Бельгийский лимонад

Имя Геннадия Падерина давно знакомо любителям увлекательного, остросюжетного чтения. В новой книге известного сибирского писателя представлены ранее не публиковавшиеся повесть о буднях сибирских чекистов и несколько рассказов, в числе которых внимание читателей несомненно привлечет неожиданным ракурсом новелла «Как я пригласил в гости Его Превосходительство Президента Соединенных Штатов Америки». Вошел сюда и фронтовой цикл, вобравший личный боевой опыт автора. Он также пополнен новыми рассказами.

В старину существовало поверье: если написать на бумажках цифры 220 и 284, потом скормить одну бумажку юноше, а вторую — девушке, через некоторое время молодые люди начнут испытывать взаимное влечение и беспременно полюбят друг друга.

А какую цифру надлежит преподносить на завтрак Ее сиятельству Музе, дабы она — нет, не заикаюсь о любви! — пусть просто улыбалась бы иногда начинающему автору?

Уверен: такая цифра в природе существует. Однако мне лично открыть ее не посчастливилось. Поэтому, когда набрался смелости принести один из первых рассказов на суд известному сибирскому писателю Афанасию Лазаревичу Коптелову, он, ознакомившись с моим творением, спросил с добродушной лукавинкой:

— У тебя дома какое отопление?

— Паровое, — ответил я, недоумевая.

— Жаль, что не печное, — сказал писатель, — тут двадцать восемь страниц, значит-вот-да, можно бы использовать для растопки... Ну, а вот об этой страничке давай поговорим.

На странице, что держал в руках, были отчеркнуты карандашом два абзаца — как раз те, в которые мне во время работы над рассказом не удалось втиснуть ни одного красивого выражения, ни одной звонкой фразы.

— Здесь живинка теплится. Обещающая живинка, значит-вот-да. Так и нужно писать.

И стал расспрашивать, чем занимаюсь, какие планы на будущее. А в заключение посоветовал:

— Если перо не баловство, надо идти в газету. Лучшей школы не знаю.

Выходила тогда в Новосибирске газета «Железнодорожник Кузбасса», редактировал ее старый партийный работник и опытный газетчик Иван Николаевич Филиппов. Пришел к Филиппову, сообщил о своем категорическом желании пополнить ряды сибирских журналистов.

— А ты писал когда-нибудь для газеты?

— Еще бы, — отвечаю, — в институте ни одна стенная газета без моего участия не обходилась.

— Нет, я не про стенную, а про настоящую спрашиваю.

Чего не было — того не было, до настоящей руки не дошли.

А он дальше спрашивает: что есть за душой, что умею делать, чем могу быть газете полезен?

— Стихи могу сочинять. Вот, к примеру...

— Примера не надо. Стихи в газете — пирожное, а нам хлеба подавай: информацию, фельетон, очерк.

— Ну, что же, можно и хлеб. Надо попробовать. Не боги ведь, это самое...

— Не боги, верно. Можно попробовать. Только возьмем с испытательным стажем. На месяц. Не справишься — уволим. Согласен?

Он спрашивал, я думаю, в надежде, что благоразумие у меня возьмет верх. Ему ведь не было известно, как похвалил мои два абзаца Коптелов.

— Все на летучку! Гармошки с собой!

Никакой гармошки у меня не было, отправился налегке, прихватив на всякий случай чистый блокнот. Но и остальные сотрудники редакции, собравшиеся в кабинете Филиппова, тоже не имели при себе ни гармошек, ни баянов, каждый держал в руках лишь по толстой папке.

Я толкнул локтем Яшу Симонова:

— Где же гармошки?

Яша поглядел на меня с жалостливым выражением на лице: ах, серость!

Он был матерым газетным волком, Яша Симонов, у него за плечами, кроме блестяще пройденного испытательного стажа, насчитывалось уже целых два месяца профессиональной журналистской работы.

— Гармошкой у нас, газетчиков, называется вот это, — показал Яша папку со сдвоенным, наподобие меха, корешком; в папке хранились длинные полоски бумаги с оттиснутыми на них типографским шрифтом столбцами корреспонденций.