Неприятная правда, с которой столкнулась Тома, но это ее выбор. И выбор ее отца. А обсуждать похождения Савранского со своей девятилетней дочерью я считаю недостойным.

– Ладно, с папой я поговорю. Узнаю, его планы на этот счет. А ты пока расскажи, что ела перед тем, как тебе стало плохо и кто из класса уже заболел.

– В классе никто, а ела я салат.

– Какой?

Я удивилась. Тома обычно не признавала свежие овощи, могла схомячить огурцы или морковку, но стоило тем же огурцам попасть в салат, она теряла к ним интерес.

– Не знаю, у Жени они без названий.

– Ну что там было?

– Что-то вкусное, копченое, с майонезом. Она туда еще сухарики добавила, вообще хорошо вышло.

– Вы давно его готовили?

– Мам… - Тома посмотрела на меня как взрослая, - Евгения никогда ничего не готовит. Только это секрет. Она заказывает еду в пластиковых коробочках, а потом перекладывает по кастрюлькам.

– И Евгения тоже ела этот салат?

– Нет, конечно. Она такое не ест. И папу не кормит. Они держат фигуру, так что пускай он тут полежит, отдохнет, каши поест нормальной.

– Конечно, милая, конечно.

Внутри я закипала как чайник на плите. Это было уже чересчур. Савранский мог спать с кем хочет. Он мог говорить что хочет. Он даже имел право не давать мне развод, если ему так приблажило, но пока Тома живет с ним в одной квартире, он обязан обеспечить ей уход, досуг и питание!

Сам пусть жрет свой силос, но у ребенка на столе – первое, второе и… огурцы с морковкой! А не майонезный салат непонятно с каким сроком годности, учитывая что жирное мы никогда не ели и Томкин желудок мог не усвоить даже самое свежее магазинное блюдо.

Я была зла. Я была очень зла.

Руки чесались как перед хорошей дракой, а из ноздрей валил дым, как у быка на родео.

И именно в этот момент дверь палаты открылась, а на пороге появились мой муж и моя мама.

Глава 30

У мамы в руках знакомая с детства сумка холодильник, которую мы всегда брали с собой в отпуск. Если мне не изменяет память, в ней родительница перевозила контейнеры с котлетами, пюре и супом. Что ж, очень неприятно, что о ребенке позаботилась не я, зато можно быть спокойной – Тамару накормят свежей, домашней, полезной едой. И к стыду своему, этот пункт меня заботил гораздо меньше чем предстоящая разборка с мужем.

Тот, судя по стойке и выпученным глазам, тоже имел, что мне сказать.

– Явилась, - злобно просвистел Савранский, не обращая внимания на то, что в помещении мы не одни. Я почувствовала, как Тома сильнее сжала пальцы на моем локте и легко погладила дочь по руке, чтобы успокоить.

– Побудешь с бабушкой, малыш?

Она не успела ответить, как я встала с места. Взяла сумку, кивнула маме и направилась к выходу из палаты. Там, обернувшись на пороге, спросила у Кеши:

– Не хочешь поговорить?

– Разумеется.

– Тогда жду тебя в коридоре.

Закатывать скандал на глазах дочки – не в моих интересах. Мама тоже не самый подходящий зритель для таких театральных постановок. И по хорошему, положа руку на сердце, мне вообще не хотелось больше выяснять отношения и искать, кто из нас двоих больше не прав. Не мое это все, устала.

Как устала и от вечных претензий от своего то ли бывшего, то ли хрен пойми какого мужа.

– И где мы с позволения спросить, шлялись? – ядовито прошипел он, с разбега взяв нужную скорость.

Я осмотрелась. Ближайшая лавка занята женщиной, укачивавшей годовалого ребенка. Вряд ли ее обрадует наше соседство.

Оттолкнувшись от стены, я прошла в другую сторону длинного как кишка коридора, стараясь аккуратно обходить спешащих куда-то врачей. Возле окна оставалось пустое пространство, здесь все либо работали, либо болели, так что никто не залипал на снег и улицу перед отделением. Я поставила сумку на широкий подоконник и сама облокотилась на него.

Устала. Господи, как я устала!

– Почему ты вчера не ответила на телефонные звонки?

Савранский оказался у меня за спиной. Обернувшись, я увидела его изможденное лицо. Что ж, эта ночь и на нем отпечатала свой след. Родительство, милый, это не всегда забирать ребенка из школы и клеить грамоты на стену в коридоре. Иногда оно бывает вот таким…

– Извини, я выключила звук телефона.

– Ты никогда раньше так не делала, - в голосе не было прежних обвинительных нот. Он звучал пустым и равнодушным.

– Я просто хотела выспаться, отдохнуть.