Катана, этот нож для рыбы, превосходно справляется с человеческой плотью, если не изображать из себя рубщика. Короткие секущие удары, большая часть которых нацелена в сонную артерию и яремную вену, ставят быстрый и решительный конец жизни людей, охотившихся на редкое животное. Автоматчики мне не нужны, вполне хватит бойцов. Тем более, что воздействовать на них я могу в куда более широком спектре.

Да и трое — тоже много, решаю я, уже убрав меч в ножны, а вместо него взяв автомат. Одиночный выстрел на диво хорош, успевший тщательно прицелиться я попадаю одному из бойцов в ухо, выбивая мозги. Оставшиеся двое наконец замечают, что творится нечто неладное…

То есть меня.

— Господа, отвалите от собаки! — требую я громким голосом, — Собака, отвали от господ!

Нет, ну тибетец же сражается?

Сражался. Его свое же повышенное сияние немало так ошеломило, так что бывший пациент меня послушался, отскочив на пару метров от своих противников. А затем, увидев меня (как они видят сквозь всю эту шерсть?), раззявить пасть. Слушает? Хорошо.

— Собака, иди отсюда, ты мне ни к чему. Люди, не двигайтесь, или я буду стрелять.

Меня почему-то никто не послушал. Пёс кинулся на своих обидчиков, а те кинулись на меня, вспыхнув еще сильнее своей активированной защитой. Зверь, благодаря своей массе, тут же отстал, а я, понимая, что не зацеплю двух опытных бойцов одной очередью, полоснул очередью одного из охотников по ногам, а затем, бросив оружие, еще успел с размаху всадить ногой по ребрам добежавшего до меня человека. Глаза того удивленно выпучились, когда он, взлетая в воздух, понял, что имеет дело не с простым человеком.

— Фу!! — рявкнул я, но опоздал. Челюсти огромной собаки уже сомкнулись на голове подстреленного мной человека, с хрустом разгрызая кость и мозг.

Дальше началось такое, что я, даже возникни у меня настолько странное желание, не смог бы предвидеть. Рыжий мастифф, выражая полнейшее непонимание к моим интересам, принялся охотиться за последним оставшимся в живых человеком, полностью игнорируя мои призывы остановиться. Человек удирал очень бойко, но лишь первые полсекунды, пока я не выстрелил ему из пистолета в ногу, а вот затем он начал ухрамывать, а вновь засветившийся оранжевым пёс догонять с вполне определенными целями.

Этого я допустить не мог, поэтому, догнав и свалив пинком раненного, принялся действовать, обернувшись лицом ко псу.

— Хватит! — рявкнул я, включая «жажду смерти» на полную, но пока не концентрируя эту силу на собаке, — Мне нужно его допросить! Потом делай с ним что хочешь!

Светящийся оранжевым светом пёс пригнул голову, грозно зарычав, а затем с силой мотнул головой в отрицательном жесте.

…неужели?

— Ты что, не хочешь именно этого? — решил подтвердить догадку вслух я, — Чтобы я узнал то, что знает он?

…замедленный кивок.

— Тогда у нас проблемы, пёс. Я тебе ничего не должен, чтобы идти на встречу в таком вопросе. Ты же мне должен уже две жизни.

Оскал. Грозный рык. Шаг вперед. Один, но очень-очень показательный, с пригнутой перед атакой головой, что характерно для псовых.

— Это ты зря… — цежу я, сбрасывая со спины рюкзак.

Драться с тем, кого лечил, кого вгонял в кому и выводил из неё, мне было никакой нужды. Лишь обмануть, показав, что я собираюсь устроить с неблагодарной собакой настоящий бой, а затем, уклонившись от в меру ловкого маха лапой, впечатать совершенно невпечатляющий удар под ту же лапу. Удар, после которого огромная гора меха падает как подкошенная, моментально засыпая.

Разобравшись с чересчур много о себе думавшей собакой, разворачиваюсь к человеку, который, вместо того чтобы удирать сломя голову, завороженно пялится на то, что у него перед глазами.

— А вот теперь мы поговорим…

///

— Машина сломалась! — слегка дрогнувшим голосом объявил Харуо Кирью членам своей семьи, уныло слоняющимся по полю неподалеку от их заглохшего транспорта.

Уныло, потому что Чили всем надоела еще в первые два дня. Горы, немного леса, горы, горы. Ах да, еще горы. И серпантины дорог, так похожие на родную Японию. Но горы там ниже, да. А тут они очень высокие и везде.

И машина сломалась.

— Ками-сама! — тут же ужаснулась Ацуко, — Дорогой, что нам делать?!

— Мы за последние три часа ни одной машины не встретили… — пробурчал Такао, держа в руках уже целую кучу разной ерунды, набранной по округе его сестрой, — … до вашего Буэнос-Айреса еще далеко?

— Да, — решительно кивнул Харуо, — Очень! Но что делать, я знаю. Мы пойдем пешком.

— Что-ооо?! — Ацуко и Эна заорали на один голос, — И далеко?!!!

— Сейчас посмотрю… — Харуо зарылся носом в карту, — Километрах, кажется, в тридцати, есть деревня. Нам вон туда!

— Ото-сан, ты серьезно?! — плачущим голосом проныла Эна, щеголяющая в коротеньких шортах и топике, — Мы пойдем по этой жаре тридцать километров?!

— Папе кажется, что это лучший вариант, — уверенно кивнул глава семьи, — Мы не можем ждать здесь машину, надеясь, что она остановится и нас починят. Мы пойдем пешком в деревню, а оттуда вызовем эвакуатор или что-то вроде!

— Так идемте уже? — проворчал Такао, отпихиваясь от матери, которой приспичило то ли обниматься, то ли лезть на руки к физически крепкому сыну, — Это… всего лишь… на треть больше наших пробежек!