Очевидно, мама долго ее мастерила. «Значит, я ей небезразлична», — эти слова я повторила про себя несколько раз за вечер, стараясь саму себя в этом убедить.

Я понятия не имела, куда она ушла, но не сомневалась, что рано или поздно мама вернется домой или хотя бы пришлет записку. Спать я легла со спокойной душой.

Следующим утром на мой вопрос мистер Лэйн покачал головой. Нет, хозяйка не вернулась. Нет, никаких писем от нее не было.

Пасмурное небо и ливень за окном полностью отвечали моему настроению, а оно ухудшалось с каждой минутой.

После завтрака я ушла к себе в комнату, в свое чудесное укрытие, где шкаф для одежды, туалетный столик, комод и все остальное было выкрашено в голубой и розовый цвета с узором из букетиков по краям. Такую простую и дешевую мебель называли «деревенской» и ставили только в детских, а мне она очень нравилась. Обычно.

Не сегодня.

Я больше не могла оставаться в доме; я не находила себе места и присела лишь затем, чтобы натянуть галоши поверх сапожек. А поверх рубашки и бриджей — удобной одежды, которая осталась мне от старших братьев, — накинула непромокаемый плащ. В таком резиновом виде я с топотом спустилась на первый этаж и взяла зонт с подставки в прихожей. На улицу я вышла через кухню, бросив миссис Лэйн на прощание:

— Я пойду прогуляюсь.

Забавно; чуть ли не каждый день я говорила ей одно и то же, сама не зная, зачем и куда иду и что надеюсь найти. Я залезала на деревья, выискивала там желто-коричневые ракушки улиток, орехи, птичьи гнезда. В гнезде сороки я высматривала нуговицы от сапожек, блестящие ленты, чужие потерянные сережки. И делала вид, будто ищу нечто ценное...

На этот раз притворяться не приходилось.

Миссис Лэйн тоже поняла, что это не обычная прогулка. Она всегда спрашивала: «А где ваша шляпа, мисс Энола?» — потому что я не носила шляпы. А в то утро кухарка промолчала.

Я отправилась на поиски матери.

И всерьез полагала, что сумею ее отыскать.

Когда за мной закрылась дверь кухни, я принялась рыскать по двору, словно бигль на охоте. Вчера в честь дня рождения мне разрешили понежиться утром в постели, и я не застала маму до того, как она ушла. Но ей всегда нравилось гулять в поле и часами рисовать растения и цветы, а значит, в первую очередь надо было проверить территорию поместья.

Мама предпочитала не вмешиваться в дела природы. Поэтому наш цветник больше походил на дикие заросли, лужайки наводняли кусты ежевики и дрока, деревья оплетали лозы винограда и плюща. А сегодня серое небо еще и обрушивало на эти джунгли потоки воды.

Реджинальд, старый пес породы колли, преданно трусил за мной, пока ему не наскучила прогулка под дождем и он не отправился искать укрытие от плохой погоды. Разумный поступок. Мне бы последовать его примеру, ведь я промокла до нитки, — но нет. Мои шаги все ускорялись в такт тревожному сердцебиению, и ужас подгонял меня, словно плетка. Вдруг мама лежит где-нибудь в лесу или в поле — одна, раненая, или больная, или... Все-таки она уже немолода, и сердце могло ее подвести. Возможно... Нет, напрямую об этом сказать не хватает сил. К тому же есть и более красивые выражения. Дожила свой век. Ушла из жизни. Вознеслась на небеса. Воссоединилась с мужем.

Нет. Только не это. Пожалуйста!

Казалось бы, меня не должно было задеть ее исчезновение, раз уж мы с мамой никогда не были близки. Но нет, совсем наоборот: я считала себя ответственной за любое несчастье, которое могло с ней произойти, и на душе у меня кошки скребли. Мать родила меня в непозволительно преклонном возрасте, я стала обузой, причиной скандалов и всегда ощущала свою вину за все, за то, что дышу. И надеялась это исправить, когда вырасту. Каким-то волшебным образом пролить на свою жизнь яркий свет, который прогонит тени позора.

Тогда мама бы меня полюбила, понимаете?

Поэтому ей еще рано умирать.

И я обязана ее найти.

В лесу за садом, где целые поколения сквайров охотились на зайцев и куропаток, я излазила все откосы, осмотрела каменистую лощину, заросшую папоротником — именно в честь него Фернделл-холл получил свое название, — но не задержалась в ней, хотя обычно мне нравилось проводить там время. Я вышла из леса к фермерским землям и поспешила в поля. Мама вполне могла уйти туда рисовать цветы.

Фернделл располагался недалеко от города, и фермеры предпочитали выращивать не овощи, а колокольчики, анютины глазки и лилии, и доставлять свежие букеты в Ковент-Гарден, получая с этого куда больше прибыли. В наших полях для Лондона цвели стройные ряды розовых кустов, ярко-желтые кореопсисы и похожие на языки пламени циннии и маки. При виде этих цветущих полей мне сразу представлялся залитый солнцем городской особняк и улыбчивые горничные, которые ставят букеты в хрупкие вазы в каждой комнате, роскошные салоны с леди и джентльменами с изящными прическами и нарядами, пропитанными ароматом анемонов и фиалок. Лондон, где...