Подданные не смели беспокоить кейрима, и мы без стеснения пользовались этой привилегией. Эсхард с легкостью подхватил меня на руки. Чувствуя себя отчаянно раскованной, я обхватила его ногами за пояс и прижалась к широкой груди. Разница в росте, казавшаяся значительной, теперь была стерта. Губы находились рядом, а между телами не осталось ни капли воздуха.

Поцелуй был горячим, влажным и настойчивым. Мы оба словно лишились рассудка, и оторваться друг от друга оказалось мучительно. Дрожащими пальцами я провела по скулам Эсхарда, погладила мягкую растительность на щеках. В этом мужчине мне нравилось все, даже борода.

— Доброе утро, Виталия, — хрипловатым голосом произнес он.

— И тебе доброе утро, Эсхард, — с улыбкой ответила я. — Тренировка закончена. Мы позавтракаем вместе?

— Не отказался бы…

Он мягко опустил меня на ноги и аккуратно застегнул пуговицу на моей рубашке, прикрыв расползшийся ворот.

— Но? — подняв брови, уточнила я.

— Некрасиво не встретить послов из Авиона.

— Не поспоришь, — со вздохом согласилась я.

Пришло время возвращаться в реальность и начинать новый день. По дороге к покоям выяснилось, что вчера Эсхард действительно притащил художника к себе. Ян едва волочил ноги, рыдал, что драконова аристократка не приняла его пылких чувств, и требовал совет, как жить дальше. Теперь он счастливо храпел на диване в башне владыки, не реагируя на осторожные попытки слуг вернуть его в бренный мир.

— Я приставлю к твоему художнику стража, — объявил Эсхард.

— Зачем? — не поняла я.

— Сегодня во дворец вернется Ярран Элори. Он крайне категоричен в отношении сестры. Мы же не хотим дипломатического скандала? — уточнил он.

— Под «мы» ты кого имеешь в виду? — хмыкнула я. — Лично мне хочется придушить художника. Скажи, это тоже повлечет скандал?

— Однозначно.

— Тогда оставим до Родолесса… — Тут я поняла, что именно ляпнула, и просто махнула рукой, заминая спорную тему: — Приставь охранника. От меня тоже посторожит.

В покоях моего возвращения дожидались служанки, пересмешник, приукрашенный тоненьким ошейником из мягкой кожи, и шкатулка с мазями в баночках из малахита, переданная дворцовым лекарем. Горничные от бестии были в восторге, называли мелкого «вейри»[1] и без особого пиетета чесали между прижатых к башке ушей.

— Вейри нравится наряжаться, — улыбнулась Иридия, заплетая мне волосы в сложную косу.

Пересмешник между тем яростно, но безрезультатно пытался стянуть ошейник.

— Вижу, — с иронией согласилась я.

С нелегкой жизнью домашнего питомца мелкий начал смиряться, получив за завтраком кусок ветчины. Он громко чавкал, от удовольствия светились уши. Судя по всему, в ветчину бельведер, обреченный называться Вейри, влюбился сразу и навсегда.

Внезапно в покои вломился еще один тяжело влюбленный. Заполошно дыша, взлохмаченный, помятый Ян прижался спиной к двери и просипел севшим голосом:

— Я спрячусь у тебя! За мной гоняется стража владыки!

И пересмешник с радостью повторил за ним слово «владыка». Два раза. Видимо, чтобы не забывали, что Эсхард существует и встречает посланников из Авиона.

— В каком смысле? — искренне удивилась я, не донеся до рта чашку с чаем.

— Хочет меня бросить в темницу! — пояснил Ян.

Широкими шагами он пересек комнату, схватил со стола графин с лимонной водой и большими глотками начал хлебать прямо из горла. Ян выудил двумя заметно дрожащими пальцами лимонный ломтик, обсосал и бросил обратно в воду. Пересмешник от наглости потенциального корма выронил из лап ветчину. Я просто уронила челюсть.

— Виталия, я должен признаться, что попал в крупные неприятности! — с серьезной миной объявил художник. — Сегодня я проснулся в покоях владыки.

— Да неужели? — Отставив чашку с чаем, я откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

— Понятия не имею, как там оказался. Проснулся, а комната незнакомая! Думал тихонечко уйти, но этот бугай поджидал! Он меня преследовал и что-то кричал. Я же по их, по-драконьи, толком не научился. Еле ноги унес!

— Другими словами, ты сбежал от собственного охранника, — заключила я.

Возникла долгая пауза. От напряженной работы мысли у Яна дернулся карий глаз.

— У меня теперь есть охранник?

— Личный, — согласилась я.

— Похоже, я забыл больше, чем мне кажется, — начал догадываться он, что вчера страдал всей творческой натурой. — Зачем мне охрана?

— Ну как же… — протянула я и взяла верхний лист из лежащей на столе пожеванной пачки вчерашних стихов. — Прекрасная Данри, улыбку сотри! Сердце не рви… Подожди, что-то не могу расшифровать, что дальше. Ах! На месте замри! Чудесная поэзия. Почерк, правда, отвратительный.