– Чтобы вы потом не отказались от своих слов, – я просто пожала плечами.

– Но я не откажусь! – возразила она.

– Порядок есть порядок. Можно мне лист бумаги и ручку?

Мне тут же выдали лист почти формата А4, разве что квадратный и странную острую палочку. Я не стала уточнять, а просто почиркала палочкой по листу. Оказалось, что она вполне хорошо пишет черными чернилами. Все же менталитет у нас разный!

Я старательно записала все, что услышала от мадам Трильи. Затем протянула лист ей и велела прочитать запись. А когда она оторвалась от чтения, спросила:

– Здесь все верно написано? – получив утвердительный кивок, попросила:

– А теперь напишите «С моих слов записано верно. Мною прочитано», и поставьте подпись и дату.

– Надо же, как обновились методы работы в вашем управлении! – дама покачала головой, но все же сделала все, что я просила. А я-то знала, что это обычная практика всех правоохранительных органов Российской Федерации. И вот эти листы бумаги с записями играли почти всегда играли решающую роль в судебных заседаниях.

– А сейчас можете звать девочку!

Мадам позвонила в колокольчик. На пороге появилась женщина, встречавшая меня у входа. Которая через минуту привела юное создание лет десяти на вид. Голову воспитанницы украшали две тоненькие косички с белыми бантами, что придавало ей еще более детский вид.

В отличие от воспитательниц одета она была в серое платье без воротничка. А на платье у нее был повязан черный передник, как когда-то носили наши мамы и бабушки в школу. Девочка испуганно посмотрела на мадам и тут же вся съёжилась. А я поняла, что разговор нам с ней лучше вести наедине. По нашим законам допрашивать несовершеннолетнего можно лишь в присутствии педагога или законного представителя. Но это нарушается достаточно часто. И прокуратуре потом приходится разбираться с жалобами. Будем надеяться, что и в Ардоне такое тоже прокатит.

– Еванджелина, скажи, о чем с тобой разговаривал сэр доктор? – строгим голосом приказала мадам.

– Он меня расспрашивал о здоровье! – пискнула девчуха.

– И всё?

– Всё!

– Вот видите, какой бестолковый доктор! – возмутилась мадам.

А я еще раз убедилась в справедливости своих измышлений. И попросила:

– Простите, а могу я с девочкой поговорить наедине?

– Зачем? – тут же насторожилась директриса. – Мы живем по законам королевства. Ничего противозаконного не совершаем.

– А разве я сказала, что вы что-то совершаете? – я удивленно вскинула брови. – Просто я хотела бы поговорить с девочкой наедине. Вполне возможно, что есть факты, которая она стесняется говорить при посторонних.

– Вы называете меня посторонней? – вспыхнула мадам Трильи.

– Господи, мадам! Да поймите же вы наконец, что у полиции есть свои правила допроса и беседы. И они секретные. Я бы не хотела разглашать государственную тайну. И к вашей работе это никакого отношения не имеет! – я, конечно, приврала на свой страх и риск, так как не имела ни малейшего представления, как в Ардоне ведется официальное расследование. Но нужно же было переубедить упрямую мадам. Уже хотела добавить, что малышка будет в полной безопасности. Хорошо, что не успела разинуть рот. Потому что директриса велела мне поклясться, что я не имею ничего против их приюта и не собираю компрометирующий материал на нее. Ребенок волновал женщину в последнюю очередь.

Когда все клятвы и заверения были получены, меня оставили наедине с этим воробышком. Глядя в огромные глаза-вишенки, которые недоверчиво смотрели на меня, я поклялась себе, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы из этих косичек с бантиками не упал ни один волос.

Девочка после выступления директрисы на меня не смотрела, она опустила глаза в пол и не желала их поднимать.

– Скажите, мисс, а вы точно не передадите мои слова мадам Трильи? – шепотом спросила она, постоянно оглядываясь, словно боялась, что нас подслушивают, а ее потом накажут.

– Ты же слышала мои клятвы? Я сказала, что не буду собирать негативный материал о вашем приюте и не выставлю его против мадам.

– Слышала, – кивнула она. – Но это же совсем про другое!

С этими словами девочки подняла на меня взгляд, при этом ее нижняя губа мелко дрожала.

– А ты слышала, что я поклялась все твои слова передать мадам?

– Нет, – она вздрогнула так сильно, будто ее кто-то ударил.

– Поэтому не нужно бояться. Я никому ничего не передам.

– Обещаете?

– Обещаю!

– Этот доктор заводил нас в кабинет по одной. Я не знаю, что он делал с остальными. Девочки все молчат. Я тоже никому ничего не рассказываю. Но меня он сначала заставил раздеться до гола. Трогал мои груди, говорил, что ищет какие-то опухоли.

Я негромко выругалась сквозь зубы, чтобы не напугать девочку. Точно, старый извращенец! Какие опухоли у молоденьких девочек! Судя по ее комплекции, там и месячных еще нет. Но уточнять про это я не стала, чтобы совсем не запугать кроху.