там всех можно было спасти, понимаете, всех, дойди мы вовремя… “Срочная эвакуация” в карточке…

– Да. Хоронить раненых, которых можно было спасти - наверное, самое страшное, что врач может увидеть на войне. Страшнее - только искалеченные дети. И даже то, что враги за каждую бомбу, за каждый снаряд ответят - никого не оживит и оторванную конечность не вернет. Все, что мы можем делать - это заставлять нашу боль делать нас не слабее, а сильнее. Немного патетично звучит, но уж как есть, мне кажется… О чем бишь мы? Ах, да, о вечном. Почему вы теперь старший сержант, а не военфельдшер - я понял. Завтра поедем в Севастополь, нынешнюю команду сдавать - она обучение прошла. Из новых пока один человек, - Алексей Петрович подмигнул ей, - остальные завтра, скорее всего, к вечеру прибудут - я вам хоть город покажу. Обещал, в конце концов. И направлю запрос в Брянск. Только, боюсь, не телеграфом, а почтой, хорошо, если через две недели ответ будет. Вот сейчас его и составим, чтобы не завтра в последнюю минуту. Как видите, вся наша канцелярия тоже на мне.

Он разложил планшет прямо на коленях, разгладил лист бумаги… и тут Раиса впервые заметила нечто непонятное. Пальцы товарища профессора жили как будто своей жизнью, подрагивали, словно отбивали какой-то неслышимый рваный ритм. Такой тремор у здорового, непьющего человека ей видеть еще не приходилось.

– От чего это?
– неуверенно спросила она, опасаясь либо нарушить устав, либо ляпнуть какую-то бестактность.

– Пальцы? Остатки контузии. В самом начале приложило, в общем, дешево отделался.

– Контузия… Что она вообще такое?

– Удар взрывной волной. Чаще всего, по всему телу сразу. И по центральной нервной системе тоже - это, фактически, единственный способ ее всерьез повредить, не убив при этом человека. Может развиться любое поражение - слепота, глухота, немота, выпадение памяти, паралич. Какой отдел мозга пострадает, то и выпадет. Можно разучиться читать или писать. Или, наоборот, текст понимать, а сказанное - слышать, но не понимать. Я в эту лотерею вытянул тремор.

– О...обратимый?
– бухнула Раиса и чуть руками себе рот не зажала.

– Как правило, - Огнев был внешне спокоен, но лицо стало жестким, - Во всяком случае, в первые дни было гораздо хуже. Динамика положительная. Прогноз - с осторожностью благополучный.

“Он о себе, как о пациенте, говорит. Учись, товарищ старший сержант, выдержке”, - сказала себе Раиса.

– Вот, пока восстанавливаюсь - веду двухнедельные курсы для санитарок.

– А я-то понять не могла… Такого человека - и в нештатную команду…

– Не страшно. Куда веселее, чем в госпитале при команде выздоравливающих. А учить-то я и умею, и люблю.

Глава 10 Севастополь. 14 сентября 1941 года

В Севастополь выехали рано утром. Свежеобученный личный состав устроился в кузове грузовика. Не будь на девчатах формы, они бы показались Раисе просто школьным классом. Молодые, бойкие, веселые. Необстрелянные. Как ни близко подошла к Крыму война, они ее по-настоящему не знают. Ни одна, пока ехали, даже не взглянула на небо. Только Раиса нет-нет, да косилась с тревогой на тающие рассветные облака. Для них чистое небо — пока еще просто хорошая погода. Шумели, смеялись, взвизгивали, когда машину подбрасывало на ухабах. Пели хором. Будто не боевое подразделение едет в Севастополь, а пионерский отряд на экскурсию. Пели все мирное, веселое, лишь бы громко.

Большая страна, родная страна!

От моря до моря легла ты!

Особенно одна была хороша, самая звонкая. Рослая, крепкая, подстрижена совсем под мальчишку, лихой русый чуб на ветру как вымпел вьется. Но на сколько-то хватит ее задора?

Прибыли к знакомому зданию, где только вчера беседовала Раиса с хмурым и на все на свете сердитым завканцелярией. Оказалось, что новый состав учебного отряда без номера действительно прибудет только к вечеру.

– К вечеру, так к вечеру! Значит, день, товарищ Поливанова, у нас с вами как я и думал, почти свободен, - рассудил Алексей Петрович.
– Что же, значит отправляем запрос в Брянск и пойдемте, покажу вам город. Жаль, что так вам придется его повидать, но — все же.