— Рисунки отличные, — уверила я.

— Нет, если ты действительно считаешь, что надо переделать…

— Господин Лунецкий! — перебила я. — Рисунки удались!

— Ох! — Он уткнулся лбом в недоделанный набросок, лежащий на столе, и промычал: — Какое облегчение. В последний раз я так нервничал, когда поступал в художественное училище.

Ян резко поднял растрепанную голову. На лбу отпечатался угольный след от рисунка.

— Что тебе особенно в них понравилось?

— Давайте продолжим работу, господин Лунецкий! — энергично призвала я и даже гостеприимно взмахнула рукой. Удивительно, как Ян не поперхнулся. — Кто много работает…

— Тот мало спит, — жалобно продолжил он.

— Тот добивается результатов, — одарив его многозначительным взглядом, поправила я.

— Но спать-то от этого не начинает больше, — простонал Ян, потерев двумя пальцами веки. — Можно подремать хоть на пару часиков? Я просто прилягу здесь, на диванчике.

Мы договорились, что он придет после обеда. Художник немедленно поднялся с кресла, выбрался из-за стола и припустил к выходу.

— Январин, — позвала я, остановив уход где-то полпути к закрытым двустворчатым дверям.

Художник оглянулся с такой печалью в лице, словно его собирались приговорить к рисованию без перерывов на сон и еду.

— Убери за собой, — сдержанно попросила я, указав на оставленный бардак.

Когда вернулась из глубины библиотеки со стопкой новых трактатов о двуликих бестиях, обитающих на самых южных островах, на столе царил относительный порядок. С пола исчезли скомканные наброски, только парочка валялась возле дверей. Видимо, Ян не приметил в углу под столом артефакторную корзину, превращающую бумагу в тонкие полоски, запихал комки за пазуху и сбежал, пока его не лишили честно заслуженного отдыха.

Неделю я не вылезала из библиотеки. Приходила ранним утром, отправлялась спать в позднем часу. Ян рисовал удивительно реалистичные, хорошо проработанные иллюстрации. Любо-дорого посмотреть!

В один из вечеров появился Эсхард.

— Я не помешаю, — спокойным голосом утвердительно произнес он, выбрал книгу и устроился на диване.

За пару часов он ни разу не нарушил молчания, но я невольно чувствовала его присутствие. Да и владыка южных драконов был заметен в любом случае. Стоило мне встать из-за стола и подставить к полке библиотечный табурет, как Эсхард, отложив книгу, поднялся с дивана.

— Эту? — уточнил он, без особых усилий вытащил нужный фолиант.

Поблагодарив, я забрала книгу из его рук. Не произнеся больше ни слова, Эсхард вернулся диван, сложил ногу на ногу и продолжил чтение.

— Отвлекаю? — Он перевел на меня взгляд. — Буду тише.

Внезапно у меня появилось смехотворное чувство, что из нас двоих именно я отвлекаю владыку от важного дела. Мне хотелось обсудить интересные находки, но он действительно пришел в библиотеку почитать.

Эсхард приходил каждый вечер и час-полтора проводил за книгой. В конечном итоге я привыкла к его компании настолько, что начала вслух рассуждать о бестиях, словно стояла за преподавательской кафедрой. Однажды поспорила сама с собой. Сколько раз бранно ругалась, история умалчивает.

За день до отбытия на остров Вариби в ответ на недельный отчет пришло неприятное письмо от ректора Крована. С большим удовольствием на двух страницах он расписал, как сильно разочарован, что бестиарий Залесской академии еще не пополнился ни одним ценным экземпляром.

— Он не устал рисовать восклицательные знаки? — раздраженно выругалась я.

— Пригласи в Хайдес его сына и предложи без подготовки ловить бестий, — посоветовал низкий голос.

В общем-то, я уже воспринимала Эсхарда как часть дивана, и в него едва не влетело боевое заклятье. Со злосчастным письмом я стояла посреди кабинета, владыка привычно сидел с раскрытой книгой, а между нами, треща магическими разрядами, висел серебристый сгусток боевого заклятья. Белый неживой свет отражался в глазах дракона, делая их совершенно нечеловеческими, но сам он не только позы не сменил, даже бровью не повел.

— Простите, кейрим. — Сконфуженно кашлянув, я помахала в воздухе письмом и погасила магию. — Теплого ветра вашим крыльям.

— И ты их едва не подпалила, — невозмутимо заметил он.

— Не ожидала, что диван заговорит, — призналась я и уточнила: — Кстати, ты знаешь, что у ректора Крована есть сын?

— Нас знакомили, — ответил он тоном, не подразумевающим дальнейшие расспросы.

Перед самым отъездом, когда я проверяла исправность артефактов, в покои занесли подозрительно знакомый дорожный сундук с цветочными орнаментами на боках. Готова биться об заклад, я видела эту бандурину в чулане родительского дома!

— Варити, вам пришло из дома, — с радостной улыбкой объявила Иридия.

С мелко подрагивающим глазом я вытащила из кармашка на крышке запечатанную сургучом записку. «Зачем вопить? Достаточно написать, что нужна одежда», — с ворчанием ответила матушка на мое лаконичное письмо.

В сундуке лежали три платья, в которых, по всей видимости, раньше Лидия выходила в свет. На дне стояли банки с соленьями, обвернутые в кухонные полотенчики. Очередные патиссоны для владыки грозили новым витком обмена подарками.