Как-то, собирая материал для одного из очерков, занес в блокнот факт, в котором, как мне казалось, проглядывала по-особому занятная черточка в характере героя будущего произведения. Однако потом, когда блокнотные записи начали перекочевывать на страницы рукописи, взяло сомнение: не дам ли публикацией факта пищу зубоскалам, какие всегда могут сыскаться подле любого из нас?

Человек этот жил в маленьком рабочем поселке. На снабжение здесь никогда не жаловались, только в доставке молочных продуктов не соблюдалось должной регулярности. А в семье — дети, приходилось держать корову. И вот эта самая корова (в годах уже порядочных была животина), путешествуя в поисках травки повкусней в окрестностях поселка, сломала каким-то образом ногу. Да так, что и не приживить. Ну, бывалые люди совет дают — дескать, прирезать коровенку, мясо на базар (оно в цене как раз), а на выручку купить другую.

Совет практичный, ничего не скажешь, однако не по душе пришелся моему герою: жалко Пеструшку! Но делать же что-то надо, и тогда он ампутирует корове сломанную ногу, заживляет культю и мастерит... протез. И учит Пеструшку ходить на нем. И добивается своего: корова привыкает к деревяшке, ходит в поле, пасется и дает молоко.

В поселке над хозяином Пеструшки посмеивались, называли чудаком. Посмеивались за глаза, конечно. Мне и подумалось: вставь я этот эпизод в очерк — вдруг да отдельные читатели воспримут публикацию как своего рода сигнал к открытому вышучиванию? Не будет ли с моей стороны это равносильно предательству?..

В 1957 году под Новокузнецком, на так называемой Антоновской площадке, началось сооружение гигантского предприятия — Западно-Сибирского металлургического завода. На стройку двинулась молодежь. Со всей страны. Энтузиасты, романтики, горячие головы — задор и сила! С такими горы передвигать, только покажи им цель, нарисуй перспективу. Стратегическую линию, так сказать, определили, чтобы не в потемках шли, не одну свою растворомешалку видели, не в один свой верстак носы уткнули.

Необходимость подобного стратегического осмысления предстоящей грандиозной работы лучше других понимал начальник строительства Николай Трифонович Казарцев. Однажды он собрал съехавшуюся на Антоновскую площадку молодежь и провел трехчасовую беседу, во время которой рассказал и о значении металла в жизни страны, и о реальных возможностях существующих заводов, и о надеждах, возлагаемых на будущий Запсиб, и, само собой, об особенностях его возведения. Об особенностях, о масштабах, объемах, выразив все это в кубах, тоннах, квадратных метрах.

Мне довелось в ту пору побывать на стройке, я собрал материал для очерка, включая и лекцию Казарцева, как назвал для себя состоявшуюся беседу с молодежью. Содержание этого важного разговора постарался воспроизвести в очерке со всей возможной точностью, но, будучи напуганным с первых литераторских шагов профессиональными напутствиями мэтров о противопоказанности художественному произведению «сухой цифири», о том, что на читателя якобы нагоняет тоску уже самый вид чисел — любых чисел (почему, видимо, в иных произведениях даже годы изображаются не цифрами, а словами), — будучи напуганным этим устоявшимся предубеждением, я удалил из лекции Казарцева все кубы, тонны, метры, заменив их художественными, как мне казалось, образами.

Казарцев у меня изъяснялся в стиле начинающего газетчика:

«— Чтобы подготовить к пуску только первую домну — вы слышите? — одну лишь первую домну, наши каменщики должны пропустить через свои руки полтора экватора кирпича.

— Что значит — полтора экватора? — не поняли ребята.

— Это у меня подсчет такой: если весь кирпич, что ляжет в первую домну, вытянуть в один ряд, в цепочку, кирпичная цепочка полтора раза обернется вокруг Земли».

А когда пошла речь о намечаемых земляных работах, он сообщил, что при сооружении фундаментов под основные цеха будет перекопано столько земли, что ее хватило бы на десять пирамид Хеопса.

Общую же стратегию стройки выразил следующим образом:

«— В наши дни каждая большая стройка опирается на трех китов. Первый кит — жилье, второй — промышленная база, третий — подъездные пути. Только после того, как будут загарпунены все три кита, можно приступить к строительству самого завода».

Вскоре после опубликования своего опуса я вновь приехал на Антоновскую площадку. И, как обычно, раньше всего заглянул в редакцию многотиражки. Редактором тогда работал Гарий Немченко — ныне известный писатель. Он хитро улыбнулся и пригласил:

— Ты же с дороги, айда в столовую, подкрепим силы!

И почему-то повел в столовую мимо барака, в котором размещался в то время клуб строителей. И не помню уж, под каким предлогом затащил в клуб. И, как бы между прочим, задержался возле стенной газеты.

То был совсем свежий номер: трехметровое полотнище ватмана, казалось, еще истекало акварельными красками, на которые здешний художник не посчитал нужным скупиться. Мое внимание сразу привлекла галерея дружеских шаржей. И открывал галерею... Николай Трифонович Казарцев. Художник изобразил его на палубе китобойного судна, что бороздило океан вдоль линии экватора — пунктира, составленного из кирпичей; Казарцев стоял у гарпунной пушки, целясь в желтевшую среди зелени океанских волн египетскую пирамиду...