Из исследовательского интереса я прикоснулась пальцем к границе. По воздуху пробежала волна мерцающего решетчатого узора. В густых зарослях можжевельника немедленно ухнул фенфир. Если верить вбитой на колышке табличке, именно эта птица с петушиным гребнем на лысой голове обитала в загоне.

— Она точно бестиолог? — ворчливо спросил на рамейне смотритель, пока я выбирала из папки сделанный Яном рисунок невиданной птички.

Илайс выразительно кашлянул. Даже мне, стоящей к ним спиной, было очевидно, что он пытался тонко намекнуть соплеменнику придержать недовольство.

— В Родолессе мужчины закончились? — не унимался смотритель.

— Мужчины плохо говорят на рамейне, — оглянувшись через плечо, сухо прокомментировала я.

У седовласого дракона на мгновение вытянулся зрачок.

— Простите, вейрони[1], — вымолвил он, назвав меня замужней женщиной.

— Вайрити, — с трудом сдержав смешок, поправил Илайс и молча принял протянутые ему папку с термосом.

Между тем я вытащила из поясной сумки узкий маленький свисток. Он был беззвучен для людей, но не для двуликих бестий. Свист фактически приманивал и гипнотизировал нечисть, как дудочка крысолова из детской сказки приманивала крыс. Слегка дунула, надеясь выманить птицу из кустов. Пусть покажет алый гребень!

— Госпожа Егорьева, — со странными интонациями позвал меня Илайс.

Я оглянулась. Оба дракона стояли с такими ошарашенными физиономиями, словно их огрели по затылку пыльным мешком.

— Не дуди.

— Прости? — не поняла я.

— В дудку... — с натугой повторил он. — Не надо дудеть.

С недоумением я посмотрела на свисток, потом на драконов. Стало очевидно, что все двуликие бестии в радиусе десяти шагов, а не только лысые птицы, реагируют на магический зов.

— Вы его слышите? — оживилась я.

Илайс многозначительно кашлянул. Надо сказать, он умел этим покашливанием выразить весь спектр эмоций: от недоумения и неловкости до возмущения. Талант!

— Хорошо, обойдусь без ловчих артефактов, — сдалась я и сунула свисток обратно в поясную сумку.

— Сильно обяжешь, мой драгоценный друг, — отозвался Илайс.

Пока я сличала с рисунком вылезшее из кустов горделиво-лысое трио с воинственно торчащими алыми гребнями, смотритель пробормотал:

— Страшная женщина.

— Угу, — согласился Илайс.

— И по-нашему говорит.

Еще эта женщина их прекрасно слышала, но решила на своем примере продемонстрировать, как надо красиво молчать.

Через час смотритель под благовидным предлогом сбежал. Назначенному владыкой дежурному проводнику деваться было некуда. Он с честью нес бремя охранника, носильщика и невольного помощника. С самым смиренным видом дожидался, когда из чащи появятся бестии, спокойно следил за тем, как я делаю пометки на полях у набросков.

К тому времени, как мы добрались до загона с бельведерами, что в переводе на родолесский означало «пересмешники», заметно распогодилось. Сквозь высокие кроны деревьев струился солнечный свет. Думала, что на земле будет рисоваться сетчатая тень от купола, но лучи свободно проходили сквозь магический колпак.

Черные обезьянки размером чуть больше кисти руки густо облепили ветку дерева и таращили разноцветные круглые глазенки. Один голубой, почти белесый, второй — темный, как спелая вишня. Подзывать бестий не пришлось. Один пересмешник спрыгнул и без страха подошел к границе.

— Найди набросок пересмешника.

Не оглядываясь, я протянула раскрытую ладонь Илайсу. Он молча вложил мне в руку рисунок.

— Какой ты мелкий, — пробормотала я, присаживаясь на корточки.

— Мелкий! — передразнил пересмешник.

Понятно, он не говорил, просто копировал звуки, но в книгах писали, что эти бестии таким образом усыпляли бдительность и приманивали добычу. Стоило выпрямиться и сделать пару шагов, как вся стая, не сводя с меня глаз, словно единый организм, сдвинулась на ветках. Я вернулась обратно, кровожадные обезьянки синхронно переместились.

— Сегодня ты любимая еда, — прозвучал за спиной низкий ироничный голос.

Я обернулась и с удивлением обнаружила Эсхарда, стоящего с моей папкой в руках.

— Кейрим Нордвей, — протянула я. — Давно вы сменили своего помощника?

— Три вольера назад, — признался он.

Другими словами, владыка почти час работал невольным помощником, а я увлеклась и не заметила.

— Когда я обругала Илайса, это был ты?

— В какой именно раз? — насмешливо уточнил он.

— Примите мои извинения, — предложила я и забрала у него папку.

— Я принимаю ваши неискренние, немногословные извинения, госпожа Егорьева, — продолжал насмехаться Эсхард.