– Куда? – возмутилась Томина. – Нам в долину надо, в Оахаку! А не на Эверест.

Саша рассмеялся. И вдруг совсем близко полыхнула молния.

– Да, ты права. Это даже не зарницы, а настоящая гроза.

– Нам только дождя еще не хватало для полноты ощущений, – фыркнула девушка.

Дождь, однако, пощадил их. Молнии уже вовсю просвечивали сквозь завесу горных круч, как будто гроза играла с ними в прятки или поддавки. Но громовые раскаты гасились горными массивами, скатываясь сразу вниз по склону прямо в пропасть. А тем временем они приближались к вершине и, казалось, становились удобной мишенью для разыгравшегося электричества, не имея возможности укрыться. Новый всполох. Машина как-то заюлила, неестественно дернулась. Марина отчаянно выкрутила руль, ударила по тормозам. «Додж» застыл на границе между дорожным полотном и небытием.

– Висим над обрывом? – на удивление спокойно полюбопытствовал Александр.

– Угу! – промычала девушка.

– Что это было?

– Устала Маринка, – заявила она и тут же начала выруливать обратно на дорогу, но Беловежский вдруг накрыл ее руку на переключателе скоростей своей и решительно сказал:

– Все. Дальше поеду я. Помнишь, si Tomina, no maneje? [96] В общем, отдыхай.

Уже некоторое время их упорно сопровождал какой-то автомобиль, догнавший и безуспешно пытавшийся их обойти на этой завязанной узлом трассе.

– Светит мне во все зеркала, – ворчал Беловежский.

Он постарался максимально придвинуться к краю бездны, и «преследователь» исхитрился наконец обогнать их. Саша ожидал, что он наберет скорость и вскоре скроется из виду. Но не тут-то было. Он так и остался болтаться перед ними, и теперь, очевидно, они раздражали его светом фар. На сложных участках пути собрат по ночной езде методично включал аварийку, призывая к осторожности. Его сигналы оказывались очень своевременными. В одном месте целая полоса была съедена обвалом: полотно здесь просто обрушилось и прервалось, унеся немалый кусок асфальта в провал, как после землетрясения в фильмах-катастрофах. И если бы им не сигнализировали об опасности, они бы наверняка нырнули в зияющую пропасть. Иногда казалось, что собрат даже специально притормаживал, чтобы ненароком не оторваться от них, не уйти на большое расстояние вперед, словно он поставил себе целью вести заблудших овец, по неопытности очутившихся на этой суровой трассе. И они окрестили его ангелом-хранителем.

Внезапно узкая дорога, разродившись несколькими полосами, превратилась в широкий проспект, и ночные путешественники осознали, что въехали в Оахаку. «Ангел-хранитель» на мгновение поравнялся с ними на соседней полосе, будто прощаясь с ними и напутствуя: «Ну, тут уж вы сами, ребятки». Как же им хотелось крикнуть ему слова благодарности! Но он тут же свернул на соседнюю улочку и был таков. Он исчез так быстро, точно растворился, оставив сомнение в реальности своего существования. Обсуждая позже его помощь, ни Саша, ни Марина не смогли отчетливо вспомнить ни цвета, ни марки автомобиля.

Они двинулись дальше, унося благодарность в своих сердцах. Около двух часов ночи, после почти семи часов пути, они ввалились в вестибюль знакомого хостела «Паулина».

Луис Альберто Буеналус отрешенно прервал разговор, не дослушав сбивчивый рассказ Педро. Он только понял, что тот провалил задание. Он успел услышать, как мальчишка извлек сверток с васихой и вся международная делегация торжественно его куда-то понесла. Этого Луису Альберто было достаточно. Теперь он знал, что сосуд в руках официальных археологов. Его сакральный сосуд! Он отложил телефон и погрузился в размышления. Он не мог смириться и не пускал отчаяние в свое сердце. Он культивировал злость: она была бы продуктивнее. Он все еще пытался найти способ добыть сосуд. Выкрасть?

Этот последний познавательный день их поездки тоже получился насыщенным. Беловежский задумал показать Марине текистепекский мост. Несмотря на то что сооружение несколько утратило свою прелесть после посещения зоны майя, мост оставался для Александра детищем. Саша с затаенной гордостью провел экскурсию по миштекским письменам. Уже в самой Коиштлауаке они завершили свою многонедельную поездку по Мексике посещением изумительного монастыря XVI века Сан-Хуан-Баутиста-де-Коиштлауака.

Приближалась минута расставания. Прощание с дорогими людьми всегда воспринимается как утрата. Но прощание с людьми, словно бы обретенными заново, двойная потеря. Так, два дня назад они в недрах Калакмуля простились с Рамиресом и «Пакалем», с друзьями, в которых поверили буквально за несколько часов до расставания. Жаль расставаться и с милейшим Гарсией и с новым знакомым Андресом Серрано. Танеева и Быстрова они подбросили до Эскарсеги, откуда те на автобусе отправятся в Канкун, и пожелали им счастливого пути.

Теперь наступало расставание двух людей, уже однажды потерявших друг друга и только-только вкусивших радость нового обретения в ином качестве. Томина, несмотря на спустившиеся сумерки, полагала, что по квоте она к ночи успешно доберется до столицы.

– Тогда поезжай прямо сейчас, – велел Беловежский. – А я до базы археологов дойду пешком.

– Нет, я доброшу тебя, это недолго, – возразила Марина.

Она понимала, что прощаются они надолго. Саша еще остается в экспедиции. Да и есть ли у их отношений будущее? Александр тоже это осознавал и стремился не оттягивать этот момент потери, а проститься немедленно: он просто гнал ее от себя. Он соврал, что по пути навестит одного приятеля, который и отвезет его потом до Каса де Роман. И Марина сдалась. Они как-то неуклюже, даже небрежно простились. Так прощаются, расставаясь на пару часов. Марина ринулась в машину, словно торопилась быстрее покинуть это место утраты, и уехала, а Александр бодро зашагал по улице и вскоре выбрался на проселочную дорогу.