Илья же пойдёт от общественной организации — с ним тоже вроде всё предварительно решено. Несмотря на разнузданный разгул демократии, а именно так сейчас оценивают происходящие изменения в стране депутаты, ничего по-настоящему демократического пока нет. Даже голосования будут не тайными. Да и выступающие с трибуны давно определены, а их речи изучены. Может, разве что Ельцин или академик Сахаров осмелились не отдать свои тексты на проверку, но остальным пришлось это сделать.

Я, конечно, не выступаю. Хотя хотелось бы. Нет, не мне лично — это Власов жаждал видеть меня на трибуне. У него какой-то свой план, и я был бы в нём одной из ключевых фигур, но пробить меня в ряды выступающих он всё же не смог. Уж очень плотно расписан этот «парад ораторов». А я — ну, пока что не та фигура, чтобы сдвигать такие глыбы. Хотя в голове крутится мысль: «Если Власов чего-то хочет, то, скорее всего, рано или поздно добьётся». Может, не через трибуну, но через что-то ещё.

Мой новый знакомый Валентин Тутаев — тот самый человек Власова — всё где-то задерживался. Видимо, важные дела или привычка не спешить. А вокруг народ уже зашевелился: депутаты, словно муравьи, потянулись к лестницам и входам в зал для заседаний. Ждать его дальше смысла не было, и я даю команду «по коням»:

— Чё, парни, надо идти, сейчас мандаты раздавать будут!

Рассаживаемся по своим местам, которые у нас, к сожалению, не вместе. Моё — по центру зала в двадцатом ряду. Рядом со мной суровая советская учительница Ирина Евгеньевна уже предпенсионного возраста. А вот слева — совсем другая история: Лена Миндубаева, из Узбекистана. Красивая метиска лет двадцати пяти с миндалевидными глазами, что смотрят тебе будто в самую душу. Невысокая, стройная, и, как выяснилось, прокурор — форменный китель и синяя юбка выдают профессию сразу, вот только в чинах я не разбираюсь.

Девушка одарила меня белоснежной улыбкой и принялась читать выданную нам стопочку листов. Там всякая информация о плане первого дня и некоторая информация о днях грядущих. Съезд будет идти аж до 9-го июня!

Я протиснулся на свое кресло уже перед самым началом заседания и пропустил момент знакомства провинциальной учительницы с молодой прокуроршей. А оно, судя по бросаемым друг на друга взглядам, у моих соседок не задалось — «девочки» явно поссорились.

Скользнув взглядом по залу, я с интересом изучаю ближайшее окружение. Прямо передо мной устроился почтенный дед с аккуратной козлиной бородкой. Он что-то читал в своих бумагах, время от времени поправляя галстук.

На сцене выстроился длинный ряд столов, очевидно, предназначенных для президиума, но сидит там пока всего лишь один дядька. Выглядит он немного потерянным, словно оказался здесь случайно. Я мельком глянул на него, подумал: «И кто же ты, бедолага, первый на линии фронта?» — и снова продолжил рассматривать своих соседей.

— Уважаемые депутаты… В соответствии с конституцией СССР… как Председателю Центральной избирательной комиссии, предстоит открыть Съезд народных депутатов СССР, — начал чтение своей речи под бумагу этот самый дядька, которого нам не представили. Судя по нашим справочным бумагам, некто Орлов.

— Выборы подтвердили, что народ видит в партии Ленина силу… Сегодня на Съезде присутствует 2155 народных депутатов СССР из 2249 избранных… — без неожиданностей вещал дядька, так и пребывающий пока в одиночестве.

А неожиданность случилась тут же, сразу после слов об открытии! Я, как и все остальные, ещё хлопал вяло, по привычке, когда на трибуну перед длинным рядом столов из зала буквально выскочил плешивый мужичок. Движения у него были резкими и суетливыми.

— Прошу почтить память погибших в Тбилиси! — взвизгнул он пронзительным, склочным голосом.

Плешивый мужичок, кажется, что-то сказал ещё перед этим, но говорил мимо микрофона, так что услышать его не удалось. Большинство присутствующих поняло, что произошло что-то незапланированное, люди стали озираться по сторонам, словно ища глазами тех, кто должен был разрулить ситуацию. Некоторые порывались встать, но тут же садились обратно. Не знал, что делать и ведущий Орлов…

— Товарищи, многими… — растерянно начал он и умолк!

Зал отреагировал примерно наполовину. Кто-то, я уверен, даже не до конца осознал, зачем встал — просто рефлекс, вернее, советская привычка делать то, что скажет главный. А главный у нас где? Всё верно — впереди на лихом коне… э-э-э… за трибуной, короче.

— Благодарю вас! — поспешно заявил выскочка буквально секунд через пять. — Вношу депутатский запрос: по поручению моих избирателей требую сообщить во всеуслышание сейчас, на Съезде народных депутатов СССР, кто отдал приказ об избиении мирных демонстрантов в городе Тбилиси 9 апреля 1989 года и применении против них отравляющих веществ, а также сообщить название этих отравляющих веществ. Толпежников… от 293-го Пролетарского национально-территориального избирательного округа, Латвия.

Мужичок, гордо встряхнув головой, с видом победителя передал свои бумаги Орлову. Тот, явно растерянный, принял их и начал читать, будто ничего важнее сейчас не было. По его лицу было видно: он абсолютно не понимает, как реагировать.

Жидкие аплодисменты совершенно меня не впечатлили, но вот соседка, та, что слева, захлопала так громко, что несколько человек даже обернулись на этот шум, и просипела в нашу с Леной сторону:

— Вам должно быть стыдно!

— Погибли люди! — поддержал её козлобородый дедок.

— Но солдаты там тоже погибли… Кто их убил? Митингующие! А с какими лозунгами эти ваши люди вышли на митинг? — негромко, но твёрдо спросила прокурорша.

Теперь ясно, почему они друг на друга так враждебно зыркают — наверное, уже обсудили, пока меня не было, политическую ситуацию в стране и не сошлись во взглядах.