Однако сейчас все цветы склонили головки под беспощадным ливнем, и мои мечты о Лондоне испарились так же быстро, как поднимающийся с полей туман. С широких полей. Бескрайних.

Как отыскать в них маму?

В моих тщеславных мечтах — о матери, не о Лондоне — я находила ее сама, в одиночку, и она смотрела на меня с благодарностью и восхищением, как на спасительницу, прекрасную героиню.

Но это были лишь глупые мечты.

На тот момент я осмотрела жалкую четверть всего поместья — что уж говорить о полях. Если мама больна или ранена, она испустит дух задолго до того, как я ее отыщу.

Я развернулась и помчалась обратно в дом.

Мистер и миссис Лэйн тут же принялись виться надо мной, как горлицы над гнездом: дворецкий стянул с меня промокший плащ и сапоги и забрал зонт, а кухарка отвела на теплую кухню. Она не имела права меня отчитывать, но молчать не собиралась.

— О чем только думают дуралеи, которые торчат по несколько часов под проливным дождем? — поинтересовалась она у большой угольной печи, снимая с нее крышку. — Не важно, простой человек или аристократ — от простуды любой помереть может, — пожаловалась она чайнику, который ставила на печь. — Болезни все равно, какая кровушка там течет, — доверительно сообщила кухарка коробочке с чайными листьями. Отвечать я не собиралась, ведь она не со мной разговаривала. Мне в глаза ей бы не позволили такое высказывать. — Независимость — это прекрасно, когда не ищешь на свою голову ангину, плеврит или пневмонию, а то и чего похуже, — поделилась миссис Лэйн с чайными чашками. Потом она повернулась ко мне и вежливо спросила совсем другим тоном: — Позвольте узнать, мисс Энола, угодно ли вам подкрепиться? Как раз подошло время второго завтрака. Да и не желаете ли сесть ближе к печи?

— Я там поджарюсь как кусок хлеба. И второй завтрак мне не нужен. О матери так ничего и не слышно?

Хотя ответ был и так ясен: мистер и миссис Лэйн сразу бы мне сообщили, узнай они что новое, но я все равно решила уточнить.

— Ничего, мисс, — ответила кухарка и закатала руки в фартук, словно грудного младенца.

Я поднялась со стула:

— В таком случае мне необходимо отправить несколько писем.

— Мисс Энола, в библиотеке не горит камин. Позвольте принести вам сюда все необходимое.

Я обрадовалась, что не придется сидеть в огромном кожаном кресле в мрачной библиотеке. На теплой кухне куда приятнее. Миссис Лэйн принесла мне листок нежно-кремового цвета с фамильным гербом, чернильницу с пером и промокательную бумагу.

Я окунула перо в чернила и вывела несколько слов. Я сообщала в местное отделение полиции о мамином исчезновении и вежливо просила организовать ее поиски.

Потом я замешкалась: стоит ли?

Да. К сожалению, откладывать было нельзя.

Вторая записка, которой предстояло пролететь много миль по проводам после того, как ее напечатают на телеграфном аппарате, заняла у меня гораздо больше времени.

ЛЕДИ ЕВДОРИЯ ВЕРНЕ ХОЛМС ПРОПАЛА ВЧЕРА ТЧК НУЖЕН СОВЕТ ТЧК ЭНОЛА ХОЛМС

Я отправила две одинаковые телеграммы: Майкрофту Холмсу, на улицу Пэлл- Мэлл, в Лондон, и Шерлоку Холмсу, на Бейкер-стрит, тоже в Лондон.

Моим братьям.

Я допила чай, который налила мне миссис Лэйн, переоделась в сухие бриджи и начала собираться в деревню.

— Но как же... Дождь... Дик отвезет письма, — пробормотала миссис Лэйн, снова заворачивая руки в фартук.

Ее сын тоже работал в поместье и выполнял мелкие поручения под строгим надзором куда более умного пса Реджинальда. Я решила не говорить миссис Лэйн, что не могу доверить Дику столь важную корреспонденцию, и вместо этого заявила:

— Я спрошу там, не видел ли кто мою мать. Поеду на велосипеде.

Это был не старый драндулет с огромными колесами, а современный «карликовый» велосипед с пневматическими шинами, надежный и безопасный.

На нем я крутила педали под моросящим дождем, пока не остановилась у сторожки. Фернделл с натяжкой можно было назвать поместьем — дом у нас был всего один, маленький и каменный, хоть и с представительным фасадом, но подъездная дорога, ворота и, соответственно, сторожка здесь имелись.

— Купер, — позвала я сторожа, — откроете мне ворота? Кстати, вы, случайно, не открывали их вчера для моей матери?

Сторож ответил отрицательно, не скрывая своего изумления. Леди Евдория Холмс никогда не выходила через главные ворота.

Я выехала с территории поместья и быстро добралась до деревушки Кайнфорд.

Телеграммы я отдала на почту, записку для полиции отнесла в участок, где перекинулась парой слов с констеблем, а затем заглянула к священнику, зеленщику, булочнику, кондитеру, мяснику, торговцу рыбой — в общем, ко всем, кому только можно, и ненавязчиво расспросила их о матери. Никто ее не видел. Кроме того, жена викария неодобрительно вскинула брови, когда я к ней подошла. Наверное, из-за бриджей. Выезжая на люди на велосипеде, приличные девушки одеваются соответственно: в короткие бриджи и водонепроницаемую юбку — на самом деле любую юбку, лишь бы она прикрывала щиколотки. Я слышала, что в деревне маму порицают за неумение прикрывать вульгарные места — вроде ведерок с углем, фортепиано и меня.

Скандального ребенка.

В своем позоре я никогда не сомневалась — в конце концов, даже «воспитанная» девушка не может вечно закрывать на все глаза. Я давно заметила, что большинство замужних дам каждые год-два запираются в доме на несколько месяцев, а затем выходят с очередным младенцем — и так пока не умрут или не состарятся, поэтому детей у них накапливается штук по десять, а то и по двенадцать. В то же время моя мать произвела на свет двух сыновей — моих старших братьев, только и всего. Возможно, из-за этого благородный рационалист-логик и его достойная творческая супруга сочли поздние роды особенно постыдными.