Внезапно тишину и умиротворение ясного солнечного утра разорвал донесшийся из зарослей, где-то совсем близко, леденящий душу звук – ужасающий рык какого-то страшного зверя. Он надрывался в своей агрессивной злобе и приближался. Его перекрывал громкий отрывистый собачий лай, словно свора собак шла по следу этого монстра. И снова этот раскатистый рев. Он длился долго и переходил в устрашающий вой, как будто огромные псы все же настигли его и ранили.

– Господи! – Марина побелела. – Что это? Да оно приближается! Саша! Бежим! Скорее! Оно же сейчас выскочит…

Она схватила Беловежского за руку и пыталась тянуть его в сторону акрополя. И опять этот выворачивающий душу наизнанку рык. Саша почувствовал, что Маринина хватка ослабла. Ее парализовал страх. Белая как полотно, она начала оседать, вот-вот рухнет оземь.

– Марина, Мариночка, ну, что ты? – Саша обнял ее за плечи, прижал к груди, держал крепко, гладил по темным блестящим волосам и успокаивающе шептал: – Ну, что ты, глупенькая! Крысы и тарантула не побоялась, а обезьян-ревунов так сильно испугалась.

Обхватив ее за талию, он осторожно повел ее к ближайшему небольшому строению, усадил на ступеньки, сел рядом и, обняв, положил ее голову себе на плечо.

– Это же обезьяны-ревуны, совершенно безобидные создания, – продолжал уговаривать он. – Шуму много, а толку нет. Лазают себе по веткам в джунглях и орут что есть мочи.

Так, сжимая ее в объятиях, слегка целуя в макушку и ощущая тонкий, еле заметный запах ее духов, Саша вдруг осознал, насколько дорога ему эта девушка, случайно встретившаяся на его пути в этой далекой стране и неожиданно составившая ему компанию в таком непростом путешествии. Конечно, она давно пришла в себя и успокоилась. Саша с удовольствием отметил, что она не отстраняется и принимает его невольно выплеснувшуюся нежность. Вскоре он сам положил конец этому эпизоду, протянул ей воду и участливо спросил:

– Ты нормально?

Она кивнула и слегка, с благодарностью сжала его руку, прошептав «спасибо».

Беловежский поднялся и помог ей встать.

– Не знаю, что на меня нашло. Вообще-то я не трусиха вроде, – оправдывалась Томина.

– Вообще-то обезьяны-ревуны не для слабонервных, если уж на то пошло. Я и сам услышал их впервые и в первую минуту тоже обомлел. Но просто я про них знал. Осведомлен – значит вооружен.

Марина засмеялась. Напряжение спало. Они вскарабкались на акрополь, заглянули во все маленькие храмики и пробрались к джунглям, поглотившим вершину пирамиды. Здесь обнаружились пожранные джунглями нераскопанные сооружения. Получалось, что до верхушки пирамиды еще копать и копать. Высоченные деревья тяжелой, цепкой поступью, вгрызаясь в ступени корнями, по-хозяйски шествовали вверх по древней лестнице.

– Ого! – изумилась Марина. – Сколько тут еще копать. Как ты думаешь, будут дальше раскапывать?

– Наверно, когда-нибудь и будут. Однако главная достопримечательность этого города уже открыта для осмотра.

– Фрески?

– Откуда ты знаешь?

– Я умею читать, – пошутила Марина. – Расскажи мне про это городище.

Беловежский на секунду задумался и заговорил:

– О Бонампаке мне известно не очень много. Находится на реке Лаканха, притоке великой Усумасинты.

– Усумасинта, где Йашчилан? Куда сегодня поедем?

– Именно. Его расцвет приходится на VII–VIII века, когда он стал одним из самых мощных городов царства Шукальнах. Это самый разгар позднеклассического периода истории майя.

– Почему называется Бонампак?

– На юкатекском это означает «расписанные стены». Так окрестили этот памятник, когда обнаружили фрески.

– Когда же?

– Эти руины были давно известны майя-лакандонам. В 40-е годы прошлого века они показали это место одному американскому режиссеру, Джайлсу Хили, вероятно искавшему подходящую площадку для съемок. Он-то и обнаружил, что в одном из строений сохранилась настенная роспись. Начались тщательное изучение фресок, их осмысление и реставрация.

– И где же фрески? – нетерпеливо поинтересовалась Марина.

– Думаю, в том длинном здании под тентом в правой части акрополя, – предположил Александр.

– Здесь так любовно все объекты укрыты тентами, – восхитилась девушка.

– Поэтому все стелы и памятники такие белоснежные. Видимо, их недавно чистили.

Беловежский погрузился в размышления. Его внимание привлекла одна из стел, о которых он только что рассуждал. Но, рассматривая и фотографируя ее, он поймал себя на том, что думает он о Марине. Изменилось ли что-нибудь в их взаимоотношениях, а точнее, в ее отношении к нему после истории с обезьянами-ревунами? Томина тоже какое-то время молчала: то ли переваривала информацию, то ли впитывала окружающую экзотику, то ли… Из задумчивости их вывел очередной оглушительный рев. Они многозначительно переглянулись. Саша подбадривающе кивнул, Марина смущенно опустила глаза.

Они приближались к строению под тентом, верх которого по всей длине был отделан штуковым фризом.

– Очевидно, фрески здесь. – Александр нарушил молчание. – Кстати, до открытия этих росписей еще оставалась вера в то, что майя – миролюбивая, высокодуховная цивилизация астрономов, философов, поэтов, музыкантов, никогда не участвовавшая в войнах, разве что по необходимости.

– А это не так?

– Сейчас увидишь. Впрочем, ты уже побывала в Тонине и видела, что от количества пленников зависит величие правителя, видела, как с ними обращались, и знаешь, что принесение их в жертву обеспечивало благосклонность богов и возвышало города-государства.