Репортаж ведет редактор

Аннотация

Автор этой книги — уральский журналист, редактор областной газеты «Челябинский рабочий». Книга состоит из записей-репортажей, сделанных в течение двенадцати месяцев: первая датирована 1-м января, последняя — 31-м декабря 1963 года.

Автор не ставил цели дать исчерпывающее представление о жизни газеты, он стремился лишь к тому, чтобы читатель почувствовал атмосферу журналистской работы — атмосферу партийную, творческую, истоки которой — постоянная забота ленинской партии о печати. В репортажах запечатлены крупицы журналистского опыта, значительные события, встречи с интересными людьми, такими, как директор передового Уйского совхоза Григорий Федорович Дейнеко, чемпионка мира по конькам Лидия Скобликова, поэт Борис Ручьев, участник июньского Пленума ЦК КПСС сварщик Валентин Крючков, чекист Николай Филиппович Шеловской.

Книга рассчитана на журналистов, рабочих и сельских корреспондентов, на всех, кто интересуется деятельностью нашей прессы.

МЫСЛЬ, НАВЕЯННАЯ ОДНОЙ ВСТРЕЧЕЙ Негаданная встреча состоялась неделю назад. В горкоме меня предупредили, что в четыре часа дня к нам в редакцию хочет зайти прилетевший в Челябинск московский корреспондент болгарской газеты «Работническо дело» Александр Стефанович Дайнов. Он прибыл на Урал, чтобы ознакомиться с крупнейшими индустриальными центрами края, рассказать читателям Болгарии о сегодняшнем дне Свердловска, Челябинска, Магнитогорска. Ровно в четыре часа дверь моего кабинета открылась, и улыбающийся гость шагнул через порог. Передо мной стоял высокий человек лет тридцати пяти. На щеках гостя рдели следы уральского мороза, а довольно легкое серое пальто напоминало о том, что его обладатель привык к иному климату. Не видя вешалки, прибитой за шкафом, Дайнов положил пальто на диван. Спохватившись, что не показал вешалки, я поспешил исправить свою ошибку. И в ответ услышал: — Да ему и тут ничего не сделается. Эти обыденные слова обрадовали меня. Я сразу почувствовал: человек без претензий, к тому же свободно владеющий нашим языком. Экономист по образованию, он окончил вуз в Ленинграде. Несколько лет работал в редакции газеты «Работническо дело» в Софии. А теперь, вот уже более года, представляет эту газету в Москве. Болгарский журналист интересовался, как работает наша газета. Разговор, начатый в редакции, мы продолжили вечером у меня дома, с той, однако, разницей, что на этот раз больше рассказывал он. Да и не мудрено: мне впервые пришлось толковать с иностранным корреспондентом, и я не скупился на вопросы. Вот частица домашнего интервью: — У вас в Москве, наверно, много работы? — Очень много. Ни у кого из работников нашей газеты не печатается столько материалов, как у московского корреспондента. — Вы знаете стенографию? — Очень плохо. И поэтому не веду стенографических записей. Зато у меня своя «стенография»: пользуюсь сокращениями многих русских слов, это позволяет записывать живую речь со сносной скоростью. Когда слушаю на собрании оратора и его речь длится 15—20 минут, успеваю записать содержание полностью. — Передаете материалы в Софию по телефону? — У меня на квартире телефон и телетайп. Пользуюсь тем и другим, смотря по обстоятельствам. Приходится посылать статьи и авиапочтой. — Летом живете за городом? — Нет, и летом и зимой живу в Москве. Советские спутники научили меня все время быть начеку. Я начинаю свой день с того, что слушаю «последние известия» по радио и кончаю поздно вечером тем же. Ведь мне, как корреспонденту, было бы непростительно опоздать с информацией о запуске очередного спутника. А живя на даче, будешь, пожалуй, с этим запаздывать. — Ну, а вообще как работается? Трудно бывает? — Как вам сказать? Работа корреспондента, от которого то и дело требуют самый различный материал, сама по себе — нелегкое дело. Тем более, что часто корреспонденцию или репортаж нужно передать немедленно. Как, скажем, я пишу отчет о праздничном параде на Красной площади? Основой, понятно, являются непосредственные впечатления, почерпнутые там, на площади. Эти впечатления, записанные в блокноте, составляют костяк отчета. Но, придя после парада домой, видишь, что нужны кое-какие уточнения. Их помогает внести магнитофонная запись радиорепортажа, передававшегося во время парада. Такая запись к моему приходу бывает готова. Об этом заботится жена. Вообще магнитофон постоянно стоит наготове у радиоприемника. Впрочем, оперативный репортаж — не самый трудный вид работы. Тяжеловато приходится, когда за короткое время надо дать несколько больших статей на разные темы. Недавно мне довелось срочно готовить одну за другой три статьи: о сельскохозяйственном машиностроении в СССР, о развитии кибернетики, о повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Уже, сами темы говорят о том, каких больших усилий стоило вовремя выполнить эти задания. Как только появилась в «Новом мире» повесть А. Солженицына, — рассказал Александр Стефанович, — московские корреспонденты западной прессы поспешили передать в свои газеты и журналы пространные сообщения о ее выходе. Иные передавали отрывки из нее, даже не имея квалифицированного перевода. Усердие буржуазных журналистов, о котором говорил Дайнов, понятно — представился случай посмаковать подробности из жизни заключенных, лишний раз поспекулировать на пережитых нами бедах. Что ж, на то они западные журналисты, от них трудно ожидать иного. Досадно другое: некоторые наши, советские читатели увидели в повести А. Солженицына лишь неприглядные картины лагерной действительности, ощутили только горечь. А ведь внутренний мир главных героев произведения как бы озарен ровным, немеркнущим светом. Восемь тяжелых лагерных лет не сломили в Иване Денисовиче Шухове силы духа русского советского человека, не убили того хорошего, что есть в его душе. Честных, стоющих людей в лагере немало. Среди них и бывший капитан второго ранга Буйновский, и Сеня Клевшин, трижды бежавший из немецкого плена, и два эстонца, живущие в заключении как братья. Незаконно осужденные советские люди не утратили своей духовной чистоты. Об этом говорит повесть А. Солженицына. В этом ее достоинство. Но я отвлекся. Вернусь к разговору с моим болгарским гостем. Я сказал ему, что если бы иностранный корреспондент, работающий в Москве, вел дневник, то в результате могла бы получиться книга. Сказал, а потом подумал: ну, а если бы вел такие записи я, разве они не могли бы заинтересовать читателя? Ведь деятельность редактора отнюдь не скучная «текучка». Он всегда в гуще жизни. Газета активно вмешивается в события. Журналисты не созерцатели, не бесстрастные регистраторы фактов, а бойцы партии. Газетчики не просто пишут — они действуют. Воспевать на газетных страницах подвиги, совершаемые во имя Отчизны, побуждать читателя к героическим деяниям, помогать становлению нового, прогрессивного, развенчивать оруженосцев отживающего — не только журналистские правила. Это наша потребность, без этого советский журналист не мыслит своей работы. Рождению каждого номера газеты предшествует множество дел, о которых читатель конечно не знает. До выхода номера еще неделя, а в редакции уже думают о том, как он будет выглядеть, к чему призывать в передовой статье, на какой странице дать очерк о герое труда, куда поместить рассказ сталевара о скоростных плавках. Один корреспондент едет на попутном грузовике в дальнее село, другой садится в поезд — не позже, чем завтра, надо попасть на старый уральский завод. Третий собирает бригаду рабкоров — предстоит провести рейд-проверку бытового обслуживания населения, побывать в сапожных мастерских, ателье, парикмахерских. Заполняя свои блокноты, журналисты знакомятся с золотыми людьми, изучают драгоценный опыт новатора, разгадывают хитрый ход очковтирателя… Да мало ли с чем сталкивает газетчика действительность! И каждый факт, даже самый мелкий, если хочешь использовать его в печати, приходится скрупулезно проверять. И каждую газетную строку, если хочешь, чтобы твое выступление волновало, било в цель, нужно обдумать, прочувствовать, отшлифовать. Но вот заметки, корреспонденции, статьи — на столе редактора. Работа с ними продолжается. Она продолжается и после того, как материал опубликован: задача газеты — добиться, чтобы он оказал нужное действие, чтобы скоростные плавки стали давать все сталевары, чтобы очковтиратель получил по заслугам, а посетители сапожных мастерских вспоминали участников рейда добрым словом… Всю эту работу изо дня в день организуют и направляют редакция и редактор. Наша текучка — творчество, наши успехи и неудачи — творческие находки и просчеты. Так, может быть, в самом деле поведать читателям о буднях редакции и редактора, пусть даже о небольшой частице того, что они делают, чем живут? Мы тепло распрощались с гостем. А с пришедшей в голову мыслью я так и не расстался. Решил вести репортаж о наших редакционных буднях, о событиях, в которых участвует газета, о журналистских встречах. Сейчас уже осталось немного журналистов, согласных с «Большой советской энциклопедией», определившей репортаж, как «составление сведений о событиях дня». Я тоже не могу согласиться с подобным определением. Нет, репортаж — не только «составление сведений»! Факты в нем сливаются с раздумьями, с анализом событий. Так я и подхожу к своим записям-репортажам. Сегодня делаю первую запись. Потом появятся другие. Может быть, когда-нибудь из них получится книга. 1 января ЗАПРЕТ НАТО И ОТВЕТ ЧЕЛЯБИНЦЕВ На днях в центральной печати промелькнула тассовская заметка «ФРГ нарушает контракты». Корреспондент ТАСС сообщал из Бонна: «В начале октября 1962 года между советской внешнеторговой организацией «Промсырьеимпорт» и тремя западногерманскими фирмами «Маннесман», «Феникс — Рейнише реренверка АГ» и «Хёш — АГ» были подписаны контракты на очередную поставку труб Советскому Союзу… Контракты уже в течение трех месяцев не выполняются, поскольку официальные органы ФРГ не выдают лицензии на поставку труб». Факты, о которых сообщалось в заметке, имеют, в сущности, прямое отношение к нашей области, точнее — к Челябинскому трубопрокатному заводу. А раз так, стало быть, и к «Челябинскому рабочему». Дело в том, что для строящегося газопровода Бухара — Урал, по которому газ в конце нынешнего года должен прийти в Челябинск, необходимы трубы большого диаметра. Нужны они и для нефтепровода «Дружба». Таких труб отечественного производства у нас в стране пока не хватает. Поэтому с западногерманскими фирмами и заключены контракты на их поставку. Соединенные Штаты, бесцеремонно командующие своими партнерами по НАТО, недавно запретили им продавать трубы странам социалистического лагеря. Уж очень, как видно, заокеанским недругам хочется сорвать или по крайней мере затянуть строительство нефтепровода «Дружба» и газопровода Бухара — Урал. Только этим запретом и можно объяснить нарушение контрактов немецкими фирмами. Ведь сделка с трубами выгодна не только советскому государству, в ней заинтересованы и деловые круги и население Западной Германии. «Без этой сделки, — отмечал недавно западногерманский журнал «Шпигель», — фирмы «Маннесман», «Хёш» были бы вынуждены закрыть свой крупнейший трубопрокатный завод в Дуйсбурге. Завод фирмы «Хёш» в Дортмунде, построенный в 1959 году, и завод фирмы «Феникс — Рейнрор» были вынуждены сократить производство». Как видно, престарелый Аденауэр готов идти и на это, лишь бы угодить заокеанским покровителям. Прямое же отношение к нашему трубопрокатному вся эта история имеет потому, что именно челябинские трубопрокатчики могут скорее, чем кто бы то ни было, восполнить нехватку дефицитных труб. На заводе строится цех по производству труб диаметром 1020 миллиметров. Разумеется, мы, газетчики, не будем стоять в стороне и безучастно ждать, когда наладится дело. Трудностей на стройке цеха хватает, хоть ей занимаются и промышленный обком партии и наш Южно-Уральский совнархоз. Нам надо найти свое место на этой стройке, отныне ударной из ударных. Мы тоже наверняка сумеем помочь строителям. Сотрудника промышленного отдела инженера Евгения Ткаченко назначили корреспондентом на строительстве стана «1020». Он — один из самых молодых работников редакции, но побывал уже на многих заводах, «набил руку» как репортер, выступал с острыми критическими корреспонденциями. Евгений увлекается фотографией, участвовал во Всесоюзной фотовыставке. Думаем, что с обязанностями корреспондента ударной стройки справится. Позавчера под нашей постоянной рубрикой «Пароль: Бухара — Урал» в газете напечатан отчет о митинге строителей и трубопрокатчиков, принявших новые социалистические обязательства. Участники митинга — строители, монтажники и эксплуатационники — обязались: Закончить строительство основных сооружений комплекса стана «1020» 27 марта 1963 года. Для сокращения срока освоения новой технологии по изготовлению труб диаметром 1020 миллиметров закончить монтаж сварочного оборудования одной технологической линии 28 февраля, что дает возможность цеху на месяц раньше срока приступить к освоению оборудования. В максимально короткий срок освоить выпуск труб диаметром 1020 миллиметров и дать во втором квартале сверх плана 500 тонн труб. Мы считаем делом своей журналистской чести помогать творцам нового стана в безусловном выполнении каждого пункта взятых обязательств. Наши журналисты рассказали рабочим стройки об истории с нарушением контрактов. Многие из них уже читали об этом в газетах. Строители уверены, что никакими провокациями не удастся сорвать претворение в жизнь планов семилетки. — Теперь без двух норм с «коня» не слезу, — пошутил машинист экскаватора Остроухое. — Так надо аденауэров учить! Рабочие и мастера решили высказать свое мнение на этот счет через газету. Сегодня мы получили их письмо и тут же послали в набор. Завтра его прочтут читатели. Строители пишут: «Что же можно сказать господам аденауэрам по этому вопросу? Все-таки плохо они еще знают нас, советских людей. Мы на такие пакости отвечаем просто: мобилизуем все свои силы, средства, сами сделаем все, что нам необходимо. Так поступали советские люди не раз, так поступят и сейчас. Мы обращаемся к машиностроителям Коломенского завода тяжелого машиностроения, который изготовляет для нас пресс-расширители, к металлургам Магнитогорского и Орско-Халиловского комбинатов, которые должны освоить выпуск специального листа для производства труб большого диаметра. Дорогие товарищи! Уверены, что и вы достойно ответите господам аденауэрам. Мы не сомневаемся в том, что досрочно получим из Коломны недостающее оборудование и вовремя начнем получать из Магнитки и Ново-Троицка нужный нам стальной лист. Не сомневаемся и в том, что герои-строители газопровода Бухара — Урал принесут нам факел «голубого огня» уже в этом году». Завтра — выходной. В понедельник утром пошлем номер газеты с этим письмом в партийные комитеты Коломенского машиностроительного завода, Магнитогорского и Орско-Халиловского комбинатов. Не надо быть пророком, чтобы предсказать: ответ придет скоро. И такой, какой нужен, — ответ трудом. 19 января БУДНИ ЧЕКИСТА Вчера вечером приехал в Миасс — город уральских автомобилестроителей. Командировка не совсем редакторская. Цель ее — написать очерк. Недавно я присутствовал на вечере, посвященном юбилею ВЧК—ОГПУ. Запомнились теплые слова о многих чекистах. Об одном из них и захотелось написать. Сегодня встретился с тем, ради кого приехал сюда, — с Николаем Филипповичем Шеловским, уполномоченным областного управления Комитета государственной безопасности по Миассу. В его маленьком кабинете на втором этаже двухэтажного каменного здания тесновато. Письменный стол, телефон, еще один стол, поменьше, несколько стульев, шкаф для верхней одежды, небольшой сейф в углу — таково убранство кабинета. Мы сели за маленький столик друг против друга. У моего собеседника, одетого в черный штатский костюм, русые волосы, чуть тронутое морщинками, тщательно выбритое лицо, большие руки, какие чаще всего бывают у крестьян. Шеловской неторопливо рассказывает о себе, о своей жизни и работе. Как я и думал, он сын крестьянина. Отец умер в 1918 году. Без хозяина бедняцкой семье жилось трудно. Двенадцати лет мальчик пошел в подпаски. В 14 лет батрачил у амурского кулака по договору. Договор этот Николай Филиппович хранит до сих пор. Любопытна цифра заработка, проставленная в этом документе, — «35 рублей за лето». Перед призывом в армию работал грузчиком. Политической возмужалостью обязан армии, армейским коммунистам. Вот уже четверть века безупречно трудится в органах государственной безопасности. Рассказчик вспоминает дни войны против империалистической Японии, службу в войсках Забайкальского фронта. Тот, кому в августе 1945 года довелось участвовать в наступлении частей Забайкальского фронта, хорошо помнит, как стремительно двигались вперед советские воины. Японские войска поспешно отступали. Но эта поспешность не мешала японской разведке оставлять на очищенной территории в нашем тылу своих агентов. Где они оставлены? Чье обличье приняли? Как отыскать и обезвредить притаившегося врага? Эти трудные вопросы жизнь поставила перед чекистами. И когда они начали вылавливать вражеских агентов, в этой работе, естественно, принял участие и капитан Н. Ф. Шеловской. Николай Филиппович припоминает старого монгольского скотовода-кочевника. Он выглядел самым старым в группе монголов, с которыми пришли потолковать два русских коммуниста с капитанскими погонами на плечах. Штаб дивизии только еще устраивался по соседству с кочевым селением, а два капитана уже завязали у одной из продымленных юрт разговор с ее хозяевами и подошедшими соседями. Русские офицеры говорили с ними о самом важном, о том, что непрошеные японские пришельцы изгнаны безвозвратно, что их притеснения — уже в прошлом, что отныне здешние труженики сами хозяева своей судьбы. И простые открытые лица русских и искреннее доброжелательство, звучавшее в их словах, делали свое дело. Первоначальная настороженность таяла, разговор становился все откровенней. Тогда и выступил чуть вперед скотовод с густой сеткой мелких морщин на широком желтом лице. Лоб его закрывала меховая шапка, худое тело неплотно облегал засаленный зеленый халат. Он рассказал, что у кочевья располагалась японская военная миссия. Один из ее сотрудников, бурят по национальности, жил раньше в Советском Союзе. На нем — френч защитного цвета, черные галифе, сапоги. Сотрудники миссии не взяли его с собой, он скрылся в соседнем кочевье. «Вон там, за той горой», — вытянул руку старик. И вот «газик» с двумя офицерами и тремя солдатами огибает гору, на которую указал старый скотовод. По обеим сторонам машины, будто бесконечный ковер, высушенная солнцем побуревшая трава. Попробуй отыщи в этих бескрайних просторах следы агентурной сети, оставленной врагом. Может быть, и сам Шерлок Холмс стал бы тут в тупик. Но знаменитый Шерлок рассчитывал лишь на собственные силы. Чекисты сильны прежде всего силой народа, его поддержкой. В кочевье, раскинувшемся за горой, советские офицеры тоже нашли общий язык со скотоводами. «Там», — махнул рукой молодой монгол в сторону крайней юрты. Увидев входивших в юрту офицеров Советской Армии, сидевший на пестром ковре человек в защитном френче и черных галифе молча отставил в сторону пиалу с чаем. Скуластое бронзовое лицо его посерело. Взглянув на пятиконечные звезды, что поблескивали на фуражках нежданных гостей, он, видимо, сразу понял: это — возмездие. Больше всего арестованный боялся за свою жизнь. Рассказал все. Жил в Советском Союзе. Отца раскулачили. Ненависть к партии, к советской власти толкнула на измену Родине. Служил в японской миссии — органе, занимавшемся разведкой и контрразведкой. Зная русский, бурятский, монгольский и японский языки, выполнял обязанности переводчика, встречался с агентами, ходившими за рубеж, вместе с японскими офицерами инструктировал их. Человек в защитном френче рассказал и о своих сообщниках, оставленных японцами для шпионажа в тылу советских войск. Показал путь в селения, где они прятались по одному, по двое. Трое суток клубилась пыль за колесами «газика». Трое суток, не зная покоя, носились по выжженной степи чекисты во главе с капитаном Шеловским. Необычная гонка кончилась только после того, как был арестован последний, шестой японский агент из числа тех, кого назвал бурят. Среди них оказался и бродячий лама, дважды переходивший по заданию японской разведки государственную границу СССР… Следствие предъявило неопровержимые улики военному трибуналу. Все семеро понесли заслуженную кару. А Николай Филиппович и его товарищи по оружию в дни заседаний трибунала, судившего шпионскую семерку, были заняты уже другими делами. Они, эти дела, заполняют день за днем, месяц за месяцем, год за годом всю жизнь чекиста. И всякий раз, когда удается задержать преступника, разоблачить искусно замаскированного врага, предотвратить беду, грозившую советским людям, на душе становится по особому светло. Должно быть, чувство, которое испытывает в таком случае чекист, можно сравнить с ощущением человека, обезвредившего ядовитую змею. Пожалуй, именно такое чувство испытал Шеловской летом 1949 года в Каунасе, куда привела его служба. Там довелось взяться за расследование преступления, которое, на первый взгляд, являлось типичной уголовщиной. Речь шла об ограблении на реке Неман плавучей лавки, что обслуживала речников в окрестностях города. Крытую лодку, где размещалась лавка, буксировал маленький катер. На обоих суденышках плавало всего три человека: моторист — он же капитан катера; сторож, остававшийся на борту лодки каждую ночь, и молодая худощавая продавщица с крылатыми черными бровями. Покупатели с чьей-то легкой руки прозвали веселую, приветливую девушку Жанной-француженкой. Фамилии ее ни они, ни сторож не знали. Однажды утром на борту плавучей лавки милиция обнаружила сторожа связанным по рукам и ногам, с тряпичным кляпом во рту. Он рассказал, что ночью капитан и Жанна связали его и сами тут же покинули лодку. При проверке кассы обнаружилось, что вся выручка исчезла вместе с ними. Началось расследование. Но сотрудникам уголовного розыска не удалось отыскать следов грабителей. Они словно канули в свинцовые воды Немана. Шли месяцы, история с Жанной-француженкой стала понемногу забываться. В это время обстоятельства и заставили Николая Филипповича заинтересоваться полузабытым делом об ограблении плавучей лавки. В частности, он хотел получить ответ на такой вопрос: зачем понадобилась Жанне и капитану крупная сумма денег? Просто для «прожигания жизни» или, может быть, для какой-то более определенной цели? Начатое тогда следствие можно, наверное, уподобить отысканию тончайшей нити, тянущейся в темном и запутанном подземном лабиринте. Идя по этой нити, Шеловской несколько раз убеждался, что она оборвана. Приходилось снова и снова искать ее конец. Но каждый раз этот едва приметный конец все же оказывался в руках чекиста. Трудно сказать, что преобладает в такой работе — ознакомление с фактами, их анализ, изучение человеческих характеров? И то, и другое, и третье требовало наблюдательности, выдержки, непоколебимого упорства в достижении цели. И тонкая ниточка, порванная во многих местах, привела-таки Николая Филипповича к этой цели — одноэтажному кирпичному домику в двух кварталах от вокзальной площади. Летняя ночь уже спустилась на город, когда из домика вышла худощавая девушка в светлом платье. Подойдя к ней, Шеловской и его товарищ даже в сумраке рассмотрели ее крылатые черные брови. Жанну-француженку арестовали первой. Затем наступила очередь капитана катера. Застав в квартире только жену хозяина домика Мисайтиса — спокойную медлительную женщину лет сорока пяти, встретившую их на кухне, — чекисты спросили, есть ли еще кто-нибудь дома. — Никого. Одна я, муж ушел в магазин, — безразличным тоном ответила хозяйка. Они прошли в следующую комнату, Шеловской поднял крышку подпола и скомандовал: — Выходите! После короткой паузы из квадратного выреза в полу появилась крупная голова, а вслед за ней широкие плечи. Плохо выбритое лицо словно окаменело в угрюмом раздумье. Человек молча вылез, механически отряхнул поношенный темно-синий костюм. Пистолет он оставил в подполе, но оружие пролежало там всего несколько минут. Его приобщили к вещественным доказательствам. Вслед за речными грабителями арестовали и хозяев домика — Мисайтисов. Тогда окончательно подтвердилось предположение Шеловского: большие деньги понадобились капитану катера и дочери Мисайтиса Жанне-француженке для бегства за границу вместе с ее отцом и матерью. Молодые люди ограбили лавку по прямому наущению Мисайтиса — организатора намеченного заморского вояжа. Это он, Мисайтис, организовал на черном рынке обмен награбленных денег на золотую валюту. Он держал связь с иностранным посольством в Москве, посылал туда жену со сведениями, интересовавшими сотрудников этого посольства. Он много месяцев укрывал капитана катера. Надо ли говорить, что маршрут предстоявшего путешествия Мисайтисов и их сообщника круто изменился? Годы, разумеется, изменили внешность Николая Филипповича. Но высокого широкоплечего подполковника с внимательными серыми глазами по-прежнему отличает хорошая военная выправка. Он так же, как и много лет назад, прост в обращении с людьми. Его можно встретить на заводах, в партийных комитетах. Постоянное общение с советскими тружениками позволяет ему смотреть вокруг зорким, безошибочным взглядом — взглядом народа. Недавно уполномоченный получил по почте анонимное письмо — два листка в клеточку, исписанных чернилами. Какая-то женщина, побоявшаяся назвать свою фамилию, сообщала, что встретила в Миассе Георгия Волкова, служившего во время войны немецким фашистам. Она писала, что в 1942—1943 годах работала поваром в лагере для советских военнопленных на временно оккупированной территории. В том же лагере тогда подвизался предатель Родины Волков. Работая у немцев, он всячески угождал им, зверски избивал попавших в лагерь советских людей, в результате избиений люди умирали. А теперь, встретившись с бывшей лагерной стряпухой, угрожающе сказал: — Ты меня больше не знаешь, если хочешь жить. Письмо встревожило Николая Филипповича. Предатель, обагривший руки кровью патриотов-соотечественников, ни в коем случае не должен уйти от ответственности! Шеловской сразу же вызвал капитана Пастухова. — Вам, Василий Михайлович, надо безотлагательно браться за проверку письма. В первую очередь предстояло выяснить, работает ли Волков на автозаводе, и если работает — был ли в плену у немцев. Навели справки. Да, на заводской ТЭЦ есть такой дежурный инженер. Да, он находился в фашистском лагере для военнопленных. А заполняя анкету при поступлении на завод, ни словом не обмолвился о жизни в плену. Факты говорили не в пользу инженера. Но подполковник и капитан не торопились с выводами. Обвинение может быть предъявлено, если есть полная уверенность в его точности, если улики невозможно опровергнуть. Обвинить невинного — этого они вовек не простили бы себе. Проверка анонимки продолжалась неделю, вторую, третью… И становилось ясно: анонимное письмо — злостный поклеп на Волкова. Не он избивал в лагере советских людей, а его избивали немцы. После освобождения из плена Георгий честно служил в армии. Честно трудится он и на заводе. Финал проверки состоялся в кабинете уполномоченного. Перед Шеловским и Пастуховым сидел высокий худощавый мужчина в сером плаще — доверенный врач облпрофсовета на Уральском автозаводе Алексей Петрович Ильин. Разговор шел о другом. И вдруг Шеловской вынул из ящика письменного стола анонимное письмо, протянул Ильину и, глядя прямо в глаза, спросил: — Это вы писали? Взгляд Ильина скользнул по конверту, и кровь сразу бросилась ему в лицо. Клеветник оказался застигнутым врасплох. Он признался раньше, чем успел придумать что-нибудь более или менее вразумительное для оправдания своей внезапной растерянности. Затем Шеловской и Пастухов попросили уточнить детали. А пробелы в показаниях Ильина восполнил сам Волков, приглашенный, наконец, к уполномоченному. И картина окончательно прояснилась. Ильин «частным образом», как он выразился, вставлял Волкову зубы. Взял за «услугу» немало, а работу выполнил плохо. Пациент потребовал деньги обратно. Тогда врач решил отомстить. Расчет был прост: раз органы государственной безопасности убедятся в самом факте пребывания Георгия в лагере, в остальное поверят легко. Гнусный вымысел сойдет за чистую правду, и Волкову несдобровать. Карьера врача-клеветника увенчалась приговором народного суда. Впрочем, звание врача в данном случае, мягко говоря, — условность. Медицинское образование Ильина — всего лишь плод его фантазии. Копию с копии диплома, представленную им, так и не удалось сличить с оригиналом — за неимением такового в природе. Зато установлено, что самозваный «доктор» долгие годы сидел в тюрьме за грабеж. В разговоре с инженером Шеловской упрекнул его только в том, что он, поступая на завод, умолчал о пребывании в плену. Однако в душе уполномоченный согласился, что для этого у Георгия были основания. После войны Волков дважды поступал на работу, и оба раза его увольняли из-за того, что в анкете стояло слово «плен». На третий раз он не вписал ненавистное слово в анкетный листок… Немалое время, затраченное на кропотливую проверку анонимного письма, уполномоченный не считает потерянным. Ведь в результате смыта ядовитая грязь, вылитая на честного советского человека. Ради этого стоило искать заметенные следы, стоило ломать голову и загружать подчиненных дополнительной работой. А вот другое письмо, полученное Шеловским. Оно написано 32-летним шофером Алексеем Лосевым и подписано полным именем, отчеством и фамилией. Он благодарит сотрудников госбезопасности. «От них, — пишет Лосев, — я услышал добрые, сердечные слова, от которых у меня на душе стало светлее… Они вновь мне помогли встать на ноги». Автор дает слово отдать все силы на благо Родины. Каковы же мотивы, побудившие шофера взяться за перо? В организации, где он работал, у него сложились натянутые отношения с руководителями. Не участвуя в общественной жизни, не получив никакой политической закалки, Лосев стал переносить свою неприязнь к «начальству» на всю окружающую жизнь. Его антисоветские высказывания становились все озлобленней. Они, пожалуй, могли бы стать находкой для журналистов Запада, чернящих нашу действительность по поводу и без повода. Росло возмущение тех, кто слушал эти высказывания. Естественно, что о них стало известно и уполномоченному УКГБ. Шеловской поручил заняться этим старшему лейтенанту Девяткову: — Разберитесь, Федор Александрович, откуда у него такое. Не может быть, чтоб антисоветчина по-настоящему пустила корни в душе рабочего человека. И Девятков терпеливо разбирался. Конечно, Лосев виноват. Но виноваты и руководители, не занимавшиеся воспитанием рабочего. Пять классов и шоферские курсы — не велик багаж. Посоветовать бы водителю поступить в вечернюю школу либо вовлечь в кружок текущей политики, потолковать о том, что у него на душе. Казалось бы — элементарные вещи. А поди ж ты — не приходили в голову ни директору, ни председателю месткома. И директор и председатель хотели только одного — поскорей избавиться от такого шофера. О том, кто его будет воспитывать после них, как-то не думалось. Зато на резкости ни тот, ни другой при случае не скупились. Не стеснялся в выражениях и Алексей. Атмосфера накалилась. В конце концов он подал заявление об уходе, решил уехать из Миасса. Тогда и состоялась у него беседа в кабинете уполномоченного УКГБ. На стул у письменного стола сел худощавый рабочий в телогрейке и ватных брюках. Посетитель явно не знал, куда деть свои руки. То клал их ладонями на колени, то опирался локтями о край стола. Оперируя фактами, цифрами, примерами, чекисты спокойно и последовательно, пункт за пунктом опровергали антисоветские россказни Лосева. А наговорить он успел много. Беседа, начатая с разбора вопроса о колониализме, закончилась обсуждением темы о строительстве жилья. Кстати, Николай Филиппович и Федор Александрович тактично напомнили собеседнику, что и он получил отдельную квартиру в новом доме. В каждом слове Шеловского и Девяткова Алексей слышал не угрозу, а участие. Возможно поэтому беседа и оставила заметный след в сердце рабочего. В конце ее Николай Филиппович взялся за телефонную трубку, попросил руководителя другой организации устроить Лосева на работу. А через некоторое время Шеловской получил письмо, о котором сказано выше. Что ж, отрадно. Но уполномоченный не торопится ставить точку. Он справляется, как прижился шофер на новом месте, как работает. Ответ на эти вопросы один: к новичку нет никаких претензий. Случалось, что сменщик не выходил на работу — Лосев оставался за рулем на вторую смену. Значит, не напрасно он благодарил сотрудников госбезопасности. Значит, они действительно «вновь помогли встать на ноги». Я слушал Шеловского, и мне казалось, что перевертываю одну за другой страницы его жизни. В последнее время центральные газеты начали печатать материалы о работе чекистов. Пора и нам. Пока что эта тема в нашей газете — целина. 24 января НА ТРИБУНЕ — ТЕХНОЛОГ ПОЛЕЙ После ноябрьского Пленума ЦК партии мы стали более обстоятельно заниматься и промышленностью и сельским хозяйством. На днях под рубрикой «Прочти и примени в своем совхозе и колхозе» напечатали рассказ директора Уйского совхоза Григория Федоровича Дейнеко о дешевом и выгодном способе приготовления кормов на фермах. Новый способ применяется в этом хозяйстве больше двух месяцев. Послали в Уйский совхоз литературного сотрудника Дмитрия Югова, он и привез рассказ директора. Суть нового способа в том, что зимой животные получают силос, свеклу и солому не по отдельности, а в виде кормосмеси. Затраты на ее приготовление невелики. На переоборудованном измельчителе «ИГК-30» трое рабочих приготовляют смесь для тысячи коров. А эффект хороший. Кормление такой смесью молодняка крупного рогатого скота позволяет получать суточные привесы по 400—500 граммов на голову. Получается своего рода интенсивный откорм без расхода концентратов. Надо ли говорить, как это важно! Сегодня получили постановление бюро сельского обкома партии «О новом способе приготовления кормов в Уйском совхозе», принятое по материалу газеты. Бюро одобрило инициативу тружеников совхоза и рекомендовало всем хозяйствам области приготовлять такую кормосмесь. С начала февраля каждый день печатаем письма и статьи работников сельского хозяйства, рассказывающие о том, как в нашей области откликаются на призыв устьлабинцев — развернуть всенародное соревнование за увеличение в 1963 году производства зерна и продуктов животноводства. Постановление Центрального Комитета партии, поддержавшего инициативу передовых тружеников Кубани, — отныне программа нашей работы по освещению жизни совхозов и колхозов. Пока сделано немного. Завели постоянную рубрику «Трибуна земледельца» и готовим статьи, в которых мастера земледелия пишут о своем опыте, ставят волнующие хлеборобов вопросы, делятся планами на будущее. Первым с этой трибуны высказался главный агроном совхоза «Красный Октябрь» Верхнеуральского производственного управления А. Вертняков. «Красный Октябрь» интересен сейчас, прежде всего, своим прошлогодним урожаем. Летом 1962 года, как раз в пору налива зерна, по всей области стояла жара. Мне не раз довелось бывать в поле — то в одном районе, то в другом. Зной как бы обескровил зерно. Посмотришь на пшеницу — колосья как колосья, а разотрешь колосок в ладонях, отделишь зернышки и видишь — худосочное зерно, тощее, как говорят хлеборобы, — «прижатое». Только не везде удалось засухе «прижать» хлеб. Где трудились рачительные хозяева, где агроном не просто нанятый работник, а умелый технолог полей, где его работа — творческое горение, там засуха урвала немного. К таким хозяйствам и относится совхоз «Красный Октябрь». Понятно — не будь засухи, урожай здесь был бы выше. Но все же в этом хозяйстве собрано по 15 центнеров зерна с гектара. И это на площади в 21 501 гектар! Анализирует главный агроном итоги 1962 года и досадует: многого еще не успел, не доглядел. Есть поля, что дали по 27 центнеров зерна с гектара, а есть и такие, где едва по 10 центнеров собрали. Пестрый урожай, — говорят в таких случаях земледельцы. Раздумья о том, как избежать этой пестроты, как предотвратить пагубное влияние засухи, рассказ о новом агротехническом наступлении, что развертывается в совхозе, — вот содержание статьи А. Вертнякова в «Трибуне». Кажется, первый блин не комом. 3 февраля В ГАЗЕТЕ „СУАР“ И В ЖИЗНИ Во вчерашнем номере «Комсомольской правды» привлек внимание заголовок «15 000 километров в поисках… твиста». Речь идет о статье в одной из самых солидных буржуазных газет Бельгии — «Суар». Авторы статьи Пьер и Рене Госсэ, проехав пятнадцать тысяч километров по территории Советского Союза, пришли к выводу, что «скучающая советская молодежь интересуется больше твистом, нежели коммунистическими идеалами». Пьер и Рене Госсэ утверждают: «Твист! Танцуете ли вы твист? А ча-ча-ча?» — этот и только этот вопрос занимает советскую молодежь». Придя к таким выводам, авторы, однако, так нигде и не нашли у нас твиста. А не найдя твиста, решили: «В Советском Союзе современная молодежь не видела… героических времен…» И логику и добросовестность искать в подобных статьях бесполезно. Какая пропасть между писаниями такого рода и правдивым голосом наших зарубежных друзей! Сегодня литературный сотрудник В. Марков показал мне переводы статей нашего недавнего гостя Александра Стефановича Дайнова, опубликованные в «Работническом деле» две недели назад. Жена у Маркова родом из Болгарии, владеет и болгарским и русским языками. Она и перевела статьи. Одна из них посвящена Челябинску, другая — Магнитогорску. Нет, болгарский корреспондент не искал твиста и ча-ча-ча. Он правдиво рассказал читателям Болгарии об индустриальных центрах Урала. А рассказывать о любом городе — значит обязательно говорить и о молодежи. И Александр Стефанович поведал о представителях советской молодежи — не «скучающей», которую выдумали Пьер и Рене Госсэ, а о такой, какова она на самом деле. Написал о молодом магнитогорском инженере Валентине Новикове. Выпускник Московского института стали, закончивший вуз в 1960 году, Новиков поработал в доменном цехе Магнитки горновым, газовщиком; теперь — машинист вагон-весов. Он — один из трехсот инженеров Магнитогорского комбината, готовящихся без отрыва от производства сдать кандидатский минимум. По должности Валентин пока еще рабочий, но уже выбрал себе тему для кандидатской диссертации. Молодой инженер — активный комсомолец, был избран делегатом XIV съезда комсомола, а на съезде — членом Центрального комитета ВЛКСМ. У него семья — две Светланы: жена — студентка Магнитогорского педагогического института и дочь, которой идет второй год. Хлопот и в цехе и после работы — хоть отбавляй… На Челябинском тракторном заводе болгарский журналист тоже поговорил с рабочими, в том числе с токарем Розой Маняниной. Молодая работница по примеру лучшего токаря завода Марии Мороз составила план технического прогресса на своем рабочем месте. Претворяя в жизнь этот план, из месяца в месяц намного перевыполняет нормы, экономит металл. Ее избрали редактором стенной газеты, членом цехового женсовета. И в редколлегии и в женсовете Роза работает с огоньком, товарищи довольны ею. «Завидна судьба этих мужественных, трудолюбивых и дружелюбных людей», — так закончил свою статью о Челябинске Александр Стефанович. Упомяну еще про одну Светлану — молодую солистку балета Большого театра Союза ССР. Во вчерашнем номере «Челябинского рабочего» напечатан отчет об очередной «среде» редакции и областного отделения Союза журналистов. На этой «среде» мы и встретились со Светланой. Солистка Большого театра Союза ССР Светлана Адырхаева на «среде» «Челябинского рабочего». Осетинка по национальности, она закончила Ленинградское хореографическое училище и была направлена на работу в Челябинский театр оперы и балета. Здесь талантливая начинающая балерина быстро стала любимицей зрителей, Потом некоторое время работала в Одессе. Ее земляки в Северной Осетии все это время не забывали о ней. Когда проводилась декада Северо-Осетинского искусства в Москве, Светлану Адырхаеву пригласили принять участие в декаде. На вечер балета в Кремлевском театре, где выступала Адырхаева, пришли артисты Большого театра. Среди них была Галина Сергеевна Уланова. И она и главный балетмейстер декады репетитор Большого театра С. Г. Корень обратили внимание на молодую балерину. Ее пригласили дебютировать в «Лебедином озере». Она танцует партию Одетты — Одиллии на сцене Большого театра. И вот первый экзамен выдержан, сопутствовавшее ему волнение улеглось. С. Адырхаева — солистка Большого театра. Исполнение партии Одетты — Одиллии в Большом театре явилось именно первым экзаменом. С тех пор С. Г. Корень, Г. С. Уланова и другие педагоги изо дня в день работают со Светланой. И теперь, когда она приехала в Челябинск, чтобы исполнить партии Одетты — Одиллии и Заремы в «Лебедином озере» и «Бахчисарайском фонтане», челябинцы убедились: работа в Большом театре дала артистке многое. Зная о скромности Светланы, мы еще на пороге редакции попросили ее не смущаться, когда на «среде» вступит в дело телевизионная техника. Потом заведующий отделом литературы и искусства Виктор Яковлевич Вохминцев представил гостью собравшимся. Сидя за большим письменным столом, Светлана несмело рассказывала нам о Большом театре, о поездке с балетной труппой на гастроли в ОАР и Турцию. Но вот посыпались вопросы. — Над чем вы сейчас работаете? — Сколько времени готовите свои партии? — Как встретили советский балет за рубежом? — Танцуют сейчас или нет Уланова и Лепешинская? — Ездите ли вы на гастроли в Осетию? — Как Вам теперь нравится наш Челябинск? Ведь вы не были здесь четыре года… Отвечая на вопросы, Светлана оживилась. На ее худощавом лице сквозь молочную белизну кожи проступил румянец. Улыбка все чаще открывала ровные белые зубы, То и дело поднималась правая бровь, словно помогая лучше выразить мысль. Как тепло, сердечно говорила она о Галине Сергеевне Улановой, о других педагогах Большого театра, щедро отдающих свои знания и опыт молодежи! Как проникновенно поведала о партиях, которые мечтает исполнить! Мы слушали и чувствовали — цель в ее жизни намечена, перспективы ясны, желание работать неуемно, увлечению любимым делом нет границ. Да разве такие, как Светлана Адырхаева, как Валентин Новиков, как Роза Манянина, хоть капельку похожи на «скучающих» молодых людей, которые померещились журналистам из газеты «Суар»? Конечно, и Адырхаева, и Новиков, и Манянина — это молодые люди, уже получившие признание. Рядом с ними трудится немало «средних» рабочих, инженеров, артистов. Но ведь каждый из нас, советских людей, хорошо знает: то, что отличает «признанных», присуще бесчисленному множеству рабочих, служащих, колхозников, студентов. Не потому ли трудно в нашей стране охотникам за твистом? 9 февраля ТРАДИЦИИ И НОВОЕ Мне давно хотелось познакомиться с первыми номерами нашей газеты, посмотреть, чему можно поучиться у газетчиков революционного прошлого. Сегодня выбрал время, зашел в областной партийный архив. Сидел в комнате, загроможденной множеством папок, книг, газетных комплектов, и листал подшивки челябинской газеты. Сколько изменений она претерпела! Газета, созданная в Челябинске после Октябрьской революции, называлась «Известия Челябинского военно-революционного комитета». Первый ее номер вышел 26 ноября (9 декабря) 1917 года. Сохранилась лишь фотокопия этого номера. Вместо передовой статьи в нем напечатано сообщение об организации Советской власти в городе и его окрестностях. Документ лаконичен: «20 ноября 1917 года объединенные собрания Совета рабочих и солдатских депутатов, полковых и районных комитетов, Центрального Совета фабрично-заводских комитетов, Центрального бюро профессиональных союзов, районного железнодорожного комитета в присутствии представителей Санарского революционного комитета, Уфимского, Златоустовского, Курганского и Троицкого Советов постановили: Вся власть в г. Челябинске и в его окрестностях переходит в руки Совета рабочих и солдатских депутатов. Для осуществления этой власти Советом образован военно-революционный комитет». Перелистывая подшивку «Известий», прочитал в номере от 11 января 1918 года напечатанное крупным шрифтом на первой странице извещение: «Военно-революционный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов г. Челябинска предлагает желающим поступить в сводный революционный отряд (пехота, кавалерия, артиллерия, пулеметная команда). Обратиться в штаб главнокомандующего (номера Дядина, № 28) от 11 часов до 1 часа ежедневно. Председатель Блюхер. И. д. секретаря Гозиоский». Не этот ли отряд разросся впоследствии в грозную воинскую силу, наводившую страх на врагов революции? Позднее «Известия» становятся органом Челябинского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. Потом челябинская газета именовалась «Степной коммуной», «Советской Сибирью», наконец, с 23 ноября 1919 года «Советской правдой», органом Челябинского губернского комитета РКП и Челябинского губисполкома. Читаешь эти старые газеты, часто печатавшиеся на коричневой оберточной бумаге, и восхищаешься: как четко, ярко, доходчиво доносили они до читателя лозунги партии, как умело выделяли главное. Я сделал несколько выписок из комплекта «Советской правды» за 1920 год. Вот они: 25 июля: «Каждый прогуливающий рабочее время обкрадывает советское государство, а значит, всех рабочих и крестьян, значит, с прогуливающими нужно бороться так же, как с ворами». 2 октября: «Скоро — выборы в Челябинский Совет. Если ты за победу над панской Польшей и Врангелем — голосуй за коммунистов!» 27 ноября: «Зимней кампании не будет, если Красная Армия будет сильна, если она будет одета, обута. Так поделись с нею одеждой, бельем, обувью!» Такие призывы часто помещались в виде броских шапок, аншлагов. Они наверняка доходили до ума и сердца рабочих, красноармейцев, крестьян. Об этом свидетельствуют последующие газетные сообщения об укреплении дисциплины на производстве, о результатах выборов, о сборе одежды для Красной Армии. Печатное слово действовало — вот первое впечатление от знакомства с комплектами «Советской правды» и ее предшественниц. Ленинская традиция действенности партийной печати крепла с первых лет революции. Развивая эту традицию сейчас, мы стоим на прочном фундаменте. Крепнут, развиваются и другие традиции, созданные Владимиром Ильичем. Возрождается ленинский партийно-государственный контроль. А коль так — возродится и хорошая традиция его гласности. Ведь народный контроль и советская печать — два рода войск, от которых сама жизнь требует каждодневного и самого тесного взаимодействия. В «Челябинском рабочем» тема народного контроля понемногу приобретает права гражданства. Когда еще во всей нашей области насчитывалось всего четыре работника новых органов контроля (председатели обоих областных комитетов и их заместители), мы договорились с ними о том, чтобы совместно провести в редакции встречу с ветеранами КК—РКИ. Пригласили всех, кого знали. Подсчитали, что придет человек десять — двенадцать. На всякий случай дали извещение в газете. Оказалось, что мы просчитались. Впрочем, дай бог побольше таких просчетов. Пришло семьдесят. Явились не только челябинцы. Прочитав извещение, приехали пенсионеры из других городов области — Копейска, Миасса, Троицка. Приехали без вызова, за свой счет. Заместители председателей промышленного и сельского областных комитетов партийно-государственного контроля В. Н. Гладышев и А. Ф. Лубнин познакомили пришедших на встречу с принципами построения новых контрольных органов, обрисовали характер предстоящей работы. Потом начались выступления самих ветеранов. Мало сказать, что эти выступления были интересны. Они воссоздавали конкретные особенности ленинского стиля деятельности КК—РКИ. Всем запомнился рассказ Александра Семеновича Еретнова. — В начале двадцатых годов меня послали в один из районов проверить мельничное хозяйство, — говорил он. — Но ведь мельницы-то стояли, рабочие в городе сидели без хлеба. Конечно, одной проверкой тут нельзя было ограничиться. Поговорил с рабочими, со специалистами. Они посоветовали, как организовать дело. И через две недели мельница заработала, стала давать для города муку. Массовость, гласность, действенность партийно-государственного контроля — вот его ленинские принципы, вот что нужно сейчас, как воздух. К этому, коротко говоря, свелись все пятнадцать выступлений. Эта мысль и подчеркнута в отчете о встрече, напечатанном в газете. Следующий задуманный нами шаг в помощь возрождающимся органам ленинского контроля — подробный рассказ о цеховом партийном собрании, избирающем контролеров. Рассказ, обязательно дополненный сообщением о начале их контролерской работы. Заместитель редактора Клавдия Павловна Кузнецова утверждена членом промышленного областного комитета партгосконтроля, ей и карты в руки, решила редколлегия. Тем более, что пишет она не сухо, с душой. Клавдия Павловна отправилась на Челябинский электрометаллургический комбинат. Мы избрали его для этой цели по самой простой причине: в работе партийной организации электрометаллургов всегда чувствуется живинка, там быстрее прививается новое. Тщательно подготовленное собрание коммунистов второго цеха ферросплавного производства прошло активно. После доклада начальника цеха попросили слова сразу несколько человек. Говорили больше всего о неполадках, имеющихся в цехе, о том, куда раньше всего надо смотреть контролерам. — Рационализаторы, — заметил горновой Михаил Климентьевич Биндюков, — предложили обмазывать ковши для горячего металла специальным раствором. Это увеличивает срок их службы. Предложение приняли, но забыли о нем. Вот уже два месяца не вспоминают. Отговорки такие: холодно, дескать, раствор замерзает. А по-моему, дело не в холоде, а в том, что охладели к новшеству. Группе содействия контролю, которую мы создаем, нужно взять это на заметку. На другой же день избранные коммунистами члены будущей цеховой группы содействия, не дожидаясь ее организационного оформления, пошли проверять то, что было взято «на заметку» во время собрания. К вечеру один из контролеров, инженер Виктор Андреевич Холодный, доложил секретарю цехового партбюро: — С ковшами все в порядке. Была пустяковая поломка оборудования. Сегодня устранили. Старший мастер заверил, что отныне ни одного ковша без обмазки футеровки под горячий металл не будет подано… Проверим, конечно. Бригадир электриков Измаил Сергеевич Ляпидевский, начав свою контролерскую деятельность с проверки положения дел на шихтовом дворе, обнаружил там два занесенных снегом мотора. Он же внес предложение изменить схему электроосвещения в цехе. Существующая схема неэкономична. Если для освещения рабочего места нужна одна лампочка, горит десять: выключатель-то один… Кажется, репортаж Клавдии Павловны о партийном собрании в цехе и о начале работы контролеров достиг, цели. Во-первых, показано собрание, как оно есть: со спорами, репликами, острыми углами. Читатель чувствует, как дороги рабочим-коммунистам интересы родного завода, видит, как заинтересованно обсуждалась каждая кандидатура, выдвигавшаяся в группу содействия. Во-вторых, подчеркнуто, что на другой же день после собрания, как говорится, «не дожидаясь мандатов», контролеры принялись за дело. Это — сигнал для всех партийных организаций области: делайте так! Входит в жизнь газеты еще одно новшество — сменные страницы. Вот уже второй месяц, как газета является органом двух обкомов партий и двух областных Советов. Но пока и структура редакции и объем материала в номере остаются прежними. Сейчас, однако, вырисовываются изменения. Там, где газета — орган двух обкомов или крайкомов, предусмотрен выпуск газет со сменными страницами: одна — для работников промышленности, строительства и транспорта, другая — для работников сельского хозяйства. Завтра «Челябинский рабочий» впервые дает две такие страницы. Они уже вычитаны и отосланы в типографию. На полосе, предназначенной для работников промышленности, строительства и транспорта, с заглавной статьей о партийных группах на предприятиях и стройках выступает первый секретарь промышленного обкома партии Ф. Кузюков, публикуется статья главного инженера Златоустовского металлургического завода О. Тищенко «Проект и жизнь» — о реконструкции предприятия, письма, хроника. Полоса для тружеников сельского хозяйства открывается «Трибуной земледельца». Для нее статью «Наш рубеж — 120-пудовый урожай» написал по нашей просьбе Г. Дамер, главный агроном одного из лучших хозяйств — Буринского совхоза. На полосе — рассказ секретаря парткома совхоза «Новый Урал» И. Крисального — о подготовке в хозяйстве механизаторских кадров, критическая корреспонденция из Троицкого производственного управления о непорядках на колхозных фермах. Обе сменные страницы украшены карикатурами редакционного художника Сергея Сергеевича Алюхина. Начало положено. Впредь будем придерживаться в подготовке этих страниц такого же направления: главное в них — производство, партийная забота о нем. 18 февраля ЗВОНОК ИЗ ОБКОМА КОМСОМОЛА Вчера в двенадцатом часу дня, когда я торопился прочитать перед отправкой в типографию досыл в очередной номер газеты, позвонили из обкома комсомола. В телефонной трубке зазвенел девичий голос: — Товарищ Дробышевский? Знаете, мы проводим встречу старых комсомольцев с нашим активом. Просим Вас обязательно прийти. Вы… — Но мне некогда, как раз такие дела… — Нет, нет, мы на вас рассчитываем. Знаете, мы хотим, чтобы старые комсомольцы рассказали нам, как они работали в комсомоле. Это же очень интересно. Мы, наверное, сможем кое-что перенять. Вы уж приходите обязательно. Завтра в три часа дня в городской кабинет политического просвещения. — Все это так, да вот беда — со временем у меня… — Я понимаю. Но иначе никак нельзя. К нам обещали прийти многие старые комсомольцы. А вы вдруг не придете!.. Знаете, это никак нельзя. Обязательно приходите. Никак. Обязательно. — Но я… — Ну, большое спасибо. Ждем. В три. Я положил трубку и посмотрел на телефон с чувством досады. Работы было действительно очень много, времени на самом деле не хватало. Но в голосе девушки звучала неподдельная уверенность в том, что я смогу сказать нечто путное на затеваемой встрече, и я мысленно сказал себе: «придется пойти, коль обязательно». Решил рассказать о том, что предшествовало работе в комсомоле, вспомнить свои пионерские годы. Вспоминать не трудно, потому что они не забываются. С двенадцати лет я воспитывался в суздальских детских домах. То есть был не просто пионером, а детдомовским пионером. Садить картошку, мыть пол, колоть дрова, чинить себе рубахи и штаны, мастерить перед Новым годом все до единой игрушки, которым суждено красоваться на елке, — все это представлялось нам такими же естественными и необходимыми занятиями, как утреннее умывание и заправка постели. В детском доме, где воспитывалось примерно 45 ребят, работало трое взрослых: заведующий, воспитатель и кухарка. Продуктовой кладовкой заведовал один из старших пионеров. Хлеб, отпускавшийся для детдома из булочной, ежедневно приносили дежурные. Самыми «пионерскими» месяцами в году считались два месяца летних каникул. Еще, бывало, до окончания школьных занятий далеко, а детдомовцы уже начинают разговоры о том, куда и когда ехать в «разведку», кто поедет. Малышей в «разведчики» не брали. Требовалось прожить на свете четырнадцать, самое малое тринадцать лет, чтобы иметь право отправиться в «разведку». Этим заманчивым словом именовалась подготовка лагеря к приезду ребят. Летом 1927 или 1928 года меня впервые назначили в «разведкоманду». Прибывший с нами к месту будущего лагеря воспитатель Сергей Сергеевич Кашин — отличный легкоатлет и заядлый рыболов — объяснил «боевую задачу», пожелал успеха и отбыл в город, в детский дом. Мы, десять «разведчиков», остались выполнять поставленную задачу без взрослых. Самому старшему — «начальнику разведки» — было пятнадцать лет. Место, куда мы приехали, называлось по старой памяти «фабрикой Баранова». Куда девался после революции фабрикант Баранов — никто не знал. От его текстильной фабрики на зеленом берегу реки Нерли остались три неогороженные постройки: двухэтажный фабричный корпус из красного кирпича, добротный сарай с деревянным полом и навес — досчатая крыша над двумя рядами столбов, врытых в землю. Эти постройки нам и предстояло приспособить под лагерь. Для ночлега облюбовали сарай. Разложили в нем на полу свои богатства — одеяла, котомки с хлебом и сухарями, мешок с картошкой, котелки, чайник. Разобрали «оружие» — пилы, топоры, молотки, клещи — и сразу же пошли в корпус. И на первом и на втором этажах бросились в глаза кучи мусора, запыленные штабеля досок и брусьев, ощетинившихся кое-где согнутыми ржавыми гвоздями, — как видно, остатки, разобранной деревянной постройки. Задача, поставленная Сергеем Сергеевичем, состояла в том, чтобы сделать на верхнем этаже нары для двух отрядов, то есть для 85—90 пионеров; там, где-выбиты стекла, забить окна фанерой; навести в помещении чистоту. За эти не совсем романтические дела мы и принялись. Наш день начинался с купанья и завтрака, приготовленного на костре. После завтрака брались за работу: выдергивали и прямили гвозди, мыли уцелевшие оконные стекла, выносили и сжигали мусор, мастерили нары. Дней через десять на дверях сарая с пожитками мы повесили замок и вернулись в город — доложить воспитателю, что «разведка» задание выполнила. Сверстники, не ездившие в «разведку», а тем более ребята помладше смотрели на нас с завистью. На другой же день на «фабрику Баранова» выехали питомцы двух детских домов — нашего и соседнего, в котором жили девочки. Их в «разведку» не брали, наши «разведчики» трудились и для своих ребят и для соседей. Кирпичный корпус на берегу Нерли ожил, на втором этаже запахло сеном, которым набивали матрасные и подушечные наволочки. Задымила высокая фабричная труба — топку приспособили для приготовления пищи. Под навесом появились столы и скамейки — там расположили столовую. На лагерь, хоть ребят в нем жило вдвое больше, чем в нашем детдоме, тоже приходилось трое взрослых: начальник лагеря, воспитатель и медсестра. Заготовляло дрова, варило пищу, накрывало столы, мыло посуду, убирало столовую дежурное звено — десять пионеров во главе со звеньевым. Конечно, без шероховатостей не обходилось, в особенности поначалу. Случалось — хлебали пересоленный суп, ели пригоревшую кашу, но в конце концов все наладилось. Ночью на «фабрике Баранова» бодрствовал только дежурный по лагерю, назначавшийся из старших пионеров. Он охранял покой детей и взрослых. Именно охранял, и надо сказать — с превеликой охотой и гордостью. Ведь на дежурство выдавалось ни много, ни мало: ружье, три холостых патрона, старый немецкий тесак без ножен, кинжал с ножнами. При необходимости следовало разбудить начальника лагеря или воспитателя, а в самом крайнем случае разрешалось сделать холостой выстрел. Такого случая, правда, так и не представилось. Но каждый из нас, дежурных, вышагивая ночью свои два часа, неотступно мечтал о нем. Играть мы больше всего любили в «махновцев» и «буденновцев». Все свободные от дежурства разбивались на два равных отряда, их территории в лесу разделялись условной границей. «Махновцы» прятали знамя на своей территории, «буденновцы» — на своей. Каждый отряд, охраняя собственное знамя, старался найти и отнять знамя у «противника». И если отряды носили условные названия, то в самой игре ничего условного не было. Требовалось отыскать в лесу тех, кто охранял древко с полотнищем, отобрать его и доставить в свой штаб. А поскольку ни один «махновец» и «буденновец» никогда не выпускал древко из рук по доброй воле, приходилось вырывать его силой. Схватка у знамени меньше всего напоминала условности. Иной раз доходило до потасовок, но и они не отбивали охоту к игре. Всегда удавались коллективные походы за земляникой, черникой. Своеобразие этих походов заключалось вот в чем. Все отправлялись в лес с кружками, а двое старших ребят захватывали ведра. Каждый должен был сдать «в общий котел» кружку ягод. А когда кружка высыпана в ведро — собирай ягоды для себя. После похода, который обычно длился от завтрака до обеда, на кухне появлялись ягоды для киселя на ужин. Я не помню, чтобы кто-нибудь из детдомовцев когда-нибудь заскучал в лагере. Можно было ловить рыбу, собирать грибы, купаться, загорать, плести чудесные белые корзинки из очищенных ивовых прутьев. Но самым желанным временем считалось все же вечернее время у костра. Главное, чем оно манило, — прыжки через костер. Прыгали и мальчишки и девчонки. Подбросишь в огонь сушняку — пламя взметнется на метр, а то и выше. Разбежишься что есть духу, оттолкнешься обеими ногами от земли — и только пахнет на тебя жаром, а костер уже позади. И хоть заранее знаешь — не упадешь, не сгоришь, однако всякий раз, как минуешь огонь, охватывает радостное чувство. Вроде ты победил опасность. Совершенно ясно: далеко не все надо брать на вооружение из пионерского арсенала детских домов того времени. Кое-что шло от тогдашней нашей бедности, кое-что — от неопытности воспитателей. Никто не будет ратовать за ружье для дежурного пионера. Но воспитывать у ребят чувство ответственности за выполнение задания, давать им серьезные поручения, доверять иные«взрослые» дела, приучать не чураться черновой работы — это надо делать сейчас непременно. В принципе этого как будто никто и не отрицает. Но практически в наших пионерских отрядах и лагерях зачастую чрезмерно опекают детей, приучают к иждивенчеству, относятся к ним, как к тепличным цветам. Я знаю девочек, которые четыре года подряд жили в пионерлагере у реки, без конца ходили купаться под присмотром вожатых, но так и не научились плавать. Достигает такой тепличный цветок комсомольского возраста, начинает блестеть комсомольским значком, но готов увянуть, встретив пустяковую трудность. А если поставить дело так, чтобы каждый пионер в обязательном порядке постигал искусство стирки и починки рубахи, сдавал нормы БГТО, обучался приготовлению пищи у костра? Если выходить из лагерей в походы не раз в три недели, а почаще, и всякий раз с новой задачей? Если самым большим почетом окружать ребят-тружеников, ребят-умельцев, энтузиастов технических кружков? Обо всем этом я и говорил комсомольским активистам. Большинство, как мне показалось, слушало внимательно. По глазам видел — многие соглашаются. Хорошо, если это согласие будет сказываться на деле! Должен признать: были и несогласные. В их глазах я читал иронические ответы на мои слова: «Готовить у костра? А что будет делать пищеблок? Каждому стирать свою рубаху? Но это же кустарщина!». Тут, пожалуй, есть о чем подумать газетчику, есть о чем поговорить на страницах газеты. 28 февраля „ТРУБА ТЕБЕ, АДЕНАУЭР!!!“ Строительство стана «1020» трубопрокатного завода все время держим на прицеле. С фотографий, помещенных в газете, на читателя смотрят лучшие труженики стройки. Это — снимки Евгения Ткаченко. Свои репортажи о трудовых буднях строителей, зарисовки о передовых людях строительства он обязательно иллюстрирует собственными фотоснимками. Как только Евгений приступил к исполнению своих корреспондентских обязанностей на будущем стане, сразу же организовал там рабкоровский пост «Челябинского рабочего». Десять рабкоров, заступившие на этот пост, призванный действовать до конца строительства, работают на основных участках стройки. Среди них — рабочие, бригадиры, мастера, члены комсомольского штаба. Строя стан-гигант своими руками, они хорошо знают нужды строительства, видят даже то, чего иной раз не увидит корреспондент. Их доброе слово об отличившихся товарищах по работе, сигналы о промахах и неурядицах поступают в редакцию всегда вовремя. На другой день после организации поста начальник отдела общепита трубопрокатного завода на одном из оперативных совещаний заверил, что «вопрос с питанием строителей в основном решен». Но рабкоры прекрасно знали, что строителей и монтажников в обеденный перерыв не пускают в столовую трубоэлектросварочного цеха пока не пообедают «свои». Трое рабкоров выступили в «Челябинском рабочем» по этому поводу с острой критической корреспонденцией. Вот когда «вопрос с питанием» действительно был решен. Таких примеров — множество. Простаивают механизмы — рабкоры называют в «Челябинском рабочем» фамилии конкретных виновников. Задерживается разгрузка оборудования — снова сигнал в газете. И всякий раз такие оперативные сигналы помогают быстрее исправить упущения, лучше наладить дело. С интересом читают строители и монтажники заметки поста о трудовых победах. Ценность этих сообщений в том, что они пишутся по горячим следам событий. Монтажные бригады К. Дзбанека и А. Колобова на три дня раньше срока уложили 32 километра труб в фундаменты; читатели тут же узнали о выдающемся трудовом успехе. Бригада бетонщиков Н. Попова досрочно сдала фундамент под гидропресс, недельная выработка ее превысила норму больше, чем вдвое; рабкоры отметили и достижения бетонщиков. Словом, рабкоровский пост не обходит молчанием добрые дела. Само собой разумеется, что его материалам дается «зеленая улица». Недавно мы напечатали коллективный отклик магнитогорцев на письмо «Наш ответ господам аденауэрам». Его по поручению коллектива Магнитогорского комбината подписали 17 рабочих, бригадиров и мастеров. Металлурги Магнитки писали: «империалисты Западной Германии отказались от своего обязательства о поставках в нашу страну труб большого диаметра. Они явно рассчитывают, что это сорвет завершение строительства в 1963 году гигантского газопровода Газли — Урал, выполнение других заданий семилетнего плана. Не выйдет, господа! Советские люди найдут возможность в самые короткие сроки наладить выпуск отечественных труб большого диаметра в таком количестве, чтобы полностью обеспечить ими строителей газо- и нефтепроводов». Магнитогорцы сообщили о том, что на комбинате разработан план освоения выпуска листа для производства труб большого диаметра. В письме — взятые в ответ на обращение челябинцев обязательства коллективов мартеновского цеха № 1, нового цеха изложниц, слябинга, стана «2500». А в печати промелькнула информация о том, что администрация трубопрокатных заводов фирмы «Феникс — Рейнрор» в Мюльгейме решила отправить рабочих в принудительный отпуск. Таков первый результат запрета НАТО экспортировать стальные трубы большого диаметра в Советский Союз. Мы, работники редакции, следим за подобными сообщениями с особым пристрастием. Все, что касается экспорта в СССР таких труб, для нас не просто газетная информация, которую можно прочитать и забыть. Мы так же, как челябинские строители и трубопрокатчики, как магнитогорские металлурги, чувствуем себя в ответе за то, чтобы как можно скорее пустить новый стан на трубопрокатном, быстрее восполнить недостаток дефицитных труб в стране. Это — не красивые слова. Да, собственно, самих этих слов никто из нас нигде и не говорил. Просто газета обязательно должна сделать все от нее зависящее, чтобы помочь быстрее пустить стан, быстрее дать трубы для газопровода Бухара — Урал. Надежды Запада на провал строительства великой газовой магистрали постепенно ослабевают. Месяц назад, 31 января, корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс передал из Москвы: «В числе других советских трубопроводов, на которые повлияло западное эмбарго, — сооружаемый сейчас газопровод, который соединит район Бухары с Уралом». Он, корреспондент, радовался этому «влиянию эмбарго». Но все же отметил: «Решение о приостановке продажи труб большого диаметра не было особенно популярным на Западе; это относится прежде всего к промышленникам и экспортерам, которые за последние два года получили большие прибыли. В защиту этих коммерческих интересов выдвигаются как политические, так и экономические доводы». Один из экономических доводов, — как утверждает американский журналист, — «заключается в том, что строительство советских трубопроводов неизбежно будет закончено, несмотря на эмбарго, несущее с собой потери для западных предпринимателей». Именно так! Неизбежно будет закончено. Тут у нас нет расхождений с корреспондентом Ассошиэйтед Пресс. Я готов согласиться и с западногерманским экономистом Бааде, который заявил: «Мы делаем России булавочный укол, а себе наносим удар ножом». Фирмам, которые вынуждены прекращать поставки труб в СССР, придется, пожалуй, туго. Им, — как заметил в позавчерашней речи перед избирателями Никита Сергеевич Хрущев, — предстоит подумать, как бы из-за этих труб не вылететь в трубу на радость своим конкурентам. Что ж, пусть владельцы фирм ломают голову по этому поводу. Челябинские строители и трубопрокатчики делают тем временем свое дело не мешкая. Пуск первой очереди стана «1020» — вопрос ближайших недель. Сегодня мы, члены бюро промышленного обкома партии, провели на строительстве стана вторую половину дня, ознакомились с ходом работ. Какая это все-таки будет махина! Название — стан, а на самом деле — крупный завод, хоть и составляет часть нашего трубопрокатного. Дело на стройке (вернее на монтаже) спорится. В феврале план строительно-монтажных работ перевыполнен. Вчера началось горячее опробование первой технологической линии. Оно продолжалось и сегодня. Мы прошли вдоль всей «нитки», как называют линию трубопрокатчики. Там, где она начинается, по ней двигались ровные полосы металла, похожие на гигантские линейки. В конце «нитки», после наружной сварки швов, выходила труба метрового диаметра. Это еще не те трубы, что требуются для строющегося газопровода Бухара — Урал. Для тех и металл нужен другой и сварка шва двойная — снаружи и изнутри. Трубы, рождавшиеся на наших глазах, годятся только для водопровода. Главное, что требуется от первой линии, — дать возможность эксплуатационникам во время горячего опробования освоить технологию. Потом, когда будет пущена первая очередь стана, это позволит сократить период его освоения. Да, несколько сваренных здесь труб большого диаметра не могут предназначаться для газопровода. Но у каждого, кого мы встречали около них, глаза весело светились. Все же «большой диаметр» пошел! Скоро пойдут и газопроводные. Кто-то из рабочих ночной смены вывел мелом на трубе, которая была сварена первой: «Труба тебе, Аденауэр!!!». Я невольно задержался у этой жирной надписи. Конечно, пожелание, адресованное канцлеру, нельзя понимать в буквальном смысле слова. Но что касается его политики, то крах ее неизбежен. Это, наверное, и имел в виду автор надписи. На первой трубе большого диаметра, сваренной челябинцами, кто-то из рабочих ночной смены написал: «Труба тебе, Аденауэр!!!» Все мы были удовлетворены осмотром. И все-таки грехи в организации работ есть. Пока трудилась первая смена, все шло гладко, но вот заступила вечерняя, и в громадных пролетах корпуса, выстроенного для стана, стало пустовато. Остановился мостовой кран. Толкуем с рабочими, мастерами. Оказывается, в первую смену рабочих выходит больше, чем требуется, а в вечернюю и ночную смены их не хватает. А раз так — простаивают краны, автомашины. Рабочие советуют равномерней укомплектовать смены. В шестом часу вечера тут же, в заводском партийном комитете, начинается выездное заседание бюро обкома. Скромный парткомовский стол накрыт по этому случаю новеньким кумачом, припасенным, как видно, для писания лозунгов. Присутствуют руководители строительных, монтажных организаций, завода; тут же мастера, бригадиры. Доклады управляющего строительным трестом № 42 Григория Прокопьевича Клименко и директора завода Якова Павловича Осадчего предельно сжаты. Направления обоих докладов — резервы ускорения монтажа. Прения тоже свелись к этому. В решении, принятом на заседании бюро, — ни одного общего слова. Суть: резервы, фамилии работников, ответственных за их использование, сроки исполнения и проверки. Правительство без промедления дает для стройки стана все, что нужно. Настроение у строителей и монтажников приподнятое. Оно передается и нам, журналистам. 1 марта ИСТОРИЯ СТАТЬИ „ЗАБЛУЖДАЕТЕСЬ, ПРОФЕССОР“ По давней редакционной традиции наши журналистки всегда готовят к Дню 8 марта что-нибудь интересное. На этот раз всех заинтересовала задумка Клавдии Павловны Кузнецовой. Далеко не новая тема отношения советской женщины к труду прозвучала в написанной ею статье свежо и убедительно. В журнале «Советские профсоюзы» Клавдия Павловна прочла заметку со странным заголовком «Почему работает женщина?» Речь шла о том, что в приложении к «Нью-Йорк Геральд Трибюн» — журнале «Зис уик» ответить на этот вопрос решил профессор Теодор Рейк, «всемирно известный психолог и лектор», как аттестовала его редакция «Зис уик». Свой «ученый» труд по этому вопросу он назвал так: «Женщины любят мужчин, а мужчины любят работу». Профессор утверждает: Только мужчина может серьезно относиться к своей работе. Женщина — будь она домохозяйка, машинистка, секретарь, медсестра — постоянно думает о своем муже или возлюбленном. Большинство женщин не любят работу, как таковую. Никогда женщина не задумывается о мировых проблемах, если они не связаны непосредственно с ее домом. Деньги позволяют завоевать любовь, и женщина работает для того, чтобы завоевать любовь мужчины. Журнал «Советские профсоюзы» справедливо высмеял автора нелепых утверждений. Но — и только. Клавдия Павловна решила обратиться к женщинам различных профессий с вопросом: что они сами думают об «открытиях» Теодора Рейка. Она разослала письма работницам, колхозницам, врачам, библиотекарям и другим труженицам. «Просим Вас написать, что Вы думаете об этих утверждениях американского ученого, — писала им К. П. Кузнецова. — Как бы Вы ответили на вопрос: почему работает женщина? Расскажите, почему Вы работаете. Есть ли у Вас муж, дети? Любите ли Вы свою работу, свою профессию? Интересуют ли Вас общественные проблемы, не связанные непосредственно с Вашим домом»? Ответы начали приходить сразу же. Неплохо бы прочесть их американскому профессору! Вот выдержки из нескольких писем, полученных Клавдией Павловной. Машинист экскаватора Бакальского рудоуправления, Герой Социалистического Труда Клавдия Шевкунова: «Жаль, что я не знакома с профессором Рейком! Хотя обо мне он сказал бы, что я, безусловно, для того и работаю, чтобы привлекать мужчин. Еще бы! Среди наших экскаваторщиков я — одна женщина. И денег за работу получаю много. В детстве бабушка мне говорила: «Вот выучу тебя шить — швеей станешь. Ты такая маленькая растешь, что никуда больше не годишься, а шить будешь хорошо — ты старательная. Я так и думала, пока не приехала на Бакал. И вот работаю 23-й год машинистом экскаватора. Разве мне доверили бы машину, если бы я несерьезно относилась к работе? Ведь от моей работы зависит выполнение плана рудником, заработок многих людей… Если дело идет хорошо и спокойно, я могу грузить руду или породу и думать о муже, о дочурках — Вале и Наташе. Это мне не мешает быть внимательной к работе. В такие минуты даже стихи складываются в голове: Хорошо, когда все хорошо, И работа идет прекрасно. И я думаю о себе: Ты на свете живешь не напрасно. Но если вдруг встречается трудность или препятствие, если опасный забой — тут забываешь обо всем. Нервы напряжены, внимание сосредоточено. Где уж тут думать о муже! Кстати, когда мы поженились, он даже не знал, сколько я зарабатываю. И очень удивился, когда узнал, что больше, чем он. А когда родилась вторая дочка, муж настаивал, чтобы я уволилась. Насилу его убедила, что не могу без машины, что состарюсь прежде времени. Ничего, обошлось. Девочки здоровы. Валя в техникуме учится, подрастает и младшая — Наташа. Ей уже шесть лет. Да, я кажется так и не ответила на вопрос, почему я работаю. Почему? Да потому, что убеждена: все нормальные честные люди должны трудиться». Колхозница сельскохозяйственной артели «Южный Урал» Троицкого производственного управления Мария Денисова: «Не хвастаясь скажу — все есть в нашей семье: и любовь, и взаимное уважение, и прочный материальный достаток. Но вряд ли я была бы так счастлива, как сейчас, если бы не было у меня еще и любимой работы в колхозе, если бы не выполняла я общественных, кстати никем не оплачиваемых, обязанностей. Если бы этого я не делала, то просто обкрадывала бы себя». Библиотекарь из города Уфалея Елена Карабанова: «Я замужем. Муж — инженер-металлург. Он мог бы обеспечить семью без моей зарплаты. К тому же у меня есть дочка, ей два года четыре месяца. Но я отдала ее в ясли и пошла работать. Потому, что плита и кастрюли меня не привлекают. Потому, что люблю свою работу. Потому, что для меня работать — это то же, что есть, пить, дышать». Заведующая хирургическим отделением больницы Златоустовского завода имени В. И. Ленина врач Мария Кукалева: «Мои коллеги-хирурги Н. А. Сергеева, Е. Г. Шмаус, Т. П. Чечеткина и другие женщины-врачи, медицинские сестры, склонившись над больным вовремя операции, забывают обо всем, кроме одного, — чтобы жил больной. Было бы смешно утверждать, что врач В. М. Альтшуллер работает ради денег или ради того, чтобы понравиться мужчине. Ей 60 лет. В семье три работника, она материально обеспечена. Но работает, так как без работы не может жить. Почему я работаю? Впервые в жизни мне пришлось задуматься над этим вопросом. Я не могу представить себе жизнь без работы. Моя жизнь потеряла бы смысл». Швея из города Карталы Анна Собко: «Советую этому профессору прочесть нашу Конституцию». Токарь Челябинского тракторного завода Роза Манянина: «Статью Рейка считаю оскорблением для всех женщин». Учительница из города Златоуста Галина Пивоварова: «За свою работу я получаю деньги. Но мне они нужны не для того, чтобы завоевать любовь мужа. Моя зарплата — это вклад равного члена семьи в наш семейный бюджет. Как и все люди моей страны, я мечтаю о коммунизме, хочу в нем жить, хочу, чтобы он наступил быстрее. И качества людей коммунистического общества я стараюсь воспитать в своих учениках. Мне хочется видеть их людьми умными, всесторонне развитыми. Я радуюсь, когда вижу, как мои ребята становятся духовно богатыми, понимают прекрасное. Ради этого я и работаю». Клавдия Павловна получила уже семнадцать таких писем. Сегодня сдала яркую, политически заостренную статью «Заблуждаетесь, профессор!», написанную по этим письмам. Можно сказать без ошибки: этот материал украсит «женский» номер газеты. 5 марта У НАС В ГОСТЯХ — ЧЕМПИОНКА МИРА Последние дни челябинцы без конца говорят о конькобежном спорте, о «всем золоте мира», которое увезла из японского города Каруидзавы челябинская спортсменка Лидия Скобликова. Сразу после возвращения чемпионки мира из Японии землякам Лиды представилась возможность посмотреть ее выступления на челябинском льду, в финальных соревнованиях пятой Всесоюзной зимней спартакиады профсоюзов. Спартакиада. Скобликова. Эти слова можно услышать сейчас в любом автобусе, трамвае, в каждом кинотеатре, клубе, кафе. Я не принадлежу к числу завзятых болельщиков. Но в эти дни тоже аккуратно посещал стадион «Труд». Особенно запомнился мне первый забег Лидии Скобликовой — на «пятисотку». Когда она замерла на старте рядом с экс-чемпионкой мира свердловчанкой Валентиной Стениной, на стадионе стало так тихо, словно приготовились к бегу не только две спортсменки, но и все зрители, заполнившие трибуны. Выстрел стартера привел в движение и спортсменок и трибуны. Тысячи людей замахали руками, закричали, засвистели, затопали ногами. И все это — и отчаянная жестикуляция, и истошные крики, и режущий уши свист — служило одной-единственной цели: подбодрить землячку, помочь ей. Мне даже показалось, что и сосны за забором дружелюбно кивают ей своими зелеными кронами. А пурпурные, изумрудные, голубые стяги спортивных обществ? Все шелковое разноцветье, сверкавшее над стадионом, сочувственно помахивало нашей Лиде. Увы, на дистанции 500 метров наша землячка, хотя и обогнала Валентину Стенину, заняла только четвертое место. Надо ли говорить, что во время ее следующих забегов голоса болельщиков продолжали крепнуть? Многие из них считают, что четыре золотые медали завоеваны чемпионкой мира на спартакиаде профсоюзов с их прямой помощью… Вчера, во вторник, спартакиада закончилась. Я попросил Евгения Ткаченко, метавшегося по стадиону с фотоаппаратом, договориться с Лидой о выступлении у нас на «среде». А сегодня под вечер она быстро вошла в переполненный редакторский кабинет. В молодом лице ее, в смелом взгляде, в потряхиваньи русыми волосами — было что-то от озорной девчонки. Да и по одежде — пушистой красной кофточке и темным брюкам — неосведомленному человеку трудно представить, что это старший преподаватель педагогического института. Эту фотографию журналисты «Челябинского рабочего» подарили чемпионке мира по конькам Лидии Скобликовой на память. Перед тем, как наша гостья начала свой рассказ о поездке в Японию на чемпионат мира, в комнате воцарилась такая же тишина, как на стадионе, когда Лида замерла в ожидании выстрела стартера. Мы знали, что она начала с лыж десятилетней девочкой. Знали, что в последние годы зарекомендовала себя спортсменкой мирового класса. Видели ее отточенный бег на челябинском льду. Ну, а как все-таки землячка действовала там, на ледяном поле Каруидзавы, где решалась судьба «конькобежной короны» мира? Выступление гостьи меньше всего напоминало официальную речь. Оно походило скорей на рассказ в кругу близких друзей. Путь к победе, одержанной в Японии, не был гладким, как лед катка. Открывая окно в номере японской гостиницы, Скобликова прищемила палец, он распух. Но это было еще полбеды. Накануне открытия чемпионата привязался грипп, начал одолевать насморк, стали сильно слезиться глаза. Доктор, сопровождавший советскую команду, не жалел капель и порошков. На ночь, по совету врача, пришлось намазать ноги мазью, напоминающей по своему действию горчичники. В день начала соревнований, выйдя на разминку и опасаясь, как бы грипп не подвел, Лида, понятно, нуждалась в моральной поддержке, «И больше всего, — сказала она, — хотелось услышать веское слово Евгения Гришина. Для меня Гришин — самый высокий авторитет в спорте. Он всегда объективно оценивает мои ошибки и успехи. От него я не раз слышала: «Когда же ты научишься кататься?» А тут Евгений посмотрел, как я работаю на разминке, и говорит: «Здорово!» Одно слово, а как оно меня обрадовало!». К этому, пожалуй, можно добавить, что «здорово» Гришина и гомон болельщиков на челябинском стадионе — пособие одного рода. И очень хорошо, коль оно хоть в какой-то мере помогло в том и другом случае. Но главное, конечно, в борьбе за рекорды на ледяных дорожках — сила воли и тренировка. Тренировка продуманная, систематическая — изо дня в день, из месяца в месяц — вот, что принесло успех. Смотришь на эту худощавую молодую женщину и диву даешься — какое огромное количество физической работы пришлось ей проделать под руководством тренеров за последние годы! К лавровому венку ее, в сущности, привели не столько те несколько километров, что с блеском пройдены на льду Каруидзавы, сколько тысячи километров, пройденных на тренировках и в прошлых состязаниях. Этот простой вывод напрашивался сам собой у собравшихся послушать Лидию Скобликову. «Меня теперь спрашивают, — продолжала Лида, — что я чувствовала, когда выиграла первенство мира. Конечно, радовалась. И самое радостное чувство испытала в тот день, когда мы, советские спортсменки-победительницы, втроем взошли на пьедестал почета. На высоком флагштоке взвились три советских флага, оркестр заиграл Гимн Советского Союза. Наверно, это нравилось далеко не всем собравшимся на стадионе в Каруидзаве. Зато у нас от радости, от ощущения тесной связи с Родиной слезы навертывались на глаза. Такие минуты никогда не забудутся». После того, как мир узнал имя новой чемпионки, Скобликову засыпали телеграммами. Нам приятно было сегодня услышать от Лиды, что поздравительную телеграмму «Челябинского рабочего» ей вручили на японской земле без опоздания. Послезавтра у нее — день рождения, исполнится двадцать четыре. Ну как по такому случаю не поздравить еще раз! Фотокорреспондент Аркадий Ходов воспользовался «средой», чтобы основательно «обстрелять» гостью. Подарим ей фотопортрет. 6 марта ВМЕСТЕ С НАРОДНЫМИ КОНТРОЛЕРАМИ Органы партийно-государственного контроля становятся большой силой. Только в городах нашей области — на промышленных предприятиях, стройках, транспорте, в домоуправлениях — создано 1395 групп и 3663 поста содействия органам контроля. В них — целая армия коммунистов и беспартийного актива: 25 тысяч человек. Да к этому надо еще прибавить тысячи контролеров на селе. Мы начали совместную работу с ними, организовав рейд по проверке готовности совхозов и колхозов к весеннему севу. Материалы рейдовых бригад, состоящих из контролеров и сельских корреспондентов, не сходят со страниц газеты. А в понедельник 11 марта бригады партийно-государственного контроля и «Челябинского рабочего» появились на нескольких предприятиях Челябинска, Копейска, Златоуста, Верхнего Уфалея и Аши. Появились не только в один день, но и в один час — до начала утренней смены. Перед каждой бригадой была поставлена цель — проверить, нет ли прогулов и опозданий на работу, выявить резервы лучшего использования рабочего времени, помочь устранению обнаруженных ошибок и промахов. Как потом рассказывал наш копейский корреспондент Иван Козин, бригаду, с которой он ездил по нескольким шахтам Копейска, постигла «неудача». Ни в одной из этих шахт в «тяжелый день» — понедельник — ни один шахтер не прогулял и не опоздал на смену. Хотелось, чтобы такие «неудачи» постигали всюду. Но… Этого «но», с которым столкнулись бригады, с избытком хватило на целую газетную полосу, которую увидели сегодня читатели. Вышедшая под рубрикой «Народные контролеры действуют», она призывает: «Каждый час — строительству коммунизма! Прогульщикам, расхитителям рабочего времени — заслон!» На Челябинском заводе шлифизделий с бригадой контролеров работал наш новый литературный сотрудник В. Колобов. Бригада установила, что в этот день на заводе прогуляли четыре человека. По каким причинам? Придя на квартиру к молодому шлифовщику Вадиму Симахову и спросив его, почему он не на заводе, контролеры услышали от него такое объяснение: — Вчера напали грабители, когда возвращался домой. Для пущей убедительности Симахов ткнул пальцем в забинтованную голову. Мать, однако, с ходу отмела версию о грабителях: — Выдумываешь! И сумрачно напомнила о воскресной пьянке. Бригадир грузчиков Владимир Краснопевцев, не вышедший на работу в понедельник, сослался на неведомые «семейные обстоятельства». Четыре прогула. Кажется, для завода не так уж много. Но из-за них предприятие недодало стране тысячи абразивных кругов, задержалась разгрузка контейнера с материалами, вагона с углем. На газетной странице бригада забила тревогу: больше с этим мириться нельзя! Корреспондент В. Черепанов вместе с контролерами занял перед началом утренней смены пост у проходной Уфалейского завода «Уралэлемент». Они записали тридцать фамилий опоздавших. Особенно много оказалось их в седьмом цехе. Да и не мудрено. Среди них — сам мастер. Та самая яблонька, от которой яблочко недалеко падает. Каждый опоздал на 5—10 минут. Как будто — пустяк. Но ритм производства с первых минут рабочего дня уже нарушен. И беда в том, что к опозданиям на заводе привыкли, они «примелькались». Контролеры пришли к секретарю партбюро завода. Разговор зашел о прогулах и опозданиях. — Если говорить о прогулах, — сказал секретарь, — то ни одного такого случая не оставляем без внимания. Обсуждаем прогульщиков на рабочих собраниях, судим товарищеским судом, наказываем в административном порядке. Все это сказывается: прогулов на заводе стало значительно меньше. А вот с опозданиями на работу… С этим злом на заводе примирились. Контролеры сообщили фамилии опоздавших руководителям цехов, потребовали принять меры. В тот же день в седьмом цехе — самом «урожайном» по опозданиям — во время обеденного перерыва собрался на расширенное заседание цехком. Опоздавшим пришлось держать ответ. А по окончании смены каждому подходившему к проходной бросался в глаза лист ватмана, прикрепленный на витрине для объявлений. На ватмане — жирная надпись: «Группой содействия органам контроля проведен рейд по проверке выполнения трудового распорядка дня. Вот имена тех, кто опоздал сегодня на работу… Позор нарушителям трудовой дисциплины!» Но и это не все. Итоги рейда на другой день обсуждались на оперативном совещании у директора завода. Обо всем этом бригада и рассказала в своей коллективной корреспонденции. Первая тематическая страница под рубрикой «Народные контролеры действуют» показала, что, проверяя, они схватывают самое важное, существенное. Подводя итоги проверки, предлагают конкретные меры пресечения зла. Сами помогают воплотить их в жизнь. Это не просто сигналы, не бумажное «фиксирование» недостатков. Девиз новых органов контроля — действовать! По-моему, рубрика «Народные контролеры действуют» точно выражает характер их работы. Сегодня прикидывали примерный план следующих тематических страниц, которые будут готовиться с участием групп и постов содействия органам партийно-государственного контроля. 15 марта СТРАННАЯ НЕУСТОЙЧИВОСТЬ И ИДЕЙНАЯ ЧИСТОТА Писателей нашей области можно по праву назвать друзьями областной газеты. Большинство из них считают своим долгом обращаться к читателю с газетных страниц. Короткий рассказ и стихи в воскресном номере — обычное явление. Литераторы не только приходят в отдел литературы и искусства. Когда требуется, они выполняют задания редакции. Поэт и прозаик Марк Гроссман, молодые поэты Валентин Сорокин, Владимир Астафьев, Атилла Садыков не раз выступали в газете со стихотворными репортажами о передовых металлургах и хлеборобах. Поэт Яков Вохменцев возглавляет созданный в редакции нештатный отдел сатиры и юмора. А самое главное, что всегда радует и нас, журналистов, и всех читателей, — это направленность творчества наших писателей. Поэмы Бориса Ручьева, стихи Людмилы Татьяничевой, романы Николая Глебова, повести и рассказы Владислава Гравишкиса, Михаила Аношкина — все эти произведения имеют свои художественные особенности, у каждого из авторов свой поэтический почерк. Но всех южноуральских поэтов и прозаиков роднит одно: созданные ими книги помогают партии и народу в борьбе за высокие идеалы коммунизма. Ясные партийные позиции местных писателей четко обрисовались и на вчерашнем отчетно-выборном собрании писательской организации. Я присутствовал на нем по поручению бюро промышленного обкома партии. Собрание началось не с отчетного доклада бюро, как обычно, а с выступления поэтессы Людмилы Татьяничевой — участницы декабрьской и мартовской встреч деятелей литературы и искусства с руководителями партии и правительства. Зал, в котором собралось около двадцати писателей и более ста молодых литераторов, чутко реагировал на ее живой рассказ о встречах в Кремле. Сообщение о позорном поведении писателей А. Вознесенского, В. Аксенова и Е. Евтушенко за рубежом вызвало в зале шум негодования. А поэт Яков Вохменцев, выступая с отчетным докладом бюро отделения Союза писателей, оценил их поведение за границей как предательство. Взяв слово для выступления в прениях, писатель Николай Воронов заметил, что слово «предательство» в данном случае неуместно. Выступая последним, я поддержал Якова Вохменцева. В самом деле, как можно назвать поведение человека, выступающего за рубежом в качестве полпреда советской литературы и заявляющего, что задача этой литературы — создавать прекрасное, и только. Как полпред мог «забыть» о задачах борьбы за коммунизм? Разве не это главные задачи нашей литературы и искусства? Подобная «забывчивость» — отступничество. И когда на встрече в Кремле оно было расценено как стрельба по своим, такая оценка точно соответствовала характеру содеянного. А пресловутая «Автобиография» Е. Евтушенко в парижском буржуазном еженедельнике «Экспресс»! На радость буржуазным издателям всю советскую литературу он именует «пустыми произведениями». Черня свою Родину, Евтушенко пишет о том, что после войны «русский народ… работал с ожесточением, чтобы грохот машин, тракторов и бульдозеров заглушал стоны и рыдания, прорывавшиеся из-за колючей проволоки сибирских концлагерей…» Можно ли хуже оболгать советских людей за их героические трудовые усилия? Вполне вероятно, что эти поступки совершены по незрелости. Я согласен с Галиной Серебряковой, которая писала в своей статье «Верность идее»: «Какой компромисс допустим и когда он превращается в предательство? Где грань дозволенного для революционера в его отношениях с идейными врагами? Граница эта начерчена столь тонкой линией, что ее можно переступить незаметно для себя…» Но нельзя забывать, что писателей, о которых идет речь, обстановка за границей не вынуждала ни к каким компромиссам. Будет самым большим доброжелательством по отношению к ним — предположить, что они переступили линию, за которой начинается предательство, в силу своей идейной неустойчивости. А как она нужна в жизни! На собрании я виделся с беспартийным поэтом из Магнитогорска Борисом Ручьевым. Во вчерашнем номере «Челябинского рабочего» напечатаны мои заметки о его последней поэме «Любава». Вот кому не занимать идейной устойчивости! С Борисом Ручьевым мне довелось познакомиться в начале тридцатых годов в Магнитогорске. Тогда начинающие писатели и журналисты Магнитки собирались часто. В дружеском кругу читали и обсуждали стихи и рассказы, посвященные бурным дням созидания металлургического гиганта. Каждый из нас, участников этих собраний, всякий раз с нетерпением ждал, когда начнет читать стихи Б. Ручьев. Он был самым талантливым из поэтов будущей «столицы металлургии». Молодой поэт писал о том, чем жили магнитогорцы, чем гордилась вся страна, — об огромной стройке у подножия горы Магнитной, о ее неуемных людях, об их суровом труде, овеянном романтикой борьбы за социализм. Писал искренне и горячо, покоряя читателя свежей мыслью, песенной звучностью стиха, бьющим наружу талантом. С тех пор поэт многое пережил. Тяжелые испытания выпали на его долю. Арестованный в 1937 году по ложному доносу, он долгие годы провел на Колыме. Но и там свято верил в нашу партийную правду, в справедливость, в солнечное завтра. Ледяные ветры Колымы не затуманили ему глаз, не остудили сердца. Незаурядное мужество, чувство сыновней привязанности к матери-Родине — вот, что помогало ему в тяжкую годину искать поэтические самоцветы, гранить их для людей. Поэмы «Невидимка», «Прощание с юностью», цикл стихотворений «Красное солнышко» — достоверное свидетельство окрепшего дарования Бориса Ручьева. Поэт Борис Александрович Ручьев. В минувшем году он закончил поэму «Любава» (журнал «Москва» № 8 за 1962 год.) Это — новая, более высокая ступень зрелого мастерства поэта. В поэме рассказывается о том, как деревенский парень Егор уехал в 1929 году из своей деревни Боровлянки на Магнитострой и стал строителем, как к нему приехала красавица-невеста. Вскоре, однако, она покидает город: там ей пришлось не по душе. Жених оказался покинутым… Казалось бы — немудреные события. Мало ли парней приезжает на стройки, мало ли размолвок бывает между женихами и невестами! Но художник не скользит по поверхности, его взгляд проникает глубоко. В произведении запечатлено не случайное, а типичное. Развертываются картины, из жизни единоличной деревни, затем читатель видит перед собой сильных духом строителей, вместе с автором вникает в процесс роста сознания Егора, загоревшегося неугасимым пламенем коллективного труда. В памяти и сердце вчерашнего деревенского парня Боровлянка по-прежнему — «родный краешек отчей земли». Та самая Боровлянка, где «не знали для кровного брата слов милей, чем — твое да мое». «С лютой ревностью, с болью, с тревогой» наблюдал Егор, живя в деревне, как свахи «тропки торили» в душу красавицы Любавы. Дескать, жить ей — в шелках, а не в ситце, наживать не сухотку, а спесь. Сама Любава — во власти старых, собственнических взглядов. На предложение Егора стать его женой она ответила со всей откровенностью: ни ворот у тебя, ни коня. Как нам жить под единою крышей? Егор, приехав на стройку, «в ударники шибко не лез». А впоследствии о том времени говорил так; «и своя, пусть худая, рубаха ближе к телу всегда мне была». На стройке молодой боровлянин попадает в мир иных представлений, иных «голосов и порядков». Они увлекли его «близкою, завтрашней, чудной, несказанной пока красотой». Поэт с удивительной точностью и поэтичностью подмечает, как рождается новое в духовном облике героя, рисует новые черточки, что появляются в его характере. Увлеченный совместно с товарищами трудом, Егор пуще всего боится сорвать выполнение плана, подвести бригаду, привыкает «работать без страха, ради чести, — за трех человек». Начиная иначе смотреть на жизнь, он с гордостью говорит: Чем-то всяк здесь становится краше, и заместо т в о е да м о е чаще слышно по-здешнему н а ш е, Н а ш е слово и н а ш е житье. …Будто в праздник, для всех без талона, все становится н а ш и м сполна — н а ш е солнышко, н а ш и знамена, город н а ш и Россия-страна. Новое, социалистическое в характере Егора и его товарищей-строителей отчетливо видно в сцене борьбы против налетевшей на стройку бури. Двести городских коммунистов и пять лучших строительных бригад вступили в единоборство с разбушевавшейся стихией. Она «лавой ливня, то снега, то льда в цеховые твердыни ломилась, мачты гнула, рвала провода». Но воля и упорство людей победили, штурмовой отряд отразил грозный натиск природы. И начальник штаба по борьбе с бурей командует: — Коммунисты, от штаба ни шагу, беспартийных — прошу по домам! Но бригадир с Коксохима, «будто мучаясь болью одной» с Егором, огорченно воскликнул: Если нет у меня партбилета — так и совести, стало быть, нет?! И все как один остаются на своих постах, чтоб «достоять» до окончательной победы. Одно из неоспоримых достоинств поэмы состоит, думается, как раз в том, что автор с подлинно партийной страстностью, по-житейски убедительно показывает перемены в характере героя, его духовный рост, обусловленный активным участием в социалистическом строительстве. Приезд невесты, конечно, обрадовал Егора. Наконец-то сбудется его заветная мечта — Любава станет его женой! Но желанная гостья чуть не с порога бросает жениху, уже прославленному бригадиру: «Некорыстно твое именитство, тут вас тыщи героев таких». Она не скрывает своих симпатий и антипатий, колхозы ей не по душе: Каждый вечер — собранья да сходки, в каждом доме — галдеж да дележ. Терпят люди по доброй охотке, им по нраву, а мне невтерпеж… Бригадир надеется «излечить» Любаву, берется определить ее на работу. Не тут-то было! Это предложение отвергается: «Ты мне крылышки службой не путай, коли сам в ней по горло завяз». Ей не дорого то, что стало близко и дорого молодому боровлянину. Невеста во всеуслышание, при всех его товарищах, замечает, что «храмов тутока нет и в помине, а сортиры — на каждом углу». Этот доморощенный скептицизм впервые заставляет Егора по-иному взглянуть на свои отношения с Любавой: Кабы ведать сперва да поболе обо всех твоих думках и снах, не бывать бы тебе моей болью, не смешить бы мне мир в женихах… Поэт раскрывает идейный конфликт между Егором и Любавой правдиво, не стремясь преподнести читателю «под занавес» сплошное благополучие. Бригадир уже прирос сердцем к своей бригаде и стройке, навечно познал радость коллективного созидательного труда и романтических будней, видит впереди не только заработанные рубли и червонцы. Будущее манит невиданной красотой города, который воздвигается и его руками. Егор не только не хочет — не может стать на другую точку зрения. Оскорбительными словами, брошенными в адрес строящегося Магнитогорска, любимая девушка, по убеждению Егора, «все святое свела наизнанку». Он признает: эти грубые слова — «тоже правда». Но они — не та правда, за которой надо идти. Та, своя — «правда, что сердцем прикована ко всему, что сработано мной». А сработано многое, и не одним бригадиром. Рождающийся гигант металлургии, «что в ученье к себе позовет», — творение многих тысяч рук, умов, сердец. Эти многие тысячи недаром проходят «высший курс постройковых наук». Познав радость коллективного творческого труда, они чувствуют себя неотделимой частицей стройки, города, Родины, готовы отдать общему делу все силы, идти за партией до конца. В этом — высшая правда Егора и его товарищей. К такому выводу подводят читателя страницы «Любавы». Идейные позиции у Егора и Любавы различны. Молодая крестьянка еще не в силах отрешиться от собственнических взглядов, веками существовавших в деревне. Старое цепко держит девушку, и потому она «до злости чужая» Егору. «Тоже правда» Любавы никак ему не подходит. Его правда — это правда рабочего класса, родного народа, романтического вдохновенья. И нет уже силы, которая могла бы оторвать бригадира от этой правды. Любава уходит от Егора. Но уход девушки не сможет надломить его душу. Читатель чувствует, что у отвергнутого красавицей бригадира хватит сил для того, чтобы пережить горечь разлуки, по-прежнему постоянно быть готовым к участию в больших свершениях. Ведь по словам Егора Будто с поля великого боя, не сводя настороженных глаз, с первой, самой пристрастной любовью вся Россия глядела на нас. Привлекательный своей жизненностью образ Егора, от лица которого ведется рассказ, по-настоящему современен, хотя читатель и знакомится с ним, как с участником событий более чем тридцатилетней давности. Современность этого образа в том, что он зовет сегодня и будет звать завтра целиком отдаваться жаркой работе во имя народного счастья, «достоять до победы» вопреки любым невзгодам. В этом смысле глубоко современна и вся поэма. И вместе с тем она отличается неповторимым колоритом строительных будней начала тридцатых годов. Вот бригады строителей переселяются из палатки в новый барак. И каждый прибивает на стенку все святое богатство свое: веерок фотографий без рамок с дорогой, ненаглядной родни, в окружении огненных грамот, заработанных в трудные дни. Вот Егор и Любава идут в горсовет регистрироваться. А это учреждение — «меж бараков, в тесовой времянке, не имущей державных примет». В нем — ни души, кроме сторожа-инвалида: «домна всех писарей забрала». Вот в бараке идет подготовка к свадебной пирушке, застилаются газетами топчаны, заменяющие стол, появляется редкостное угощение: И на диво незваным и званым, посередке стола, поперек — два ведра настоящей сметаны, высший наш сверхударный паек. Страницы поэмы украшены множеством таких деталей, и это придает ей особую прелесть. Ведь их нельзя придумать, они почерпнуты из самой жизни и запечатлены художником, которому бесконечно дорого все то, чем памятна героическая юность бойцов первой пятилетки. На днях в «Литературной газете» напечатано интервью с Б. Ручьевым. Делясь мыслями, вызванными недавней встречей руководителей партии и правительства с писателями и деятелями искусства, поэт приветствует заботу партии о чистоте нашего идейного оружия, о силе и направленности произведений литературы и искусства, служащих народу. К этому надо добавить: поэтическое оружие самого Бориса Ручьева было и остается чистым, год от года становится все острее. И лучшее доказательство сказанному — поэма «Любава». Вернусь, однако, к собранию писателей. И литераторы, чьи головы посеребрила седина, и юноши, постигающие азы поэзии, горячо, от души говорили о своей преданности партии, идеям коммунизма. Гнев и презрение звучали в словах ораторов, когда они осуждали тех, кто не дорожил честью советской литературы. Ни один человек не разделил мнения Николая Воронова, пытавшегося смягчить их вину. Мне кажется, единодушие участников собрания — не случайность. В нашей писательской организации не было и нет людей, которые могли бы хоть в какой-то мере примириться с отступнической «идеей» мирного сосуществования коммунистической и буржуазной идеологии. 31 марта СДЕЛАНО В СССР На днях к нам в редакцию позвонил главный редактор «Правды» Павел Алексеевич Сатюков. Меня в это время не было, к телефону подошел заведующий отделом промышленного производства и партийной жизни Рафаил Фадеевич Шнейвайс. Спросив Шнейвайса, кем он работает, Павел Алексеевич сказал: — Я сейчас передам трубку нашему работнику. Отнеситесь, пожалуйста, к его просьбе очень серьезно. Правдист, которому передал трубку главный редактор, попросил срочно передать по телефону для «Правды» двести строк о пуске первой очереди стана «1020» на Челябинском трубопрокатном. Рафаил Фадеевич вместе с Евгением Ткаченко как раз только что вернулся со стана, у нас готовилась в номер целая страница о пуске этого гигантского агрегата. Двести строк, понятно, не составляли проблемы. Вопрос заключался в том, что правдист подразумевал под словом «срочно». — А как срочно, — осведомился Шнейвайс, — часа через три? — Самое позднее — через тридцать минут. — Ну, что ж, звоните, — вздохнул обескураженный заведующий. Шнейвайс и Ткаченко принялись за работу. Ровно через тридцать минут одна из редакционных стенографисток «Правды» позвонила и сообщила, что она готова записывать. Корреспонденция поспела. Передача началась… Вспоминаю выездное заседание бюро обкома на трубопрокатном, обсуждавшее пути ускорения строительства стана. Тогда решение свелось, в сущности, к одному: как полнее использовать резервы. С тех пор прошел всего месяц. Но в течение этого месяца не было ни одного дня, когда бы секретари, заведующие отделами, инструкторы промышленного обкома и горкома партии, редакции областных газет не занимались делами, связанными с ударной стройкой. Принятое решение проверялось не по пятидневкам, не по декадам, а ежедневно. И проверялось не «для доклада по начальству», а для того, чтобы тут же, без промедления, устранить даже самую малую помеху. Партийные работники не упускали из поля зрения ни один срок монтажа узлов агрегата, ни один вагон с оборудованием, которое ожидала стройка. В газетах и радиопередачах прославлялась каждая бригада, выполнявшая задание быстро и добротно. Можно без преувеличения сказать: партийная забота о строительстве была в данном случае такой, какой требует партия. И это не могло не сказаться на деле. Строители, монтажники и эксплуатационники трубопрокатного начали выпуск газопроводных труб диаметром 1020 миллиметров на два дня раньше, чем обещали. В тот памятный день радовались все — и монтажники, и электрики, и сварщики, и труборезчики, и наладчики, и инженеры, и журналисты. Машинист пресса Евгений Потапенко дал, дословно, такое интервью нашим сотрудникам: — Сначала все шло привычно, буднично. Работа есть работа. Но когда испытания окончились, нас охватило волнение. Ведь это первая труба! Тысячи, десятки тысяч людей по всей стране ждали ее с большим нетерпением. И вот она лежит перед нами, испытанная силой в несколько десятков атмосфер, опробованная на динамический удар. Первая готовая труба нашего стана. Мы придирчиво осмотрели ее. И когда убедились, что хороша, от радости прямо-таки захотелось петь… На другой день первую страницу «Челябинского рабочего» украсил большой фотоснимок: трубы идут. Шапка возвестила: «Есть первые трубы большого диаметра! Строители и монтажники стана «1020» с честью выполнили свои обязательства!». Тут же с коллективным письмом «Трудовая эстафета принята» выступили рабочие — эксплуатационники стана. Они решили выпустить до конца года 20 тысяч тонн газопроводных труб сверх задания. «Правда» в этот день посвятила первую страницу перекрытию Енисея. Вторая страница открывалась корреспонденцией Н. Карташова (псевдоним Р. Шнейвайса) и Е. Ткаченко «Стан «1020» — в строю!» Работники «Правды» оказались пунктуальными: напечатано ровно двести строк. А на заводе началось освоение нового стана-цеха. Первого апреля с подъездных путей предприятия отправился в путь первый эшелон труб большого диаметра. Они пошли на трассу газопровода Бухара — Урал. Трубопрокатчики натянули на штабелях труб красные полотнища. На них — четкие строки, выведенные рукой заводского художника: «Принимай, Родина, трубы челябинского стана «1020»!, «Обеспечим досрочный пуск величайшего в мире газопровода Бухара — Урал!». На самих трубах белели надписи, начерченные мелом: «Сделано в СССР», «Вот наш ответ Аденауэру!». Вчера по телетайпу приняли ТАССовскую информацию об отправке челябинских труб на трассу и комментарий к ней — беседу корреспондента ТАСС с начальником управления труб и метизов Государственного комитета по черной и цветной металлургии при Госплане СССР Я. Е. Осада. — Строительство огромного цеха завершено за 10 месяцев вместо 24 месяцев, как это положено по нормам Госстроя, — сказал он. — Подобные темпы сооружения больших цехов являются редкими даже в нашей практике. Уральцы с первых же дней стали опережать график, снимать с агрегата превосходную продукцию. Уже сейчас можно с уверенностью сказать: во втором квартале стан «1020» даст продукции больше, чем намечено заданием. Строители газопровода Бухара — Урал не почувствуют каких-либо серьезных последствий введенного правительством ФРГ эмбарго. Что касается западногерманских фирм, то газета «Дейче фольксцейтунг» сообщила: крупный трубопрокатный завод в Дуйсбурге находится под угрозой закрытия. Может быть введена сокращенная рабочая неделя на заводе концерна «Хёш Аг» в Дортмунде и на предприятии «Феникс — Рейнрор Аг» в Мюльгейме. Собственно, происходит то, чего и следовало ожидать. Как выразился автор редакционной статьи лондонской газеты «Дейли экспресс», «страну, которая запустила первый спутник, не поставишь на колени из-за нехватки стальных труб». А вот себя западногерманские правители поставили в незавидное положение. 4 апреля ПРОТИВ СОВРЕМЕННЫХ ПЛЮШКИНЫХ Вчера всю вторую страницу газеты посвятили работе партийного-государственного контроля. Полоса, выпущенная под рубрикой «Народные контролеры действуют», озаглавлена: «Ополчиться против современных Плюшкиных». На ней — коллективные корреспонденции бригад партгосконтроля, проверявших на предприятиях и стройках склады. В работе проверочных бригад вместе с активистами партгосконтроля участвовали, конечно, и наши корреспонденты. Среди контролеров — рабочие, экономисты, работники отделений госбанка. Цель этой проверки, организованной промышленным областным комитетом партийно-государственного контроля совместно с редакцией, — выявить сверхнормативные остатки материальных ценностей на складах, развенчать конкретных виновников нетерпимого в наших условиях накопительства, помочь навести порядок с использованием оборудования, запасных частей, сырья, материалов, инструмента. То, что увидели бригады за дверями складов, сразу же подтвердило: проверка затеяна не зря. Магнитогорский корреспондент Яков Ременник вместе с группой контролеров побывал в складских помещениях Магнитогорского метизно-металлургического завода. Первое, что бросилось им в глаза, — строгий порядок: все разложено по полочкам, кругом чистота. Любой материал всегда можно быстро отыскать. Прямо-таки образцовое хозяйство. Но вот начался разговор по существу с начальником отдела снабжения. И снабженец не замедлил выступить со своим «кредо»: — Без запаса жить нельзя. И запасы накапливаются — часто лишние, а иногда и совсем ненужные. На заводских складах хранится 1615 килограммов дефицитной чушковой латуни, в которой большая нужда у многих предприятий. За последние пятнадцать месяцев на метизно-металлургическом не израсходовано ни грамма этого металла. Не предвидится расхода его и в будущем. — Зачем же держите латунь у себя на складе? — спросили контролеры главного инженера завода. — Нам не нужна — другим требуется… На этих же складах припасено на несколько десятилетий латунных листов, создан трехлетний запас радиоламп. Лежат «на всякий случай» лишние болты, гайки, заклепки, проволока, запасные части, 317 метров батиста, 100 метров полубархата, 3379 метров мадаполама, плюш, диагональ и т. д. и т. п. — Завод выпускает металлоизделия, зачем же вам плюш и мадаполам? — резонно заметили участники проверочной бригады. — Ни за что не отдам эти материалы, — вскипел снабженец. — Отдашь, а потом ходи, побирайся. К примеру, приветственный адрес послать юбиляру или кресло во дворце культуры отремонтировать… Где брать плюш? По магазинам бегать? В роли Плюшкиных оказались директор Еманжелинского цементного завода и его заместитель. Шамотного кирпича они запасли на четыре года, технического сукна — на 200 месяцев. Не лучше на Златоустовской швейной фабрике. Трико артикула «4328» завезли в прошлом году на склад больше 12 тысяч метров, но такое трико не нужно предприятию. Ниток, пуговиц и тесьмы, которые не понадобятся, на фабричном складе хранится на 38 тысяч рублей. А всего сверхнормативных остатков там — почти на 400 тысяч рублей. Надо ли говорить, что «замороженные» сотни тысяч рублей ложатся тяжелым грузом на экономику предприятий? А ведь и директор швейной фабрики, и главный инженер, и другие «накопители» наверняка выступают с докладами на рабочих и партийных собраниях, ратуют за строгое соблюдение социалистических методов хозяйствования… Тут нужно критиковать очень резко. Местный поэт Леонид Чернышев написал по нашей просьбе стихи для страницы, посвященной современным Плюшкиным. Стихи напечатаны под заголовком «Не ко двору». Поэт говорит о накопителе: «Пишет в главки, в торги, в снабы, Плачет, клянчит что есть сил: «Срочно дайте часть хотя бы Из того, что я просил». Ведь запас, как говорится, Мне кармана не дерет. Что-то может пригодиться Не сейчас, так через год… А на складах — просто свалка, Черт калекой станет здесь. Аппараты, бочки, скалки И бульдозеры тут есть. Что-то вовсе запылилось, Коли здесь не первый год. Что-то ржавчиной покрылось, Что-то портится, гниет. За списанье будет драться Плюшкин в холод и в жару… Нет, такой «хозяин», братцы, Явно нам не ко двору! В сочетании с острой карикатурой редакционного художника Сергея Сергеевича Алюхина, как «подкрепление» тематической страницы, стихи, думается, сработали неплохо. Сегодня договорился с заместителем председателя областного комитета партийно-государственного контроля, чтобы комитет взял материалы страницы под контроль. Одновременно мы послали телеграммы секретарям горкомов партии с просьбой сообщить о мерах, принятых по материалам страницы. Читатели обязательно должны узнать из газеты, как поправляются дела. 10 апреля ЗОЛОТЫЕ ЧАСЫ ГРИГОРИЯ ФЕДОРОВИЧА ДЕЙНЕКО Сегодня мы получили из областного управления производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов копию приказа министра. В приказе объявлена благодарность директору Уйского совхоза нашей области Г. Ф. Дейнеко, главному инженеру Н. П. Абрамову, главному зоотехнику А. Ф. Черенковой, управляющему Кировским отделением этого хозяйства Е. Ф. Постникову. Все четверо награждены золотыми именными часами. Выделено 500 рублей для премирования некоторых других работников совхоза. Читая приказ, я представил себе неоглядные пшеничные поля этого совхоза, как бы вновь услышал ровный рокот комбайнов, вспомнил дорожные разговоры с Григорием Федоровичем Дейнеко, с которым не раз ездил в обкомовском «газике» по пыльным полевым дорогам. Представил и самого директора: высокий, полный, за пятьдесят, в темном костюме полувоенного покроя. Кепка спереди до того сплюснута, что напоминает блин. Я встречался с ним в разной обстановке, при разных обстоятельствах. Помню, как-то в то время, когда здравствовало областное управление совхозов, оттуда позвонили и напомнили директору, что надо поторопиться с перегоном скота в другое хозяйство. Управление издало приказ, в котором предлагалось передать сотни голов скота из Уйского совхоза в другой. Сделать это предлагалось с той целью, чтобы приблизить животноводческую продукцию к потребителям-горожанам. Но от того, другого совхоза, до города ничуть не ближе, чем от Уйского… А с кормами и животноводческими помещениями там было много хуже. Григорий Федорович (я в то время сидел в его кабинете) бросил в телефонную трубку: — Можете ставить вопрос в партийном порядке, можете снимать меня с работы — скот мы не отдадим. Через некоторое время приказ отменили. Таков Дейнеко. И помощников он себе подобрал таких же. Приказ министра обрадовал нас, пожалуй, не меньше, чем самих «именинников». Ведь мы поддерживали начатое ими дело, пропагандировали, ставили в пример другим. И вдруг заезжий корреспондент назвал однажды в центральной газете поддержанное нами новшество кустарщиной. Из статьи корреспондента явствовало, что и начинать такое дело не стоило. Дескать, вот промышленники все разжуют да в рот директору совхоза положат, тогда и глотай. В этом, де, высшая мудрость… Но самый легкий путь не всегда самый правильный. Однако изложу все по порядку. Началось с того, что управляющего Кировским отделением Уйского совхоза Егора Федоровича Постникова заинтересовал очерк «Круг смелости», напечатанный в новогоднем номере «Огонька» за 1960 год. Поработавший в свое время и кузнецом, и трактористом, и комбайнером, и механиком, неутомимый умелец прежде всего подумал о том, нельзя ли применить описанный в журнале опыт далекого кубанского колхоза у себя в отделении. Речь в очерке шла о круговом конвейерном доильном зале, построенном в колхозе станицы Киевской Краснодарского края, по проекту Азово-Черноморского института сельского хозяйства. Необычный молочный конвейер помог облегчить труд доярок, повысить производительность, удешевить молоко. «Это как раз то, что нужно и на нашей ферме и на любой другой», — отметил про себя Постников. На следующий день он унес номер «Огонька» с очерком в контору. А когда в отделение приехал Григорий Федорович, управляющий вынул журнал из стола, и, показывая на фотографию доильного зала, с завистью сказал: — Вот это механизация! Директор тоже заинтересовался новинкой. Договорились о том, что надо посмотреть ее самим. Но текущие дела все отодвигали и отодвигали задуманную поездку на Кубань. А потом стало известно, что такой же доильный зал работает в Краснополянском совхозе под Омском. И вот в феврале 1961 года управляющий Кировским отделением вместе с главным инженером совхоза Николаем Петровичем Абрамовым поехал в Краонополянский совхоз. Радушные хозяева снабдили гостей некоторыми чертежами. Недостающие чертежи Абрамов и Постников набросали в своих блокнотах прямо на ферме. Сразу же прикинули, за счет чего можно уменьшить затраты на постройку молочного конвейера. Паркетный пол, кафельные стены и лампы дневного света были, конечно, отнюдь не обязательны. Тут, как видно, краснополянцы хватили через край. Но сам доильный агрегат очень понравился. Захотелось как можно быстрее создать такой же у себя. Однако осуществить задуманное оказалось не так-то просто. Затягивалось решение вопроса о выделении денежных средств. Когда же в хозяйстве изыскали необходимые средства, и строительство развернулось, из управления совхозов пришел приказ: за нарушение финансовой дисциплины прорабу, руководившему стройкой, объявить выговор; директора совхоза предупредить… Правда, намеченное все же претворялось в жизнь. В конце января 1962 года в круглом белом здании, что выросло на краю поселка Восточный, закончились последние монтажные работы. Участвовавший в монтаже совхозный механизатор Александр Алексеевич Борисов стал у пульта управления. Борисов обрел новую профессию — оператора. Лучших доярок, пришедших сюда работать, — Зою Сычугову, Марию Барыкову, Марию Сухоплюеву — назвали мастерами машинной дойки. Но дело, понятно, не в названии. Изменился характер труда доярки. Если при ручной дойке она разносила сено и силос, делала за день тысячи однообразных движений во время доения, таскала воду и подойники с молоком, чистила коровник и приносила подстилку, то обязанности мастеров машинной дойки — иные. Их дело — подготавливать аппаратуру, обмывать коровам вымя при помощи шланга с распылителем, включать и выключать доильные аппараты, одевать на соски стаканчики и снимать их, открывать кран откачки молока из молокосборника, промывать молочную систему и мыть помещение, опять-таки пользуясь шлангом. За новой доильной установкой закрепилось название «карусель». По-видимому, оно удачно. Приехав на Кировское отделение, я однажды долго наблюдал за буренками. Коровы, ожидающие в специальном коридоре, охотно входили на движущийся круг с кормушками, куда для каждого животного автоматически засыпается строго определенная доза концентратов. За несколько минут, в течение которых круг делает один оборот, корова выдаивается, затем сходит с круга и выходит из доильного зала по другому коридору. Мастера машинного доения, обслуживающие «карусель» на Кировском отделении Уйского совхоза, готовят аппаратуру к дойке. Уже само устройство «карусели» говорит о том, что это установка промышленного типа. Круг, на котором доятся коровы, приводится в действие электромотором. В каждом стойле на круге, помимо кормушки, имеется доильный аппарат, подставка для стеклянного бачка-молокосборника и доильных стаканов. Доильные аппараты соединены с вакуум-проводом и молочной системой. Молоко из молокосборников поступает в охладитель и потом насосом откачивается в цистерну, установленную посередине помещения. Когда дойка заканчивается, оно доставляется молоковозом на маслозавод. Руки человека молока не касаются. С 1 февраля 1962 года на «карусели» начали доить 251 корову. Все они были переведены на беспривязное содержание, все быстро привыкли к новому способу доения. Сразу же развеялись опасения, что при такой дойке снизятся надои и жирность молока. Оба эти показателя не только не снизились, а повысились. Снижена себестоимость молока. С работой новой доильной установки ознакомились работники бывшего Колхозного райкома КПСС, областного комитета партии. И райком и обком поддержали новатора. Вскоре на Кировском отделении побывал тогдашний председатель Совета Министров Российской Федерации Дмитрий Степанович Полянский. — Мы все думали, — шутя заметил он, — что на такой установке коровам высшее образование понадобится, а на самом деле — ничего подобного. Одобрительно отозвавшись об инициативе тружеников Уйского совхоза, председатель Совета Министров высказался за распространение опыта уйских тружеников, но посоветовал строить «карусели» более экономично. Опыт этого совхоза обсудило бюро областного комитета КПСС. К выпуску доильных агрегатов была привлечена промышленность. Слава о чудесной «карусели» разнеслась по всей области. У фермы Восточного поселка часто останавливаются автомашины с гостями из других хозяйств. Приезжают сюда за опытом из соседних и даже из дальних областей. На ферме Кировского отделения побывали курганцы, свердловчане, тюменцы, оренбуржцы, кустанайцы, саратовцы, куйбышевцы, гости из Башкирии и Удмуртии. А поучиться у кировцев можно. С 1 июня 1962 года на «карусели» доится уже 505 коров. Результаты беспривязного содержания и дойки по-новому говорят сами за себя. Средний суточный надой от коровы несколько увеличился. Средний процент жирности молока повысился с 3,8 до 4. Производительность труда работников «карусели», по сравнению с работниками, обслуживавшими то же количество скота вручную, возросла в 3,4 раза. В три с лишним раза сократилось количество животноводов, необходимых для обслуживания 505 коров. Если при дойке вручную и стойловом содержании коров это количество скота обслуживают 31 доярка, 15 скотников, 2 бригадира и 3 возчика молока, то при карусельной механической дойке ту же работу выполняют 15 человек: 3 мастера машинной дойки, помогающая им ученица, оператор, его помощник, 8 скотников и бригадир. Меньше работников на ферме — меньше расходов. За первый год работы «карусель» сэкономила хозяйству 30 тысяч рублей; то есть окупила три четверти расходов на ее строительство. Характерно, что с удешевлением молока повысился заработок животноводов. В 1961 году на Кировском отделении средний месячный заработок доярки при ручной дойке составлял 59 рублей. С учетом проведенного пересмотра расценок он повысился бы до 83 рублей 63 копеек. А средний месячный заработок мастера машинной дойки за период, когда доится 505 коров, составляет 112 рублей. Эти цифры — лучший пропагандист «карусели». Теперь круглые залы новых доильных установок появились во многих колхозах и совхозах страны. Только промышленность нашей области выпустила в 1962 году сто комплектов этих агрегатов. Производство их продолжается. Ученые, инженеры, рабочие стараются сделать «карусели» все более рациональными и дешевыми. Недалеко то время, когда молочные конвейеры будут исчисляться тысячами. И тем больше заслуга тех, что торили первые тропы, смело указывали путь вперед. Нет, не кустарщине, а индустриальным методам прокладывали дорогу на фермы Григорий Федорович Дейнеко и его товарищи. Пусть золотые часы, полученные ими за «карусель», ходят с отменной точностью до самого коммунизма! 13 апреля ЛЕНИНСКОЕ СЛОВО Из года в год мы, газетчики, выпускаем номера газет, посвященные ленинской годовщине, и всякий раз подходим к этой теме под каким-нибудь новым углом зрения. Да и как может быть иначе? Неиссякаема сама тема. Все больше изменений происходит в нашей жизни. Нынче подготовку к выпуску номера, посвященного 93-й годовщине со дня рождения В. И. Ленина, мы начали за три недели до этой даты. Прежде всего обсудили план номера. Задуман он был так: напечатать высказывания Владимира Ильича, относящиеся к нашей области, и каждое сопроводить корреспонденцией о том, как ленинские слова воплощаются в жизнь. Другие материалы намечались как дополнение. Сразу же после утверждения плана назвали тех, кому предстояло его выполнять, — пятнадцать журналистов, в том числе фотокорреспондента и художника. Координацию всей этой работы поручили заведующему идеологическим отделом Ивану Дмитриевичу Диденко. День за днем проверяли выполнение заданий. Но наш контроль выглядел излишним: все получившие задания выполняли их не только вовремя и добросовестно, но и с огоньком, загорающимся только от любви к делу, которое делаешь. Ленинский номер выпустили вчера, в воскресенье, так как по понедельникам газета не выходит. Свой замысел мы осуществили. Ему в основном посвящен разворот — вторая и третья страницы. На самом видном месте второй полосы поместили выдержку из знаменитой ленинской статьи «Очередные задачи Советской власти»: «Российская Советская республика находится постольку в выгодных условиях, что она располагает… гигантскими запасами руды (на Урале), топлива в Западной Сибири (каменный уголь), на Кавказе и на юго-востоке (нефть), в центре (торф), гигантскими богатствами леса, водных сил, сырья для химической промышленности (Карабугаз) и т. д. Разработка этих естественных богатств приемами новейшей техники даст основу невиданного прогресса производительных сил». О том, какие результаты дало и дает комплексное использование уральской руды и сибирского угля, пишет в своей статье директор Магнитогорского металлургического комбината Ф. Д. Воронов. Выплавка стали на комбинате намного превышает объем производства стали всех металлургических заводов царской России вместе взятых. Магнитогорский металл отгружается в шесть тысяч адресов внутри страны, его отправляют более чем в тридцать иностранных государств. Доменщики и мартеновцы Магнитки за счет умелого использования техники и внедрения технических новшеств добились наивысшей среди советских металлургов производительности труда. А какие перед комбинатом перспективы! По решению правительства он должен быть превращен в образцово-показательное предприятие по комплексной механизации и автоматизации производства. Для управления таким предприятием нужны очень знающие люди. И магнитогорские металлурги учатся. Свыше трех тысяч обучаются в школах рабочей молодежи, две с половиной тысячи — в техникумах и институтах. За последние пять лет более тысячи человек получили без отрыва от производства дипломы инженеров и техников. По соседству со статьей Ф. Д. Воронова напечатали письмо группы старых рабочих Карабашского горно-металлургического комбината. Письму предпосланы слова из резолюции Владимира Ильича на проекте концессионного договора с английским капиталистом Урквартом. До Октябрьской революции Уркварт хозяйничал в Карабаше и в Кыштыме. После революции пришлось расстаться с уральскими заводами. Белые разрушили Карабашский медеплавильный завод, затопили шахты. И бывший хозяин рассудил, что без его помощи большевикам никак не обойтись. В 1921 году он обратился к Советскому правительству, предлагая передать этот завод ему, Уркварту, в концессию. Да не просто передать, а уплатить 10 миллионов рублей за его восстановление и возместить убытки, которые капиталист понес в результате национализации предприятия. И вот 12 сентября 1922 года В. И. Ленин написал на проекте концессионного договора с Урквартом: «Прочитав договор Красина с Урквартом, я высказываюсь против его утверждения. Обещая нам доходы через два или три года, Уркварт с нас берет деньги сейчас: Это недопустимо совершенно. Михайлов, предкомиссии, специально ездивший изучать на месте концессию Уркварта, доказал, что в разрушениях виноваты не мы, а иностранцы. И мы же будем платить!! Облегчение мы будто бы получим через x (икс) лет, а платить сами начинаем тотчас. Предлагаю отвергнуть эту концессию. Это кабала и грабеж». Старые рабочие рассказали, как восстанавливался завод в Карабаше. Карабашцы сделали все своими руками без Уркварта. И затрачено было на восстановление не 10 миллионов, а всего 900 тысяч рублей. Причем предприятие стало выпускать значительно больше меди, чем намечал концессионер. В номере привлекает внимание заголовок «Телеграмма вождя». Тут же приведен ее текст: «Челябинская губерния. Миасс, напилочный завод. Чувствительно благодарен коллективу завода за присвоение почетного звания насекальщика. Желаю вам наилучших успехов в вашем труде». Эту телеграмму на заводе получили после того, как заводское рабочее собрание приняло постановление: «Дорогого нашего вождя В. И. Ленина зачислить почетным насекальщиком завода с 1 мая 1923 года». В письме начальника механического цеха Миасского напилочного завода А. Наумова рассказано о трудовых успехах, которых добиваются миассцы, выполняя ленинское пожелание. Выработка рабочих, обрабатывающих напильники, увеличилась более чем в шесть раз. Это, прежде всего, результат внедрения новой техники. Тема беседе секретарями горкомов партии наших шахтерских городов — Копейска, Коркино и Еманжелинска — строительство жилья. 4 марта 1920 года в телеграмме председателю Реввоенсовета Республики Владимир Ильич требовал налечь на постройку жилищ челябинским и другим углерабочим. С тех пор прошло сорок три года. Как за это время выполнялось ленинское требование? Ответ на этот вопрос и дают беседы с секретарями трех горкомов. Они объединены общим заголовком: «Налегли». Первые двадцать сборных деревянных домов, построенных трудармейцами по указанию Ленина, были предоставлены шахтерам Копейска в 1920—1921 годах. С той поры жилье в городах угольщиков строится из года в год. В Копейске только за последние четыре года жилой фонд увеличился на 216 тысяч квадратных метров. В Еманжелинске за это же время появилось два новых квартала — 26 многоэтажных домов. В Коркино за последние два десятилетия жилищный фонд возрос более чем в семь раз. Еще один из этих материалов номера — статья М. Целикова, ученого секретаря Ильменского государственного заповедника имени В. И. Ленина. Ей предпослана выдержка из декрета, подписанного Лениным 14 мая 1920 года: «…Объявлять отдельные участки Ильменских гор на Южном Урале у Миасса Государственным минералогическим заповедником, т. е. национальным достоянием, предназначенным исключительно для выполнения научных и научно-технических задач страны…» Созданный по ленинскому декрету Ильменский заповедник — чудесная природная кладовая. В копях заповедника — почти двести видов и разновидностей минералов. Здесь работает геологическая научная группа, есть химико-аналитическая и спектральная лаборатории, дробильный цех, минералогический кабинет, музей, включающий геологический и биологический отделы. В заповеднике трудится большой отряд ученых, они написали больше пятисот научных работ. Конечно, в ленинском номере напечатаны и другие материалы, но лицо его определили рассказы современников о воплощении в жизнь советов и указаний Ленина, которые относятся к нашей области. И от рассказов этих нисколько не веет областническим душком. Они проникнуты заботой об общем деле, о Родине. Шапка на второй и третьей страницах довольно точно выражает то, о чем говорится в ленинском номере газеты: «Мысли, слова, дела Ильича — в наших делах трудовых». Украшение номера — приветствие Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР челябинским строителям, монтажникам и трубопрокатчикам, полученное в связи с пуском первой очереди стана «1020». Сегодня в четыре часа дня на территории трубопрокатного завода состоялся митинг, посвященный приветствию ЦК партии и правительства. Мы, члены бюро промышленного обкома партии, приехали на завод заранее, не «впритирку» к началу митинга. Но на заводском дворе было уже людно. Погода стояла такая, словно радовалась вместе с челябинцами. На небе — ни облачка, по летнему греет солнце. Кажется, и в глазах людей — солнечное тепло. Многие пришли на митинг в пиджаках, жакетах, летних спецовках. Открытие его совпало с новым важным событием — сегодня к четырем часам дня завершен монтаж основного технологического оборудования второй очереди. Выступали рабочие, инженеры, партийные работники. Все выступления проникнуты одним стремлением: дать стройке газопровода Бухара — Урал столько труб большого диаметра, сколько требуется. Порадовало еще одно: с трибуны прозвучали теплые слова в адрес журналистов «Челябинского рабочего», помогавших строителям и монтажникам пером и фотоаппаратом. 22 апреля ХОТЯ ПИСЬМО И НЕ УВИДЕЛО СВЕТА… На днях мы получили письмо. Автор его — техник одного из челябинских предприятий — писал: «Уважаемая редакция! До глубины души возмущен безвкусицей — фирменным знаком, «спущенным сверху», из Москвы, нашему заводу. Это же черт знает что! Считаю, что коллектив завода не заслуживает подобного оскорбления. «Находка» художников лишний раз говорит о необходимости борьбы с идеологическими извращениями». Тут же, на страничке тетрадной бумаги в клеточку, был нарисован от руки этот знак. Известно, что год назад правительство обязало все предприятия ставить на выпускаемых изделиях товарные знаки. Мы связались с автором письма: да, речь шла о товарном знаке, который вводится на предприятии. Сначала там организовали конкурс на лучший рисунок будущего знака. Но конкурс не оправдал надежд — ни один из представленных рисунков не подошел. Тогда руководители завода обратили взоры к столице. Отправили письмо в Комбинат графических работ Московского отделения Художественного фонда РСФСР. Оттуда-то и получена «находка», о которой сообщил возмущенный техник. Но ведь он мог в сердцах нарисовать знак неточно. Пришлось позвонить директору завода, попросить прислать точную копию полученного из Москвы рисунка. И вот она передо мной, вместе с сопроводительной бумагой главного инженера. Бумага — сама деловитость. Строгий стиль, завидная логика: «Редактору газеты «Челябинский рабочий». Согласно Вашей просьбе направляю образец, рекомендованный техническим совещанием завода для принятия в качестве товарного знака. Образец разработан цехом промышленной графики Комбината графических работ Московского отделения Художественного фонда РСФСР и одобрен художественным советом комбината. По идее автора, «при разработке знака за основу взято условно-графическое изображение мамонта — символа мощи. Кроме того, в эмблеме прочитываются начальные буквы названия завода; на каждой из них внизу показаны детали, которые, в свою очередь, говорят о техническом характере и назначении изображения. Сочетание всех этих данных делают эмблему легко запоминаемой, отвечающей современным требованиям. И главное — она символизирует мощь предприятия и выпускаемой продукции». На техническом совещании за указанный образец тайным голосованием высказался 31 человек из 34 принимавших участие в совещании. Приложение: образец товарного знака завода». Образец, скопированный на куске ватмана, — прямая противоположность деловитому сопроводительному документу. Стиль исполнения, мягко говоря, вольный, а логика хромает на все три ноги. Именно на все три, так как художник, презирающий рабское копирование, нарисовал доисторическое животное на трех ногах. Конец хобота получился толще, чем основание. А голову мамонта вдохновенный творец счел, видимо, несущественной деталью, обошелся без нее. Вот тебе и эмблема, «отвечающая современным требованиям»! Я постарался представить себе картину тайного голосования на техническом совещании завода, но не смог, не хватило воображения. Стало ясно: есть основание подвергнуть критике в газете абстракционистское «творение» столичного графика, а вместе с ним покритиковать и три десятка уважаемых работников завода, дружно проголосовавших за мамонта-инвалида. Но ко времени ли сейчас такая критика? Приближается юбилей этого предприятия. Мы ввели в газете предъюбилейную рубрику. Печатаем под ней рассказы о лучших людях завода. И вдруг появится рассказ о злополучном мамонте… Нет, не хочется преподносить заводским руководителям такой «подарок» накануне юбилея. Ну, а если на других предприятиях области товарные знаки не лучше? Если на оборудовании и машинах, что выпускаются нашими заводами, появляются изображения двуногих лошадей и безголовых тигров? Тогда как быть? Тогда, конечно, историю с мамонтами пришлось бы предать гласности. Коль имеешь дело не с отдельным фактом, а с явлением, выступление в газете не только желательно, оно необходимо. Впрочем, проверка показала, что там, где введены товарные знаки, они не отличаются абстракционистскими завихрениями. Решили письмо не печатать, а просто убедить руководителей завода в необходимости дать мамонту отставку. Звоню директору, советую это сделать. — Но ведь образец изготовлен не где-нибудь, а на Комбинате Московского отделения Художественного фонда! — напоминает голос в телефонной трубке. — Пусть не делают нелепостей! — Какая же это нелепость? — по тону директора чувствую, что он начинает сердиться. — Образец одобрен художественным советом комбината. Да и участники нашего технического совещания кое-что понимают в товарных знаках. Тридцать один голос — «за»… Нет, директора убедить не удалось. Воздерживаясь от разбора вопроса по существу, он давил на меня авторитетом товарищей, одобривших уродливую фигурку. Позвонил начальнику управления совнархоза, который должен утверждать образец. Рассказал как и что. В ответ нерешительное обещание «посмотреть, разобраться». Наконец, поговорил с заместителем председателя совнархоза. Заместитель сказал твердо: образец утвержден не будет. Сегодня директор завода сообщил, что трехногий мамонт похоронен. Чудесная продукция завода не будет носить нелепого клейма. Письмо техника сыграло свою роль, хотя и не увидело света. Сегодня же нам стало известно о событии, связанном с другим ненапечатанным письмом. Оно поступило тоже несколько дней назад. Автор, работник солидного научного учреждения, писал о молодом инженере Н. Инженер допек своих руководителей и сослуживцев жалобами на несносный характер тестя и тещи, с которыми он вынужден жить в одной квартире, в хвое время полученной тестем. Дело доходило до того, что Н. оставался ночевать в служебном кабинете… Жизнь, в который уж раз, подтвердила старую истину: человеческое сердце — не камень. Местком и администрация выделили молодому специалисту квартиру вне очереди. Сослуживцы облегченно вздохнули: наконец бедняга вырвется из тещиного ада! Но Н. не стал вырываться. Он, не мешкая, обменял две небольшие квартиры на одну большую и сразу же прекратил разговоры о «невыносимом» характере стариков. А покончив с обменом, потребовал расчета. — Как же так, ведь мы к тебе всей душой, других обделили, а тебе дали, — пробовали было усовестить Н. товарищи по работе. — Зарплата здесь у меня не та. — Куда же теперь? — осведомились месткомовцы. — Туда, где будут больше платить. Заводов, слава богу, хватает. Н. мог бы ответить и точнее: место с более высоким окладом подыскал заранее. Надо ли говорить, как возмутились сотрудники, хлопотавшие о квартире для своего товарища! Один из них и принес в редакцию гневное письмо о поступке Н. Проверка письма началась с приглашения Н. в редакцию. Пригласил его Иван Дмитриевич Диденко, заведующий идеологическим отделом. Ознакомив инженера с содержанием письма, попросил высказать свое отношение к написанному. — Да, я поступил нечестно, — признался Н. — Но до каких же пор мне получать сто двадцать рублей? Жена зарабатывает всего семьдесят. Не густо! Разговор длился долго, но не привел ни к чему. Не отрицая нечестного поступка, молодой специалист настаивал на своем «праве» занять более теплое местечко и хлопнуть дверью в коллективе, который помог Н. в трудный час. Из коллектива он уже ушел. Мы решили опубликовать письмо. Ведь мириться с такой «моралью» — значит поощрять ее носителей. — Может, все-таки, потолкуете с ним, прежде чем поместим письмо? — посоветовал Иван Дмитриевич. На следующий день ко мне зашел молодой мужчина среднего роста. Привлекательное интеллигентное лицо, чисто выбритые щеки, короткие темно-русые волосы. На пиджаке сверкает голубой эмалью ромбик, свидетельствующий об окончании института. Пригласив его сесть, я медлил с вопросами. Не хотелось верить, что этот симпатичный человек с добрыми внимательными глазами расчетливо обманул своих товарищей. — Вы, надеюсь, уже знаете, — начал я, — редакция получила письмо, в котором вас резко критикуют. — Знаю. — Как же все это получилось? Н. некоторое время молчит, смотрит мимо меня, на застекленную балконную дверь. Потом, стараясь казаться спокойным, сдавленным голосом отвечает: — Признаю: поступил нечестно… — А коль признаете, надо поправлять дело. Вернитесь на работу, коллектив примет Вас. Работой и загладите свой поступок. Видимо, инженер приготовился к такому предложению. Он подробно изложил мотивы, по которым не может принять мой совет. Тут и лишние тридцать рублей на новом месте работы, и благословение тестя на переход туда, и шероховатости в отношениях с сослуживцами, появившиеся в связи с заявлением Н. о расчете… — Ну, что ж! — резюмировал я, — тогда мы напечатаем письмо. Нет никаких оснований не помещать его. Но я бы на вашем месте поступил все же так, чтобы вмешательства газеты не потребовалось. Н. опять помолчал. Может быть, в эту минуту он думал о том, как будет держать себя с друзьями и знакомыми, прочитавшими в газете взволнованное письмо его бывших товарищей по работе? Или представил, как много лет спустя узнают об этом письме дети? Не знаю. После паузы мой собеседник неуверенно пробормотал, что хотел бы посоветоваться с женой. Оказывается, она сидела в редакции и ожидала конца нашего разговора. Выйдя, молодой человек вскоре вернулся ко мне вместе с ней. Потолковали втроем. Мне отнюдь не хотелось ославить на всю область молодого специалиста. Но его упорство не оставило бы нам иного выхода. Поступиться своей совестью мы не могли. Жена склонялась к тому, что надо вернуться на прежнее место работы. Однако он все еще не соглашался с этим. Попрощались, не придя к общему мнению. Это было вчера. А сегодня нам позвонили из месткома. Н. подал заявление, в котором признал свою ошибку и попросил оставить его на старой работе. Необходимость публиковать письмо отпала. Я рассказал о двух случаях, когда письма, поступившие в редакцию, не увидели света. Любая газета из месяца в месяц в силу разных причин воздерживается от публикации множества писем. Да иначе и быть не может: нельзя объять необъятное. Дело не в том, чтобы стараться все письма обнародовать. Главное — пусть каждое из них непременно сработает! 17 мая МИРОВОЙ РЕКОРД СТАЛЕВАРОВ Мы много пишем о металле. Наверное, не меньше, чем грузинские газетчики о чае, а псковские — о льне. Оно и понятно: у нас область черной металлургии и машиностроения. Позавчера напечатали письмо Героя Социалистического Труда С. Вавилова, которое вызвало особенный интерес у металлургов. Тему подсказал директор Магнитогорского комбината Феодосий Денисович Воронов. На днях, когда Р. Шнейвайс приехал в Магнитогорск, директор посоветовал ему: — На тридцать четвертой печи в первом мартеновском выплавляют столько стали, сколько не выплавляют ни на одной печи в мире. Вот о чем писать надо! Р. Шнейвайс ухватился за предложение Феодосия Денисовича. Решили попросить рассказать об этом одного из сталеваров тридцать четвертой. Выбор пал на Сергея Николаевича Вавилова. Он плавит металл на мартенах Магнитки больше двух десятков лет. Иной раз в цехе его уже величают старичком. Но сталевар уверен: человеку столько лет, сколько сам чувствует. А Вавилов чувствует, что сил еще много. Мартен-великан, на котором трудятся Сергей Николаевич и его товарищи Николай Немчинов, Полиен Ушнурцев и Алексей Фокин, — это целая фабрика стали. «А сталевар тут, по словам Вавилова, — вроде главного технолога». Автор привел в своем письме такие цифры: В 1962 году на печи № 34 выплавлено 488 883 тонны стали. В первом квартале 1963 года выдано около 119 тысяч тонн. Сейчас достигнут уровень производства, обеспечивающий выпуск примерно 480 тысяч тонн в год. А ведь все еще идет процесс освоения печи. Сталевар рассказал о резервах, которые предстоит использовать. Это — постройка котла-утилизатора, применение кислорода, внедрение большегрузных сварных ковшей. Использование резервов позволит дать новую весомую прибавку металла. «Мы выплавляем на нашем агрегате, — пишет С. Вавилов, — такое количество стали, какого еще не знала практика мировой металлургии. Уже нынче можем выйти на уровень производства в полмиллиона тонн стали в год! Уверены, что достигнем такого уровня». В виде комментария к письму сталевара мы поместили беседу с крупным знатоком сталеварения, главным сталеплавильщиком Магнитогорского комбината Е. И. Дикштейном. Он подтверждает: то, что достигнуто на печи № 34, — явление исключительное в мировой практике металлургии. Причем, по мнению Дикштейна, даже полмиллиона тонн стали в год — не предел для гигантского агрегата. — Слов нет, — заметил главный сталеплавильщик, — будущее за конверторным способом производства стали. — Но тут же добавил: если за 20 лет черная металлургия СССР должна сделать скачок к 250 миллионам тонн стали в год, то из этого количества около 100 миллионов тонн должно быть выплавлено в мартенах. Поэтому важно создавать сверхмощные сталеплавильные агрегаты, совершенствовать их. Совершенствовать — значит использовать резервы. Как это делать, что мешает мартеновцам быстрее двигаться вперед — на эти вопросы и отвечал Дикштейн в беседе. И снова — о кислороде, о ковшах, о сроках плавки. Обыденные, будничные дела. Статьи и корреспонденции о них далеко не всегда расцвечиваются яркими эпизодами. Приемы очеркиста в подобных материалах часто уступают место приемам исследователя, литературные сравнения подчас заменяются сравнениями цифровыми, в изложение органически вплетается строгий язык техники. Но тем, для кого эти статьи предназначены, они интересны и нужны. Анализ производственной ошибки, точный технический совет, основанное на опыте предложение не всегда удается изложить сочным языком. Но от этого они не теряют своей ценности. Письмо и комментарий к нему — как раз материалы такого рода. Авторы их — бойцы переднего края советской металлургии. Слушая вчера по радио речь Н. С. Хрущева на митинге советско-кубинской дружбы, я хорошо запомнил слова Никиты Сергеевича: — В прошлом году мы близко подошли к Соединенным Штатам по уровню выплавки стали. Одна фраза. А сколько за ней самозабвенного труда таких, как Вавилов! Слово их, звучащее со страниц газеты, имеет не только практическую ценность, но и большую моральную силу. Сегодня письмо С. Вавилова напечатала и «Правда». 24 мая ВОСПОМИНАНИЕ О ШЕСТИГРАННОЙ ГАЙКЕ В первый день каждого месяца мы подбиваем итог: как «сработали» напечатанные материалы за минувший месяц и с начала года. Сегодня подведен итог за май и за пять месяцев. С января по май включительно в газете помещено 109 сообщений о мерах, принятых по выступлениям «Челябинского рабочего». Эти небольшие сообщения — своего рода зеркало. Они отражают очень существенную сторону деятельности редакции — ее борьбу за действенность опубликованного, результаты, достигнутые в этом первостепенном деле. Что же показывает это зеркало, хороша или плоха цифра 109? Если учесть, что редакция еще не получает ответов на все выступления газеты, по которым ответы ожидаются, цифру нельзя назвать хорошей. И все же нынче таких сообщений получаем и публикуем значительно больше, чем в прошлые годы. Как тут не порадоваться! Прежде всего сказывается забота Центрального Комитета партии о действенности печати, последнее постановление ЦК по этому вопросу. Но вооружившись этим постановлением, мы не ждем у моря погоды, добиваемся, чтобы нам отвечали, причем вовремя и по существу. Понятно, что не обходится без телефонных звонков и письменных напоминаний. Иной раз выступаем в газете повторно. Словом, «возни» бывает немало. Зато как отрадно сообщить читателю о том, что прочитанная им статья или заметка возымела действие, ценный опыт внедрен в производство, упущение исправлено, несправедливость устранена, виновники наказаны. Кстати, о виновниках. Мы подсчитали, сколько их за эти пять месяцев привлечено к ответственности по напечатанным в газете материалам (считая только те сообщения о принятых мерах, которые опубликованы). Оказалось: 44 человека получили партийные и административные взыскания, двое понижены в должности, четверо сняты с работы, трое привлечены к уголовной ответственности и трое возместили материальный ущерб, нанесенный ими государству. Как будто, не так много. Но скольких заставляет задуматься каждое сообщение о наказании виновных, скольким газета, публикуя такие строки, «отсоветовала» делать то, что не положено! Именно это обстоятельство очень важно, хоть оно и не поддается статистике. Главное — устранить недостатки и предотвратить возникновение новых. Об устранении бед и грехов, об улучшении работы чаще всего и говорится в разделе «По следам наших выступлений». Вот несколько сообщений, напечатанных под этой рубрикой в нынешнем году. 19 марта. Председатель правления колхоза имени Ленина Варненского производственного управления сообщает: корреспонденцию «Каждый пятый с портфелем», в которой говорилось о раздутом штате административно-обслуживающего персонала в колхозе, колхозники признали правильной; сокращено 27 надуманных должностей; люди, освобожденные от портфельных «тягот», пошли работать в поле, на фермы, в мастерские. 11 апреля. Начальник отдела механизации областного управления производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов отвечает редакции: напечатанное в газете предложение механизаторов колхоза «Рассвет» Увельского производственного управления А. Ф. Скотникова о реставрации силосоуборочных комбайнов одобрено; предложенный способ реставрации рекомендовано применять во всех колхозах и совхозах области. 18 апреля. Главный инженер Каратабанского совхоза пишет: критика в адрес совхозных руководителей, допустивших серьезные недостатки в организации учебы механизаторов, правильна; после выступления газеты занятия стали проводиться регулярно; все рабочие совхоза, занимавшиеся на механизаторских курсах, сдали экзамен на тракториста третьего класса. 20 апреля. Секретарь парткома Увельского производственного управления дает следующий ответ на выступление газеты: критика в адрес правления колхоза имени XXII съезда партии правильна — правление артели допустило серьезное отставание с вывозкой удобрений на поля; приняты меры, чтобы наверстать упущенное; в результате вывезено на поля 12 тысяч тонн удобрений вместо 10 тысяч тонн по плану. 30 мая. Директор Магнитогорского метизно-металлургического завода доводит до сведения читателей: по сигналу газеты, писавшей о срыве поставки болтов тресту «Средазэлектросетьстрой», приняты меры. Завод болты отгрузил полностью. Я привожу эти сообщения потому, что они характеризуют основное направление раздела «По следам наших выступлений». Двух мнений тут, видимо, быть не может: направление правильное. Предстоит, однако, добиться, чтобы ни один руководитель не числился у редакции в «должниках», чтобы каждый ответ был деловым и приходил в редакцию вовремя. А добиться этого можно при условии, если каждое начатое газетой дело доводить до конца. Очевидно, такое стремление надо воспитывать у всех газетчиков. Воспитывать, начиная со школы рабкоров, с университетской скамьи. Говоря об этих серьезных вещах, я начинаю вспоминать время, когда мне едва минуло четырнадцать лет. Тогда меня еще не интересовала журналистика, мысли и сердце были отданы совсем другим занятиям. Но воспоминание все-таки пришло, наверно, не зря. Записываю все так, как сохранила память. В четырнадцать лет я многое умел. И не только то, чему учился в школе. Зная толк в конских хвостах, выдергивал из них только длинные и крепкие волосы. Такой волос хоть на силок, хоть на леску идет. Стрелял из лука, как заправский сын прерий. Стрела с отточенным гвоздиком на конце без промаха разила цель. В кругу детдомовцев слыл удачником. И все же отдал бы и лески, и силки, и превосходный лук со стрелами, лишь бы попасть учеником в слесарку, как называли в детском доме слесарную мастерскую. Там приятно пахло олеонафтом, негромко жужжал старенький токарный станок. На полу возле него пестрели металлические стружки — бурые, голубые, цвета соломы. Но что было всего интересней в мастерской — так это шкаф, куда мастер складывал изделия учеников. На верхней полке — готовый инструмент: матово-черные ручные тиски, шведские ключи, плоскогубцы, молотки, кронциркули. Ниже — работы новичков: ровно опиленные чугунные квадратики, гайки. Еще ниже недоделанные вещи; перед началом работы мастер раздавал их своим питомцам, по окончании снова запирал в шкаф. В этом же шкафу у мастера Митрофаныча лежала пачка писем, перевязанная суровой ниткой. Когда почтальон приносил ему новое письмо, Митрофаныч не брал его домой, а прочитав, присоединял к пачке. Писали бывшие ученики-слесаря, а то и бригадиры. Писали с заводов, из паровозных депо, из ремонтных мастерских, из Донбасса, с Дальнего Востока. И в каждом письме кто-нибудь благодарил Митрофаныча за выучку. А иной конверт, кроме исписанного листка бумаги, приносил и газетную вырезку — портрет одного из тех, что начинали свой трудовой путь в слесарке. Окончив шестой класс, я с первых дней летних каникул ни о чем, кроме слесарки, и думать не мог всерьез. Твердо решил стать слесарем. Мне не было никакого дела до того, что мастерская мала, а охотников стать к тискам много. Чем я был хуже долговязого Петьки Сомова? А тот уже год не отходил от тисков. На все металлическое, будь то винт или подсвечник, обломок косы или пятак старинной чеканки, Петька смотрел с одной точки зрения: пригодится ли в мастерской? Он умел цементировать железо, закалять сталь, паять медью, воронить, шлифовать. Раздвижной гаечный ключ его работы лежал в заветном шкафу на верхней полке. Мне даже как-то приснилось, что ключ этот мой, а не Петькин. Митрофаныч то и дело вынимал его из шкафа, дышал на него, и, как только отпотевшая поверхность вновь обретала свой мягкий блеск, отирал его рукавом черного суконного пиджака и смотрелся, как в зеркало. На светлом гладком металле появлялась седая голова с короткими усами и бородкой клинышком. Худощавое бледное лицо словно под сеткой — до того много морщин. Очки в тонкой железной оправе спущены чуть ниже переносицы. — Молодец! — похвалил меня старик. Сердце начало биться чаще. Митрофаныч похвалил! Зря болтал Петька, что он никого не хвалит. Но показывать свою радость незачем. Эка невидаль — ключ! Слесарь и не то может. Я сдвигал к переносице брови, точь в точь как Митрофаныч за работой, и не спеша опиливал драчовой пилой большой железный брус, зажатый в тиски. Но почему пила храпит? И зачем пилить этот громадный брус? Ведь я слесарь-инструментальщик… Тем временем храп становился громче и, наконец, будил меня. Я чувствовал себя так, точно вместо квасу хлебнул мыльной воды. Не пила, а сосед по койке заливался громким храпом. Наутро, уже в который раз, пошел к заведующему детским домом. — Все за тем же? — И заведующий, не дожидаясь ответа, добавил: — Пока некуда. Я наперед знал, что вслед за этим заведующий уткнется в газету или в бумаги на столе — сигнал об окончании разговора. Но на этот раз дал себе слово не отступать. Наверное, просил убедительно, потому что через полчаса получил-таки записку к Митрофанычу: «На ваше усмотрение». Когда остановился около мастера, он даже глаз на меня не скосил. Осматривал какую-то втулку с таким видом, словно рядом — никого. Пришлось кашлянуть. Старик измерил втулку снаружи кронциркулем и приложил его к линейке с делениями. Я шмыгнул носом. Мастер задумчиво поправил очки. — Николай Митрофаныч! — Тридцать два миллиметра, — донеслось из-под коротких усов… Ждать вопроса о цели прихода, как видно, было бессмысленно. И Митрофаныч услышал речь, из которой явствовало, что я могу работать «хоть в каком уголку» и что готов сразу сделать линейку либо ручник. Прочитав записку, мастер точно извинился передо мной: — А может и получится из тебя чего? — И тут же добавил строго: — Бери швабру. Я удивился, но швабру взял и подметал старательно. Потом несколько дней потел, опиливая чугунную квадратную плитку. Работал на тисках Митрофаныча. Старик подходил несколько раз, но говорил одно и то же: — Не гладь, слесарь. Вот как пилят. — При этом брал из моих рук драчовую пилу и ровными, сильными движениями водил ею по плитке. Принимая опиленный квадрат, нахмурился, сгустил сетку морщин и как бы зарегистрировал неизбежное: — Вот мы и научились добро переводить. Потом дал маленький черный кусок железа — кузнечную заготовку. — Шестигранную гайку сделаешь. — И дополнил немного торжественно, — это тебе не квадрат. Вещь с названием. У меня дрогнуло сердце. Вещь с названием! Моя гайка будет, может быть, самой нужной в большой сильной машине. В какой именно — это представлялось туманно. С той минуты часы в дубовом футляре, что висели в мастерской, необычно заторопились. А работали мы четыре часа в день. Сколько труда надо было вложить в маленький кусочек железа! Разметить, опилить, просверлить отверстие, нарезать резьбу, подогнать каждую грань под угольник, снять фаски, до зеркального блеска отшлифовать плоскости. Да притом строго выдержать размеры, уложиться в заданное время, не осрамиться у проверочной плиты. Она всегда была тонко смазана маслом, смешанным с голландской сажей. Какую бы плоскость гайки не приложил Митрофаныч к плите — должна зачерниться равномерно. Только после этого полагалось протереть изделие тряпкой и сдать мастеру. Помню, короткие четыре часа подходили к концу. Соседи начинали убирать инструмент и обтирать ветошью тиски, наступал час, когда в мастерской оставались только старшие, кто работал шесть часов. «Почему им можно, а мне нет? — размышлял я, подходя к мастеру. — Николай Митрофаныч, можно еще часик? Мне бы сегодня сверху и снизу спилить… Мастер просматривал список учеников. Он то подносил его ближе к очкам, то удалял. — На часик? — Ага. За час я успею, Николай Митрофаныч… — А дольше придется копаться, тогда как? Я заранее торжествовал: разрешит работать до ухода старших! — Я хоть сколько проработаю. — Где твоя заготовка? — Митрофаныч взял из моих рук угловатый кусочек железа, мельком взглянул на него: — Ладно… Иди домой. Сказанное мастером не сразу дошло до сознания. А Митрофаныч уже спрятал кусочек металла в шкаф. В руках — снова список. Опять бумага то ближе к очкам, то дальше от них. После обеда Сережка Климов — сосед по койке, что громко храпел — позвал на рыбалку. Пошли за город, на Васильевские луга. Речка там узкая, глубокая, на червяка бойко берет окунь. Рыбачить я никогда не против. Но в тот раз пошел, чтоб только убить вечер. Черви, припасенные запасливым Сережкой, казались слишком мелкими и вялыми. Ветерок обещал нагнать волну. Какой там клев! Не прошло, однако, и пяти минут, как мой поплавок скрылся под водой. Я выкинул на берег окунька. Но странно — не ощутил, как бывало, радостного возбуждения. Нет уж — не ловля, коль смотришь на поплавок, а видишь гайку! Придя на другой день в мастерскую, начал спешить еще у вешалки. До звонка оставалось десять минут, а я уже стоял перед мастером. — Николай Митрофаныч, дайте мое изделие. Митрофаныч, прикрыв ладонью рот, позевывал. Кадык его, поросший короткой седой щетиной, двигался вниз, затем снова занимал прежнее положение над выношенным рыжим шарфиком. — Николай Митрофаныч! — Я шестьдесят лет Николай Митрофаныч. — Я бы уже начал пилить… — На то звонок будет, слесарь. Звонок для «слесаря» звучал музыкой. Только за четыре часа — лопни, не сделаешь задуманного. Да еще Митрофаныч то и дело подходил: «Не так, слесарь» да «вот так, слесарь». Слова старика не нравились. Но стариковские руки очаровывали. Все-то они умели делать быстро, спокойно, красиво. Брался мастер медяшку опиливать — опилки казались золотыми. Принимался сталь воронить — разве ночное небо могло сравниться с вороненой поверхностью, до того ровной и густой получалась синь. В заданное время я не уложился. Как ни потел, опоздал изрядно. Зато позади наконец остались неприятности. А неприятности были немалые. Уже отшлифованную гайку чуть не зажал в тиски без медных губ. Митрофаныч дернул сзади за рукав: — Под курткой что у тебя? — Рубашка. Белые кустики бровей двинулись кверху — значит Митрофаныч хотел казаться удивленным. — Не полагается брезент на голое тело? — Царапаться ж будет… — А тиски гайку не исцарапают? Обряди-ка в медную рубаху! Говорено было. В другой раз мастер намекнул на возможность отчисления из слесарки. Это когда я пытался вынести из мастерской изделие вместе с инструментом, чтоб поработать дома. Прежде чем сдать оконченную работу, я подошел к окну, полюбоваться солнечными блестками, что весело вспыхивали на гайке. Да, тут Митрофаныч не мог ни к чему придраться! Взяв изделие, мастер направился к шкафу. Но что это? Остановился, брови сошлись вплотную над переносицей. Я покраснел, сам не зная почему. Митрофаныч подошел к шкафу, вынул оттуда другую гайку, — я нипочем не отличил бы ее от своей. — Видел такую дрянь? Я молчал. До моего сознания не доходило, почему эту прекрасную штуку мастер называл дрянью. — Думал — один Сомов рискует сдавать дрянцо… Смотри, — Митрофаныч сердито ткнул ногтем в гайку-близнеца. Одну грань ее пересекала едва заметная царапина. — А это что? — ноготь уткнулся в мою гайку. У меня вспотела голова, уши и щеки стали вдруг горячими. Целых две царапины украшали мое детище. Правда, они были не толще паутинок, но… Опять шлифовка! Опять часовые стрелки торопились совсем некстати. Зато краснеть больше не пришлось. Как ни сдвигал старик брови, как ни поправлял очки — изъянов больше не было. Точно сожалея о чем-то, подытожил: — Похоже на дело. Но тут же, спохватившись, начал выговаривать за лишние часы, затраченные на изделие. Вторую вещь с названием — линейку — я опять сдал с опозданием, сердясь на звонок и на Митрофаныча. Только третья — молоток-ручник — примирила меня с установленной нормой времени. С тех пор и силки, и лук, и стрелы многое потеряли в моих глазах. А на все металлическое, будь то винт или шайба, железный прут или пятак старинной чеканки, я стал смотреть с одной точки зрения: пригодится ли в мастерской? * * * Да, Митрофаныч с завидным терпением прививал своим питомцам золотое качество — умение доводить начатое дело до конца. Нам, журналистам, наверное, не грех учиться у таких, как Митрофаныч. 1 июня ПОД СВОДАМИ БОЛЬШОГО КРЕМЛЕВСКОГО ДВОРЦА Прошло не больше полчаса с той минуты, как лайнер «ИЛ-18» поднялся над Челябинским аэродромом, и к нам в салон не вошла, а буквально влетела молоденькая стюардесса. Глаза ее искрились так, словно она получила к дню рождения подарок, о котором мечтала всю жизнь. Улыбка неудержимо растягивала полные пунцовые губы. — Товарищи пассажиры, — торопясь сказала девушка, — только что на борту нашего самолета получено сообщение по радио: в космосе — корабль «Восток-5». Командир корабля — Валерий Федорович Быковский… Всю остальную часть пути до Москвы мы говорили только о новом космическом полете. Мы — это секретарь промышленного обкома партии по идеологическим вопросам Поликарп Васильевич Сапронов, сварщик со стана «1020» трубопрокатного завода, партгрупорг участка Валентин Крючков и я. Первая тройка из девяти человек, приглашенных на июньский Пленум ЦК КПСС из нашей области. Дела заставили нас лететь в столицу раньше остальных. Первая радиопередача о полете Валентины Терешковой застала нас в номере московской гостиницы «Будапешт». Надо ли говорить, как это известие обрадовало каждого! Я говорю не только о нас. Вся Москва, вся страна жила в эти дни двумя событиями: совместным космическим полетом Валерия Быковского и Валентины Терешковой и Пленумом Центрального Комитета партии. Участник июньского Пленума ЦК КПСС сварщик стана «1020» Челябинского трубопрокатного завода Валентин Крючков. Объектив фотоаппарата запечатлел его в цехе. Сам Пленум начался не совсем обычно. Когда за столом Президиума появился товарищ Хрущев и после долгих горячих аплодисментов в зале заседаний Большого Кремлевского дворца наступила, наконец, тишина, Никита Сергеевич шутливо спросил: — Кто первый запишется для полета в космос? — И, улыбаясь, добавил: — Вон Семен Михайлович Буденный поднимает руку… Кажется, мелочь. Шутка как шутка. Но она так хорошо отвечала настроению собравшихся, так пришлась всем по душе! После того, как волна негромкого смеха, прокатившаяся по залу, улеглась, атмосфера в зале стала сразу как-то теплее, сердечней. Пока называли цифры прибывших на Пленум, пока избирали президиум и члены президиума занимали свои места, я смотрел на скульптуру Ленина, возвышающуюся над президиумом, на большой государственный герб Союза ССР, украшающий переднюю стену зала. Смотрел и думал, что это символично: представители партии и государства собираются сюда как бы на совет с Владимиром Ильичем. Да, в сущности, так оно и есть: ко всем своим делам, выводам, планам партия подходит с одной меркой — ленинской. На этот раз Пленум ЦК собрался, чтобы обсудить задачи идеологической работы. Требования к ней возросли, и партия заботится, чтобы их глубоко понимали и на деле выполняли все коммунисты, все работники идеологического фронта. Слушая доклад Центрального Комитета, с которым выступил секретарь ЦК Леонид Федорович Ильичев, я сопоставлял положения доклада с жизнью своей области, наших партийных организаций. Эти положения как раз и вытекают из жизни, продиктованы ею. Они заставили вспоминать знакомых людей, воскрешали в памяти события и цифры, наводили на многие мысли. Здесь я воспроизвожу только некоторые из них, другие остались записанными лишь в рабочем блокноте. — У нас создан ряд полезных учебников и учебных пособий по общественным наукам, — говорил докладчик, — основы марксизма-ленинизма, научная биография В. И. Ленина, история КПСС, политическая экономия, основы марксистской философии и другие. И мне вспомнились научные работники челябинских вузов Петр Иванович Никитин и Виктор Григорьевич Афанасьев. Популярно написанный учебник П. И. Никитина «Политическая экономия» и учебник В. Г. Афанасьева по философии были признаны лучшими на всесоюзных конкурсах, изданы в Москве, рекомендованы для широкого читателя. Афанасьев теперь работает в столице, Никитин остался в Челябинске, заведует кафедрой политэкономии в политехническом институте. По его словам, создать популярный учебник ему помогло то, что он несколько лет подряд работал в системе политического просвещения, преподавал политическую экономию рабочим и служащим. Требование доходчивости, популярности изложения материала автор не только понял (это понимают многие) — прочувствовал на собственном опыте. Существенная деталь! Не указывает ли она один из путей, которыми должны идти авторы книг для народа? — У нас должна быть установлена, — говорилось в докладе, — славная традиция всенародного чествования героев, павших в борьбе за свободу и честь нашей Родины. В зале долго не смолкали аплодисменты, которыми встретили участники Пленума это предложение — оно нашло отклик в сердце каждого, кто сидел в зале заседаний. Оно обязательно будет одобрено всем народом — ведь герои, вышедшие из него, всегда живы в памяти народной. Сейчас предстоит подумать о том, какие формы примет эта традиция. В Челябинске за последние годы проводится чествование павших героев Великой Отечественной войны. В День Победы — 9 мая организуются митинги на кладбищах, там выступают руководители городских партийных и советских организаций, труженики промышленных предприятий и строек, на могилы погибших воинов возлагаются венки. Видимо, то, что уже привилось, надо закрепить. Но этого мало. Проникновенное партийное слово на могилах героев должно звучать в памятные дни во всех городах, поселках, селах, деревнях. Всюду, где есть эти дорогие народу могилы. Нельзя забывать и о том, что чествования заслуживают не только участники Отечественной войны. Эту высокую честь заслужили все, кто пал, отстаивая свободу и честь Отечества, — и солдаты Октябрьской революции, и бойцы гражданской войны, и воины Халхин-Гола, и добровольцы, сражавшиеся в республиканской Испании, и часовые наших государственных границ. Пусть ни одно славное имя не будет забыто, пусть подвиги павших служат воспитанию живых — тех, кто строит коммунизм, кому жить при коммунизме. — Не продолжить ли на новой основе начатую в свое время по инициативе М. Горького работу по созданию революционной и трудовой истории заводов, городов, колхозов и совхозов? — предлагается в докладе. — Неверно, что такую историю имеют лишь старые предприятия и города. А разве десятилетняя история целинного совхоза не заслуживает того, чтобы ее бережно хранили? Советские люди пишут историю своими делами. Наш долг — сохранить пафос сегодняшней борьбы для тех, кто идет нам на смену. Под этим предложением хочется подписаться обеими руками. Такая история нужна, чтобы воспитывать у советских людей, и особенно у молодежи, любовь к своему предприятию, чтобы они гордились родным заводом, колхозом, совхозом, старались приумножать сложившиеся трудовые традиции. Думается, что подобная история необязательно должна представлять собой солидный печатный труд, на издание которого уходят годы. В одном случае это может быть красиво переплетенная книга, напечатанная в нескольких экземплярах на машинке; эти экземпляры могли бы, скажем, храниться у директора, в партбюро, в профсоюзном и комсомольском комитетах. Ознакомить рабочих и служащих с такой книгой можно путем коллективных читок, а вновь поступающим на работу давать ее читать в комитете профсоюза. В другом случае, возможно, будет признано целесообразным издать исторический очерк о предприятии в виде брошюры. Наконец, в третьем случае, когда исторический материал очень интересен и обширен, необходима книга, в которой он нашел бы достойное воплощение. Сошлюсь на Магнитогорский металлургический комбинат и Челябинский тракторный завод. История их строительства, освоения, работы и а нужды фронта — это летопись изумительных трудовых подвигов, массового героизма. Она создана самими делами металлургов и тракторостроителей. Писанной истории этих предприятий, составляющих гордость советской черной металлургии и отечественного тракторостроения, пока нет. А хорошие исторические книги о таких гигантах социалистической индустрии, созданных в наше, советское время, нужны как воздух. Эти книги послужат делу воспитания не только тех коллективов, о которых они будут повествовать, но и миллионов строителей коммунизма. Для создания таких книг понадобятся, очевидно, и квалифицированные литераторы, могущие возглавить творческую работу, и соответствующие средства, и немалое время. Но за это важное дело непременно нужно взяться. В своем докладе Л. Ф. Ильичев серьезно упрекнул нас, челябинцев. Он привел выдержку из письма семнадцатилетнего челябинского слесаря в «Комсомольскую правду»: «После работы собираемся группой в условленном месте и обсуждаем, куда пойти, куда податься, и начинается пьянка. Сегодня пьянка, завтра пьянка, и так уже третий год. Выпили основательно, и каждый идет, куда ведут ноги: одного они увели на пять лет строгого режима, второго на два года лагерного заключения, у меня самого три товарищеских суда и четыре за мелкое хулиганство. И все пьянка. Трезвые все понимаем, решаем не пить, но заняться абсолютно нечем, и опять беремся за бутылку». — В чей адрес это суровое обвинение? — спросил докладчик. И ответил: — В адрес партийных, советских, профсоюзных и комсомольских организаций, в адрес всех ведомств, ведущих идеологическую работу. Если быть самокритичным, придется добавить: в адрес областных газет — партийной и комсомольской. В самом деле, парень живет и работает в огромном городе, крупном культурном центре, и оказывается — на досуге ему «заняться абсолютно нечем». Разве это не тема для газеты, разве это не та отправная точка, с которой газетчик может начать поучительный анализ организации культурного досуга рабочей молодежи? Такие судимые-пересудимые появляются там, где провал в воспитательной работе, где руководители за стройным перечнем «культмероприятий» упорно не хотят видеть душу человека. И наоборот — там, где молодой рабочий постоянно чувствует заботу старшего друга, где тесное общение коммунистов и комсомольцев с «трудными» стало правилом, хоть и не отмечается «птичками» в отчетности, — там воспитываются парни и девушки, готовые по первому зову партии ехать на целину, строить электростанции в сибирской тайге, добывать уголь и нефть, овладевать военным искусством. Один из них — Валентин Крючков — сидел на Пленуме ЦК со мной рядом. На нем тщательно отглаженный черный пиджак, белая шелковая сорочка, аккуратно повязанный серый галстук. Короткие темные волосы зачесаны назад. Если судить по чисто выбритому лицу с розовым юношеским румянцем, никак не скажешь, что ему уже двадцать семь лет. Спокойный открытый взгляд Валентина постоянно был устремлен к трибуне. В руках — карандаш и блокнот, число исписанных страниц росло от заседания к заседанию. «Приеду — надо рассказать в цехе о Пленуме», — пояснил он мне однажды, заметив, по-видимому, что я интересуюсь его записями. В гостинице мы жили в одном номере. Я знал, что Крючков приглашен на Пленум как лучший партгрупорг и отличный сварщик, и не преминул потолковать с ним о его работе. Запомнился рассказ Валентина о поездке группы молодых сварщиков Челябинского трубопрокатного в Коломну. Речь шла о том времени, когда строился стан «1020». Коломенскому заводу тяжелых станков предстояло изготовить для ударной стройки сварную станину для пресса стана. Тогда и возникла надобность поездки. По рассказу Крючкова я хорошо представил себе, как это было. Дневная смена подходила к концу. На участке, где варит трубы Валентин, появилась Валя — стройная черноволосая девушка, работающая в конторке мастера участка Виктора Яковлевича Ермолаева. — Тебя Виктор Яковлевич вызывает, — бросила она Крючкову, стараясь перекричать шум цеха. — Сейчас звонил начальник цеха, — сообщил молодому рабочему инженер Ермолаев. — Завтра тебе вместе с другими ребятами придется вылететь в Коломну, будете варить станину для пресса, тамошние сварщики не справляются. — Надолго? — спросил Валентин. — Пока на месяц… — Но вы же знаете, Виктор Яковлевич, я занимаюсь на последнем курсе вечернего техникума, отстану… — Знаю. И не хочется, конечно, отрывать тебя от учебы. А надо. — Невысокий худощавый инженер сочувственно посмотрел на Крючкова и замолчал. — Ну что ж, — сказал Крючков, — раз надо, так надо. Наутро заместитель начальника цеха Александр Сергеевич Вавилин собрал всех шестерых сварщиков, едущих на Коломенский завод тяжелых станков. Вместе с Валентином Крючковым по вызову явились Владимир Федоренко, Алексей Чухнин, Федор Маминев, Дмитрий Пашков и Михаил Хуснулгатин. Все, кроме 37-летнего Михаила, молодежь, все шестеро мастера своего дела. Напутствие было кратким: — От вашей работы в Коломне зависит пуск стана «1020». Чем быстрее сварите станину, тем скорее пустим стан. Командировку выписываем на месяц. Понадобится — продлим. Самолет до Москвы, электричка до Коломны, и вот они уже на заводе тяжелых станков. Утром, по дороге в столовую, прямо на улице, припорошенной мокрым осенним снегом, увидели знакомую невысокую фигуру. Серое демисезонное пальто, серая шляпа. Да, это начальник смены их цеха Алексей Васильевич Макаров. Он с нетерпением дожидался там своих рабочих. Его послали помочь в сварке станины, а четверых местных высококвалифицированных сварщиков, взявшихся ее варить, было явно недостаточно, дело могло затянуться на многие месяцы. Познакомились с начальником цеха, где изготовлялась 75-тонная станина, с начальником сварочной лаборатории завода. Не мешкая, приступили к работе. В первый же день челябинцев постигла неудача. Швы, соединившие металлические ребра с днищем и крышкой станины, разошлись. — Видимо, металл разнородный, — решили руководители и сварщики. Насверлили стружек с ребер, с крышки, с днища, отнесли на анализ в лабораторию. Нет, химический анализ показал однородность стали всех элементов станины. Стало быть, сам металл был не при чем. Шов должен ложиться мертво. У начальника цеха собрался своего рода совет: все десять сварщиков, Макаров и начальник сварочной лаборатории. Обсудив возможные причины неудачи, участники совещания пришли к одному выводу, швы разошлись во время остывания сильно нагретого с одной стороны металла. — Значит, надо меньше нагревать металл, то есть не торопиться со сваркой. При такой работе поочередное нагревание небольших участков станины не поведет к деформации, могущей разорвать шов. Недаром же технологией предусмотрен срок сварки станины — два с половиной — три месяца. Из этого и надо исходить, — настойчиво рекомендовал начальник лаборатории. Макаров, Крючков и другие челябинцы не могли согласиться с «долгой» технологией. Они предложили другую: приваривая ребра, накладывать шов не с одной стороны, как это обычно делается, а сразу с обеих, то есть сварщикам работать в паре, варить параллельно. Тогда металл с обеих сторон будет остывать равномерно, и угроза разрыва шва исчезнет. Вместе с тем представится возможность вести сварку с максимальной быстротой. Ни начальник лаборатории, ни челябинцы не отступали от своих точек зрения. В роли арбитра, как и положено, выступил начальник цеха. — Давайте делать, как предлагают челябинцы, — решил он. Начальник лаборатории каждое утро придирчиво проверял сделанную накануне работу. Контроль всякий раз давал один и тот же результат: брака не было. О выходных на время забыли, смены растянули до десяти часов («в Челябинске отдохнем!»). И за месяц станину сварили. На свой завод Валентин и его друзья вернулись в приподнятом настроении. Такое настроение приходит, когда порученное дело выполнено на совесть, когда знаешь, что сделанная работа по-настоящему удовлетворяет не только тебя, но и твоих товарищей, весь коллектив. О командировке сварщиков, про которую мне рассказал Валентин, я вспоминаю потому, что в этом будничном событии нашли отражение самые приметные черты нашей молодежи — преданность делу партии, настойчивость в достижении цели, разумная инициатива. И то, что это поколение, олицетворяющее коммунистическое будущее, было представлено на Пленуме Центрального Комитета, призванном еще острее отточить идеологическое оружие, не могло не радовать. У меня остались от Пленума неизгладимые впечатления. Содержание и сам тон выступлений говорили о том, что под сводами Большого Кремлевского дворца выступают люди, чувствующие себя свободно и уверенно, — люди широких взглядов, смелых мыслей, практического действия. Предложения вносились без оглядки, критические замечания высказывались откровенно и прямо. Мне, как, наверное, и любому, кто первый раз присутствовал на Пленуме ЦК, бросилось в глаза, как умело и тактично направлял его работу Никита Сергеевич Хрущев. Я имею в виду, прежде всего, меткие, всегда уместные реплики. Они то углубляли и обостряли мысль оратора, то поправляли выступавшего, то дополняли высказанное им положение новыми вескими доказательствами. Все мы с нетерпением ждали речи Никиты Сергеевича. И она оправдала наши ожидания. Я несколько раз слушал выступления Н. С. Хрущева — на приеме в Георгиевском зале Кремля после окончания первого съезда журналистов, на XXII съезде партии, когда он выступал с заключительным словом, во Дворце съездов в день 50-летия «Правды». И всякий раз — так было и вчера на Пленуме — невольно обращал внимание на то, что между Никитой Сергеевичем и аудиторией с первых же слов устанавливается крепкая связь. Кажется, что товарищ Хрущев разговаривает с каждым в отдельности, хотя и обращается сразу ко всем. Люди сочувственно и неотрывно вслушиваются в неторопливую речь. И эта вполне официальная речь представляется просто беседой, в процессе которой собеседник — человек большого живого ума, наделенный юмором — аргументированно и страстно убеждает слушателей в том, в чем сам глубоко убежден. Я где-то читал, что Н. С. Хрущева на Западе называют коммунистическим пропагандистом № 1. Авторы этого термина вкладывают, конечно, в него свой смысл. А мы с гордостью говорим: Никита Сергеевич действительно страстный пропагандист великих идей коммунизма. Его пропагандистское искусство снискало признание народа не ораторскими приемами, а правдой жизни, верностью марксистско-ленинской идеологии, которой сильна пропаганда коммунистов. Просто — о сложном, задушевно — о тех, кто твердо идет в строю борцов за коммунизм, гневно — о мешающих нашему движению вперед, — так можно прежде всего определить впечатление от речи Н. С. Хрущева на Пленуме. Главное же в ней, понятно, — общее направление, четкость перспектив, ясность задач. Вчера все мы, приглашенные на Пленум, вместе с членами ЦК голосовали за принимавшиеся решения. Теперь дело за всеми нами, коммунистами, бойцами идеологического фронта. Эти решения надо выполнять сегодня, сейчас, не откладывая ни на один день. И тут от нас зависит очень многое. 22 июня „ШЛАКОВАЯ ТЕМА“ Сегодня мы напечатали сообщение: на Челябинском металлургическом заводе выдала первую плавку печь по производству синтетических шлаков. Непосвященному эти слова, пожалуй, ни о чем не говорят. А между тем, сегодняшний пуск небольшой электропечи — событие, которое оставит след в истории отечественной металлургии. Начну, однако, издалека. В 1925 году советский инженер-металлург А. С. Точинский выдвинул идею обработки стали в ковше жидким синтетическим шлаком, приготовленным в специальной плавильной печи. Дело в том, что обычная технология выплавки высококачественных сталей в дуговых электропечах далека от совершенства. Высокое качество металла достигается длительным рафинированием (очисткой) в печи, выдающей сталь. Процесс рафинирования довольно сложен, длится целый час, а то и больше, требует значительной затраты электроэнергии. Новая технология, предложенная А. С. Точинским, обещала заманчивые преимущества, в том числе ускорение процесса, а стало быть, реальную возможность увеличения выплавки металла на действующих агрегатах. Но оригинальная идея, выдвинутая три с лишним десятилетия назад, оставалась до 1958 года только идеей. Надо было провести большую исследовательскую работу, сотни опытных плавок, практически разработать новую технологию. За это взялись ученые Центрального научно-исследовательского института черной металлургии и наши земляки — металлурги Златоуста. Творческое содружество ученых и практиков принесло завидные плоды. Вот что писал по этому поводу незадолго до смерти известный советский металлург академик И. П. Бардин: «Центральный научно-исследовательский институт черной металлургии совместно со Златоустовским металлургическим заводом и с помощью Челябинского совнархоза организовал в большом масштабе опыты применения синтетических известково-глиноземистых шлаков для обработки стали из электропечей. За 1958—1959 годы было проведено 315 опытных плавок стали различных марок: шарикоподшипниковых, конструкционных, легированных, нержавеющих и других. Рафинирование металла в ковше давало следующие результаты: количество серы уменьшалось в среднем в три раза; резко сокращалось по сравнению с обычными плавками содержание неметаллических включений; механические свойства стали, в частности ее ударная вязкость поперек направления деформации, повышались… Возрастала производительность электропечей». Разработка новой технологии была коллективным трудом большой группы ученых института и металлургов Златоустовского завода. Это работники института — кандидаты технических наук С. Г. Воинов и А. Т. Шалимов, старший научный сотрудник Л. Ф. Косой, инженер А. С. Поляков, главный инженер завода А. К. Петров, главный инженер управления металлургической промышленности совнархоза А. Н. Корнеенков, инженеры центральной заводской лаборатории О. М. Чехомов, Р. И. Колясникова, Е. Д. Мохир, начальник электросталеплавильного цеха № 1 А. И. Маркелов, мастер по плавкам Р. А. Робак, специалисты и рабочие других цехов и отделов предприятия. Почти четыре года назад — 13 сентября 1959 года — в нашей газете появилась первая информация на эту тему. Златоустовский корреспондент Борис Мацевич, сообщая о творческом успехе ученых и практиков, приводил интересные цифры: применение синтетических шлаков сокращало продолжительность плавки на 15 процентов, затраты на производство тонны высококачественной стали снижались на 100 рублей. Тогда перед металлургами, перед областной партийной организацией, а раз так — значит, и перед областной газетой встала задача — проложить новшеству дорогу в производство. С тех пор наши «промышленники» (я имею в виду журналистов, пишущих по вопросам промышленного производства) снова и снова возвращаются к «шлаковой теме». В начале 1960 года Н. Карташов, В. Кузнецов и Б. Мацевич выступили с большой статьей «Сталь и шлак». Первый изучал вопрос в Челябинске, второй — в Москве, третий — в Златоусте. Картина получилась довольно полная, но безотрадная: забота о внедрении новой технологии ограничивалась сочувственными разговорами в различных инстанциях. Мягко говоря, вызывала недоумение пассивность некоторых работников совнархоза. Начальник технического отдела управления металлургической промышленности уверял корреспондента, что пока, де, еще не время «бить в набат», надо подождать решения директивных органов. Мы не могли согласиться с этой ледяной точкой зрения. Статья «Сталь и шлак» как раз и явилась первым ударом в набат. Ее авторы в полный голос заговорили о необходимости планомерно и конкретно заняться внедрением новшества в практику. Статья обсуждалась в Совете народного хозяйства, участники обсуждения поддержали выступление газеты, были намечены мероприятия по внедрению технологии обработки стали синтетическими шлаками на предприятиях совнархоза. Совнархозовские машинистки воплотили разработанные мероприятия в стройные столбцы пунктов и подпунктов, но дело почти не двигалось. Пришлось как следует взяться за него областному комитету партии. Потом итоги златоустовских опытов обсудил Совет Министров Российской Федерации. Однако и меры, намеченные правительством, осуществлялись недопустимо медленно. Естественно, что газета не могла, не имела права молчать. Тем более, что главной помехой на шути нового оказалось не отсутствие средств, не оплошности снабженцев, не технические трудности, а самое обыкновенное равнодушие. Крупный работник совнархоза так и сказал однажды нашему корреспонденту: «Виноваты мы все. Это я должен откровенно сказать. Было равнодушие, не было активной борьбы». Именно оно, равнодушие, стало преградой на пути чудодейственных шлаков в цехах Златоустовского и Челябинского металлургических заводов, где решили обрабатывать жидкую сталь по-новому. Я перелистываю подшивку газеты за последние годы и вновь читаю статьи и корреспонденции на «шлаковую» тему. Заголовки их довольно ясно говорят о позиции авторов и газеты: «Еще раз о стали и шлаке», «Дорогу синтетическим шлакам», «Нет! — равнодушию», «Приказ издан. А дальше?» Если в свое время не было активной борьбы за внедрение новшества, то газета стремилась разжечь ее. Теперь, когда на Челябинском металлургическом заводе пущена печь, дающая синтетический шлак, и тем самым положено начало его промышленному производству, мы можем сказать: газета не стояла в стороне от борьбы металлургов и ученых за претворение передовой технической идеи в жизнь. В меру своих сил журналисты помогали рождению ценной новинки. Сообщение о первой плавке, выданной агрегатом-первенцем, мы сопроводили беседой со старшим научным сотрудником Центрального научно-исследовательского института черной металлургии Семеном Георгиевичем Воиновым, приехавшим в Челябинск на пуск печи. Ученый рассказал: — Рост производительности сталеплавильных агрегатов — не единственная выгода от применения новой технологии. У нее есть и другие плюсы. Применение синтетических шлаков открывает путь для улучшения качества металла, обеспечивает выплавку высококачественных сталей в электропечах любых размеров, а также в конверторах и малогрузных мартенах. Это значит, что с минимальными затратами можно решить проблему производства высококачественных сталей на действующих агрегатах старых и новых заводов. Итак, первая шлакоплавильная печь — в строю. Доброе начало положено. В 1963 году такой же агрегат должен быть пущен на Златоустовском металлургическом заводе. На Челябинском электрометаллургическом комбинате строится электропечь для выплавки полупродукта синтетических шлаков, то есть для производства сырья, нужного шлакоплавильным печам. И у челябинцев и у златоустовцев далеко не все идет гладко; придется и впредь помогать металлургам. А через год в газете обязательно появится анализ годовой работы по новой технологии. «Шлаковая» тема, родившаяся четыре года назад, живет. И, судя по всему, будет жить долго. 27 июля ТРИ ВОПРОСА АНКЕТЫ Три недели назад газета обратилась к читателям с просьбой ответить на вопросы: 1. Что делаете вы лично или коллектив, в котором вы работаете, чтобы помогать партии и народу строить коммунизм, воспитывать членов коммунистического общества? В чем выражается ваш конкретный вклад в строительство коммунизма? 2. Кто из ваших товарищей, друзей, знакомых являются, по вашему мнению, самыми деятельными строителями коммунизма, активными участниками воспитания нового человека? Чем заслужили эти люди уважение коллектива? 3. Что, по вашему мнению, мешает достижению трудовых успехов в воспитательной работе на том участке коммунистического строительства, где вы трудитесь? Чем было вызвано появление этой анкеты на страницах «Челябинского рабочего»? После июньского Пленума Центрального Комитета партии мы немало писали и пишем по вопросам идеологической работы. Увы, не все получается так, как хотелось бы. Иной раз и тема нужная, и факты убедительные, и рассуждения правильные, а за душу читателя не трогают. Пленум ЦК записал в своем решении, что сердцевину идеологической работы должно составлять воспитание у каждого советского человека любви и уважения к общественно-полезному труду. А об этой полнокровной сердцевине пишется подчас худосочно, по шаблону. Стремление избегать шаблона, шире привлекать к участию в газете читателей и привело нас к мысли об анкете. Пусть они сами расскажут о своем отношении к труду, о своих товарищах по работе, о воспитании людей, о помехах на пути в будущее. «Твой вклад в борьбу за коммунизм», — так мы озаглавили свою анкету. Понятно, что такая тема не могла не найти отклика в сердцах читателей. Почтальон каждый день приносит письма с ответами. Все отделы редакции получают их. Часть сегодня опубликована. Они заняли в номере все четыре страницы. На каждой — аншлаг: «Наш вклад в борьбу за коммунизм». И ниже — строка, набранная шрифтом помельче: «Читатели отвечают на анкету «Челябинского рабочего». Помещены письма из Челябинска, Магнитогорска, Златоуста, Копейска, Коркино, Сатки, Миньяра, Карталов, Кизильского, Чебаркульского, Верхнеуральского, Увельского районов. Слово получили рабочие, бригадиры, мастера, техники, инженеры промышленности, строек и транспорта, механизаторы сельского хозяйства, учитель, врач, заведующий сельской библиотекой, пенсионер. На днях Евгений Ткаченко встретился с пятью челябинцами из тех, кого авторы писем назвали самыми деятельными строителями коммунизма. Результат встреч — в сегодняшнем номере газеты. Это фотоиллюстрации к нескольким письмам. Причем надо сказать: снимки, за которые краснеть не приходится. Самое характерное в письмах-ответах как раз то, чего можно было ожидать, — они проникнуты любовью и уважением к труду и людям труда. О себе лично, о своей работе большинство написало, правда скуповато, зато как тепло пишет каждый о товарищах! В ином письме один единственный штрих показывает человека лучше, чем обстоятельная характеристика. Комбайнер совхоза «Урал» Кизильского производственного управления Н. Алеманов рассказал о старом механизаторе Василии Ильиче Кашникове. Никто не предлагал ему в прошлом году участвовать в уборке хлеба. «Отработал человек свое, — пишет Н. Алеманов. — Здоровье не то, что прежде. А раз так — отдыхай. Но не утерпел старый хлебороб, сел на самоходный комбайн. Поработал так, что удивились не только в нашем совхозе, но и во всех хозяйствах производственного управления. За сезон убрал больше тысячи гектаров пшеницы. И нынче Василий Ильич не остался в стороне от жатвы». Всего один абзац, а видишь за ним не просто непоседливого старика — горячего патриота. Обрадовало письмо машиниста экскаватора с рудника горы Магнитной, активного рабкора Михаила Горшкова, тоже тепло рассказавшего о товарищах по труду. Мы назвали это письмо «Двое с горы Магнитной». Один из них — механик Николай Александрович Садчиков, мой давнишний знакомый. Мы с ним в одно время учились в Магнитогорской школе горно-промышленного ученичества. После окончания школы оба работали на горе Магнитной. Он стал машинистом экскаватора, меня взяли в редакцию рудничной многотиражки. Судьба этого человека сложилась трудно. Двадцать девять лет назад ему придавило на работе ногу. Пришлось ампутировать. Когда научился ходить с протезом, пришел на рудник. Начальник экскаваторного цеха предложил место в конторе. «И работа неутомительная и ходить много не надо», — пояснил он. — Спасибо, — поблагодарил Николай, — только мне бы по старой специальности, на экскаватор. С тех пор Садчиков неотлучно на руднике. Как лучший машинист выдвинут механиком. Изо дня в день, вот уже около тридцати лет, человек с протезом поднимается по крутым лестницам на рудничные горизонты. Трудно? Конечно. Но никогда ни одной жалобы по этому поводу никто от него не слышал. А что касается его работы, так она давно стала для многих своего рода эталоном. «Однажды ему даже из Норильска прислали письмо с просьбой дать совет, как лучше и быстрее ремонтировать экскаваторы», — заметил М. Горшков. Как не порадоваться за такого сверстника! В письме Горшкова говорится также и о машинисте экскаватора Владимире Луканине. Горный диспетчер сокрушался: все экскаваторы грузят только бедную руду, а нужна окисленная (содержащая мало серы). И вдруг Владимир докладывает по радио, что начинает грузить окисленную руду, что ее наберется целый состав. — Откуда же ты окисленную руду взял? — спросил его диспетчер. — Отбрасывал отдельные ковши, собирал по кускам, вот и накопил, — объяснил Луканин. Он мог бы не терять времени на сортировку. Если бы грузил все подряд, никто бы не сделал ему даже замечания, условия работы оправдывали это. Но металлурги ждали окисленную руду, и Луканин стал «копаться». Он заработал в ту смену меньше, чем мог заработать, но состав такой руды все-таки погрузил. «Такие, как Садчиков и Луканин, и есть активные строители коммунизма», — заключает автор письма. Сказано с большой точностью. Ведь борьба за коммунизм — не в громких словах, не в клятвенных обещаниях «обеспечить», «мобилизовать», «широко развернуть». Она в страстном труде, когда человек работает для Родины, как сын для любимой матери, — бескорыстно, вкладывая в дело всю душу. Понятно, что мастера золотые руки, да еще с высоким сознанием, не появляются в готовом виде. Воспитать умельца-патриота, помочь ему выработать коммунистические черты характера — нелегко. Эти черты складываются из маленьких черточек, «накапливаются» постепенно. Иногда благотворной перемене характера может положить начало одно слово, сказанное от всего сердца и вовремя. Не так ли получилось в том случае, о котором поведал в своем письме контролер отдела технического контроля с Челябинского металлургического завода Н. Валяев? Принимая в электросталеплавильном цехе канаву под нержавеющую сталь, Валяев обнаружил на верхней кромке одной изложницы шишковатую неровность. При разливке металла мог получиться подтек, а стало быть, зависание слитка и трещины. Контролер предложил канавщику заклепать или сбить неровность. Широкоплечий, богатырского телосложения канавщик нехотя ударил раза два ломом и с ехидцей спросил: — Может, сам попробуешь, коль уж такой умный, а? — Это же твоя работа, — напомнил Валяев. — А тебе бы только указывать? — огрызнулся богатырь. — Нахлебник! Подошло несколько рабочих. Некоторые тут же поддержали канавщика. «Я мог бы повернуться и уйти, а канавщик получил бы выговор за халатность и грубость, — пишет Н. Валяев. — Но я взял у него лом. Все, улыбаясь, стали наблюдать за мной… Провозился минут двадцать, но неровность все-таки сбил. И так, чтобы слышали все, сказал: — Ты мог бы сделать это в два раза быстрее, если бы чувствовал себя человеком. Тут уж рабочие его наградили насмешками». Слово контролеров, слитое воедино с делом, достигло цели. Мне кажется, сегодняшний номер газеты, сверстанный из читательских писем, хорош тем, что авторы, говоря о труде во имя коммунизма и о воспитательной работе, освещают эти вопросы всяк по-своему, с разных сторон. А все письма, вместе взятые, дают довольно объемную картину участия наших земляков в коммунистическом строительстве, прославляют творческий труд и беззаветных тружеников коммунистического созидания. Я уж не говорю об ответах на третий вопрос анкеты — о недостатках в производственной и воспитательной работе. О них тоже написано немало, и мы постараемся добиться, чтобы эти сигналы не остались пустым звуком. 9 августа ГОВОРЯТ ГЕРОИ „РУССКОГО ЧУДА“ По экранам страны шествует «Русское чудо». Три дня тому назад фильм начали показывать и в кинотеатрах Челябинска. А ведь во второй серии немало кадров посвящено нашим землякам-магнитогорцам… Репортер Лия Вайнштейн, способная воспламеняться от одного упоминания об интересной теме, и степенный фотокорреспондент Аркадий Ходов выехали в Магнитку сразу после служебного просмотра фильма. Цель — рассказать в газете о том, как жизнь дополняет киноэпопею, какие перемены произошли в городе металлургов за три года, прошедших после съемок. Репортаж наших посланцев занял во вчерашнем номере газеты целую страницу. Ее озаглавили: «Сегодня у героев «Русского чуда». «Гвоздь» репортажа — их рассказы, записанные корреспондентами. В Магнитогорском горкоме партии сохранился план съемок фильма, оставленный немецкими кинематографистами. Первый пункт раздела, отведенный Магнитке, назван «Доменная печь», в нем говорится: «Должно быть показано, что чудо советской техники, благодаря высокому уровню автоматизации и механизации, управляется небольшим числом высококвалифицированных рабочих, которые фактически обладают квалификацией инженера». Аннели и Андрэ Торндайк выбрали для съемок домну № 7, труженикам которой было присвоено звание коллектива коммунистического труда. В фильме сняты — мастер с этой печи Леонид Рябцев и газовщик Виктор Родиков. Приехав в Магнитогорск, корреспонденты встретились с тем и другим. Оба уже не работают на седьмой домне. Инженер Рябцев ныне мастер технологической группы доменного цеха. Задача технологической группы — внедрение в доменное производство нового, передового. В беседе с корреспондентами Рябцев рассказал: — То, что режиссеры задумали показать, удалось, так как на наших печах уровень техники действительно очень высок. Однако сегодня, через три года, они нашли бы у нас еще больше интересного. У нас в технологическом бюро можно познакомиться с показателями работы всех доменных печей комбината. Давайте посмотрим, что произошло на них за последние три года. Главный показатель — «КИПО», коэффициент использования полезного объема доменной печи. В 1960 году он был равен 0,601. А сегодня — 0,575. Это значит, что на тех же печах мы стали давать в год на сотни тысяч тоны чугуна больше. Еще одна цифра — расход кокса. Тогда — 618 килограммов на тонну чугуна, сегодня — 600. В масштабе Магнитки — это огромная экономия. В фильме сказано, что производительность труда у наших доменщиков выше, чем у американцев. За время, прошедшее после съемок, она возросла еще на четыре процента. Мастера технологической группы доменного цеха Магнитки Леонида Рябцева корреспонденты «Челябинского рабочего» увидели в то время, когда он анализировал показатели работы цеха. Рассказ Рябцева дополнил Виктор Родиков. — Когда три года назад в Магнитке снимали «Русское чудо», я работал на седьмой печи газовщиком. В 1961 году меня поставили мастером на шестую печь. Вот уж скоро два года как работаю здесь. Три года пролетели быстро, а сделано за это время немало. Но главное — наши люди. Машинист вагоновесов Иван Кубасов скоро кончит институт. Учится в институте и горновой Евгений Мудрак. В техникуме занимаются газовщик Анатолий Спиридоненко, горновой Борис Шестопалов. Виктор Родиков, мастер шестой домны Магнитогорского металлургического комбината, в часы досуга. Убедительные цифры привел в беседе с газетчиками Борис Иванович Буйвид — начальник отдела кадров металлургического комбината. Зрители видят его па экране беседующим с молодыми магнитогорцами. — В фильме приводится несколько цифр, показывающих размах учебы на нашем комбинате, — сказал он. — Эти цифры за три гора значительно выросли. В 1960 году на вечернем отделении горнометаллургического института училось 1214 металлургов, а нынче — 1699. В институте обучают новым специальностям: «автоматизация и механизация доменного и мартеновского производства», «автоматизация и механизация прокатного производства», «электропривод и автоматизация промышленных установок». А вот еще цифры. Когда снималось «Русское чудо», в индустриальном техникуме училось 670 человек, а в этом году — 1067. В школе мастеров было 900, теперь — 1200. 5100 человек за эти три года завершили учебу. Сейчас в вузы, техникумы и школы идет новое пополнение — около трех тысяч металлургов. Любопытную деталь выяснили корреспонденты в беседе с бывшей студенткой Магнитогорского горнометаллургического института Гирш, заснятой вместе со студентом Грениченко в читальне. В фильме она названа Людмилой, но на самом деле ее зовут Виолеттой. Сама она не знала о съемке: бесшумные киноаппараты были спрятаны за книжными шкафами, и оттуда «достали» юношу и девушку. А работники библиотеки, называя имя студентки, спутали ее с сестрой — Людмилой Гирш, тоже посещавшей читальный зал, тоже блондинкой, к тому же похожей на сестру. Виолетта рассказала: — После окончания института я пошла работать на комбинат, но решила приобрести и вторую специальность — инженера по автоматизации производственных процессов. В тот день, когда велись съемки «Русского чуда», я вместе с однокурсником Николаем Грениченко готовила курсовое задание по основам электроники. Мы сидели в читальне почти все воскресенье, и, конечно, не подозревали, что нас ждет такой сюрприз. Читатели тепло отзываются о странице «Сегодня у героев «Русского чуда». Она подтверждает мнение Леонида Рябцева: сегодня Аннели и Андрэ Торндайк сумели бы найти у нас еще больше интересного. 16 августа ПУСТЬ НЕ БУДЕТ БЕЛЫХ ПЯТЕН! После того, как в Челябинске прошло городское собрание партийного актива, обсудившее итоги июньского Пленума ЦК КПСС, на очередной редакционной летучке разгорелся спор о том, нужно ли браться за тему «По следам письма Виталия Петрова». Того самого письма, что зачитал на Пленуме секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев. В конце концов пришли к единому мнению: надо браться за эту острую тему, подсказанную в докладе Центрального Комитета партии. Сотрудники идеологического отдела Анна Ивановна Фомиченко и Нина Булычева на другой день после летучки поехали в поселок, где живет Виталий Петров. В своем письме в «Комсомольскую правду», которое было зачитано на Пленуме ЦК, Петров жаловался на то, что «заняться абсолютно нечем», и поэтому, дескать, он и его друзья берутся за бутылку. Разумеется, с Виталием нельзя согласиться. Но такое настроение не может не вызвать тревоги, от него нельзя отмахнуться. Коммунистам и комсомольцам надо действовать, и действовать продуманно и настойчиво. Речь идет о том, чтобы ни один труженик за воротами предприятия не оказывался вне влияния коллектива. Журналисты поставили перед собой задачу — писать не столько о Петрове, сколько о причинах, способствующих нарушению норм нашей морали, о путях устранения этих причин. Мы, понятно, рассчитывали, что в поселке, где пьянствовал и Виталий и его дружки, после городского собрания партийного актива положение изменилось. Думалось: зачастили туда коммунисты трубопрокатного завода, чьи рабочие там живут, услышали жители поселка голос работников Ленинского райкома партии, райкома комсомола. Корреспондентам предстояло сказать теплое слово об энтузиастах воспитательной работы, направить огонь критики против тех, кто мешает им. Увы, Анна Ивановна и Нина убедились в ошибочности наших суждений. Жизнь поселка текла так, будто не было ни июньского Пленума, ни городского собрания партактива, обсуждавшего задачи идеологической работы в городе. Письмо молодого рабочего, зачитанное с трибуны Большого Кремлевского дворца, не встревожило райкомовцев и руководителей парткома трубопрокатного завода. И партийным и комсомольским вожакам все было недосуг разобраться, как живут в своем окраинном поселке 240 семей трубопрокатчиков. Больше того, работники парткома все еще гадали: должна или не должна парторганизация завода вести политическую работу с поселковыми жителями. Там, де, не только трубопрокатчики живут, есть люди и с других предприятий. И это служило мотивом для отказа от политической работы среди тех, кому она больше всех нужна! Сам Виталий Петров, кстати говоря, не работал и не работает на трубопрокатном. После окончания профессионально-технического училища его направили в недавно организованное автохозяйство. В то время особенно и дало себя знать влияние собутыльников, навязывающих «дружбу» юноше. А неокрепший, только еще формировавшийся коллектив ничего не противопоставил этому влиянию. Появился приказ: «уволить за прогулы». И никаких хлопот!.. Но вот взяли парня в ремонтно-механический цех механического завода. Взяли, зная заранее, что придется с ним «возиться». — Не все потеряно, — резонно рассудили мастер Константин Михайлович Панкин и начальник цеха Михаил Павлович Шибанов. — Если всем от него отказаться — куда же он пойдет? И Виталий Петров стал на правильный путь. Но в поселке, повторяю, все осталось по-прежнему. Торговые работники даже «удобрили» здесь почву для пьяниц и хулиганов: поставили киоск с надписью «Буфет». Лишняя «точка» с водкой и пивом сулила перевыполнение плана товарооборота. Тот факт, что «точка» угнездилась там, где нет ни клуба, ни красного уголка, торговых работников не смущал: это выполнению плана не мешает, скорее наоборот. В корреспонденции «Белое пятно», напечатанной на днях в «Челябинском рабочем», А. Фомиченко и Н. Булычева нарисовали неприглядную картину положения дел в поселке, назвали фамилии тех, кто за это в ответе, высказали конкретные пожелания. «Взгляните на карту нашей области, — приглашали в заключение читателей авторы корреспонденции. — Она испещрена значками городов и поселков, голубыми зрачками озер, темными нитками шоссейных и железных дорог, зелеными массивами. На ней нет ни одного белого пятна. А если мысленно представить себе другую карту — карту идеологической работы, работы с людьми? Пусть на ней тоже не будет белых пятен!». Через пять дней после опубликования корреспонденция обсуждалась на заседании бюро Ленинского райкома партии. Вчера мы получили решение райкома. Корреспонденция признана правильной. Парткому трубопрокатного поручено создать в поселке партийную организацию, организовать народную дружину, провести выбор женского совета. Одновременно предложено открыть агитпункт и библиотеку, которые будут работать на общественных началах, закрепить за поселком цеховую партийную организацию для оказания помощи в налаживании массово-политической работы. Приказал долго жить «буфет», развернувший торговлю на вынос и распивочно. Бюро райкома обязало райисполком немедленно закрыть бойкое заведение. Сегодня в редакцию принесли приказ, изданный директором трубопрокатного в связи с выступлением газеты. В приказе намечены конкретные меры по улучшению бытовых условий жителей поселка. Обязательно проверим, как будут выполняться и решение и приказ. 17 августа ПУТЬ К ЗОЛОТОЙ МЕДАЛИ Под вечер в редакции появился худощавый молодой человек среднего роста в голубовато-серой спортивной рубашке. Красивое смуглое лицо, короткие черные, как уголь, волосы и такие же черные маленькие усы. Это был тот, кого мы пригласили встретиться с журналистами, — спортсмен Челябинского металлургического завода Гайнан Сайдхужин. В прошлом — победитель международных «Велогонок мира», он завоевал нынче золотую медаль на Спартакиаде народов СССР в Москве. Глядя на Гайнана, я вспомнил нынешний День печати, традиционный спортивный праздник на залитой солнцем площади Революции. Г. Сайдхужину тогда не повезло. Несколько велогонщиков, стараясь опередить друг друга, столкнулись, и он упал на асфальт. Майки соперников маячили уже далеко впереди, а Гайнан только еще поднимал свою машину. Многие болельщики, минуту назад безоговорочно верившие в его успех, начали сомневаться в нем. И надо сказать, что для этого были основания: дистанция короткая, и потеря времени, связанная с падением, очень опасна. Но к концу гонки Сайдхужин все же развеял сомнения. Натренированный организм и воля бойца взяли свое. Он финишировал вторым, вплотную за победителем. Но это было здесь, дома, где помогают, кажется, не только стены, но и знакомая лента шоссе, и родной уральский воздух. А как наш земляк работал на велотрассах Франции, Бельгии, Подмосковья? Об этом журналисты и попросили его рассказать. Войдя в комнату, где гостя ожидали примерно 60 газетчиков (пришли послушать не только сотрудники «Челябинского рабочего»), Гайнан поздоровался так, словно давно знает каждого. И рассказывать стал — будто в кругу семьи: не смущаясь, не торопясь. Мысли слушателей устремились на дороги Франции, где в теплые июльские дни нынешнего года 124 сильнейших гонщика боролись за победу в «велогонке будущего» — «Тур де л’Авенир». Чемпион СССР по велосипеду заслуженный мастер спорта Гайнан Сайдхужин рассказывает журналистам об участии советских спортсменов в велогонках за рубежом. Мы и до рассказа Сайдхужина знали, конечно, о неудаче советских велосипедистов в этой тяжелой гонке: донельзя спрессованные тассовские отчеты о ней регулярно печатались в «Советском спорте». Знали и о причине неудачи — советская команда оказалась неподготовленной для борьбы на горных трассах, проходящих местами выше 2000 метров над уровнем моря. Тренировки в благодатном Сочи не могли дать закалки, нужной для такой борьбы. Увы, подсушенный в ТАССе газетный отчет не позволял как следует представить то, что стояло за словами «неподготовленность команды». А слушая Гайнана, я отчетливо представил себе, как все это происходило на французских шоссе: и как он рвал на себе шерстяную рубашку, напрасно одетую на случай мороза в горах, и как тяжело дышал на высоких горных перевалах, и как зачерпывал там снег пригоршней… В дни «гонки будущего» Франция торопилась показать болельщикам, собравшимся по краям велотрасс, как можно больше настоящего. И не вообще настоящего, а того, что надо продать. Реклама не дожидалась болельщиков в горах. Она следовала за ними по шоссейным дорогам не в переносном, а в буквальном смысле слова. Рекламные грузовые автомобили, снабженные кричащими надписями, в часы, когда шоссе не были заняты гонщиками, шли по маршрутам «Тур де л’Авенир» нескончаемой чередой. Над кузовами автомашин возвышались огромные макеты газовых баллонов, пылесосов, зубных щеток. Шли грузовики, рекламирующие средство от насекомых; огромные макеты букашек, укрепленные над кузовами, картинно падали навзничь — это означало, что они попробовали ядовитого средства и уже не смогут очнуться. Словом, на каждом шагу болельщиков призывали: покупайте, покупайте, покупайте! Реклама срослась с самой велогонкой. Заботясь о росте популярности, различные фирмы установили призы для гонщиков. За что только не награждали! За наибольшее количество обгонов, за наибольшее количество падений, за первое место на этапе, за последнее место на этапе… Г. Сайдхужин получил приз фирмы, торгующей апельсинами. Нашему земляку этот приз присудили «как самому корректному, самому дисциплинированному участнику гонки». Столь желательные качества спортсмена были отмечены корзиной апельсинов. Фирма дала их. Жюри — присудило. Гайнану и его друзьям осталось лишь одно — съесть. Что они, естественно, и сделали. Потом — чемпионат мира по велосипеду в Бельгии, откуда Гайнан привез бронзовую медаль. А на Спартакиаде народов СССР, в гонке на 148 километров 800 метров, Г. Сайдхужин все-таки занял первое место. «Он шел к званию чемпиона страны, — писал «Советский спорт», — словно у него был точный, рассчитанный на три года план. Два года назад в такой же гонке он был третьим, затем — вторым. И вот сейчас Гайнан — обладатель золотой медали». План не план, а тренироваться пришлось много. К золотой медали чемпиона страны вели 9 лет упорной тренировки. — Сколько же в общей сложности вы накрутили километров за это время, — поинтересовался я. Гайнан весело улыбнулся, блеснув ровными белыми зубами: — Сто пятьдесят тысяч без капитального ремонта. 26 августа РАССКАЗ ОБ „АМУРСКОМ МСТИТЕЛЕ“ Однажды к заведующему идеологическим отделом Ивану Дмитриевичу Диденко обратился рабочий Челябинского автомеханического завода. Просьба была необычной: рабочий приглашал журналиста приехать в цех, чтобы встретиться с героем Великой Отечественной войны, которого разыскивает газета «Советский патриот». Газета поместила корреспонденцию «Амурский мститель» — о патриотическом поступке воинов-дальневосточников Николая Агапова и Леонида Рудниченко. В 1944 году старшина Агапов и сержант Рудниченко приобрели на свои личные сбережения танк, названный «Амурским мстителем», и вместе с боевой машиной прибыли на фронт. О том, как друзья-дальневосточники воевали против гитлеровцев, в корреспонденции не говорилось. Автор ее упомянул лишь о том, что оба удостоились правительственных наград. «Как сложилась в дальнейшем судьба героев? — спрашивал автор. — Где они живут, чем занимаются в настоящее время? Кто нам расскажет об этом? Пока все наши попытки что-либо узнать об их судьбе ничего не принесли». Рабочий, обратившийся в редакцию, сообщил, что Николай Агапов работает вместе с ним. Иван Дмитриевич на другой же день отправился на завод, а затем и на квартиру к Николаю Федоровичу Агапову. Поговорили. Он действительно воевал на танке «Амурский мститель». В одном из боев, когда кончились снаряды, таранил фашистский танк. Дважды был ранен и оба раза убегал из госпиталя в свой батальон. После того, как «Амурский мститель» вышел из строя, ходил в атаку с танковым десантом, водил в бой против фашистов танк, брошенный немецким экипажем. Говорил Агапов больше всего о боевых товарищах, рассказал и о героической смерти Леонида Рудниченко. После войны Николай Федорович работал слесарем на Челябинском заводе имени Колющенко, теперь трудится на автомеханическом. Почему никогда не рассказывал о своих фронтовых делах? В ответ на этот вопрос пожал плечами: — А чего говорить? Таких, как я, много. Документальный рассказ И. Диденко о героическом экипаже «Амурского мстителя», напечатанный в «Челябинском рабочем», был тепло принят читателями. Но на этом редакция не сочла свою миссию законченной. Номер газеты с рассказом мы послали матери Леонида Рудниченко. А Николаю Федоровичу посоветовали съездить во время отпуска в родную Кантемировскую дивизию, поведать о боевых делах экипажа молодым воинам. Вскоре в редакцию пришло письмо из Владивостока от матери погибшего танкиста: «Дорогой товарищ Диденко! — писала она. — Я получила газету «Челябинский рабочий» с очерком, в котором Вы пишете о моем сыне и его товарищах. Для меня это большая радость. Вы сами понимаете, что значит для матери потерять сына на войне. Читая ваш очерк, я будто снова увидела своего мальчика. Он был именно таким — никогда не унывал, ни на что не жаловался, весь — для людей. Большое Вам материнское спасибо. М. Г. Рудниченко». Николай Федорович на днях вернулся из отпуска. Он побывал в гвардейской Кантемировской дивизии, выступил перед солдатами и офицерами, рассказал о фронтовых подвигах танкистов. На прощанье ему вручили почетную грамоту: «Ветерану части гвардии старшине запаса Агапову Николаю Федоровичу на память о встрече с гвардейцами-кантемировцами». Сегодня мы напечатали информацию «Герой «Амурского мстителя» у однополчан». Сегодня же И. Диденко получил письмо из политотдела дивизии. «Создаем сейчас историю своего соединения, — пишет начальник политотдела. — Благодарим Вас за то, что Вы помогли нам «открыть» еще одного героя нашей фронтовой семьи». 8 сентября „ЧЕЛЯБИНСКИЙ РАБОЧИЙ“ — „БЕРЛИНЕР ЦЕЙТУНГ“ Вскоре после опубликования в «Челябинском рабочем» репортажа «Сегодня у героев «Русского чуда» нам в редакцию позвонили из Москвы, из Агентства Печати Новости. — Мы хотим рекомендовать зарубежным друзьям использовать ваш репортаж. Только фотографии надо бы сделать поживей. Вы не можете нам прислать другие фото? Другими снимками на эту тему мы не располагали, наш единственный штатный фотокорреспондент поехать в то время в Магнитогорск не мог — был по горло занят на уборке урожая. Так мы и сказали столичным коллегам. Присланный в редакцию номер газеты «Берлинер Цейтунг», в котором немецкие друзья перепечатали из «Челябинского рабочего» репортаж «Сегодня у героев «Русского чуда», переходил из рук в руки. Литературные сотрудники Нина Булычова и Владимир Баландин тоже заинтересовались им. Про звонок из Москвы я, конечно, тут же забыл. Ведь о том, что сделано, думаешь меньше всего, голова занята новыми темами. И вдруг сегодня почтальон приносит письмо со штампом АПН на конверте. Адресовано лично редактору — значит это не очередной бюллетень… Оказывается, нас ожидал сюрприз. Агентство прислало номер газеты «Берлинер цейтунг» за 4 сентября, в котором перепечатан репортаж «Сегодня у героев «Русского чуда». Правда, его сократили. У нас он занял полосу, а у немецких друзей — лишь полполосы. Но это уже детали. Главное — материал нашел читателей не только у нас, на Урале, но и в Германской Демократической Республике, на родине авторов фильма. Кстати, если говорить о сокращениях, то надо отдать должное редакции «Берлинер цейтунг» — они сделаны очень бережно, если можно так сказать. Основное содержание сохранено. Оставлено даже то место, где объясняется неточность, допущенная в в фильме (как студентка Виолетта Гирш «превратилась» в Людмилу Гирш). А вот фотоиллюстрации все-таки не наши. Снимки, помещенные в берлинской газете, получены от самих Аннели и Андрэ Торндайк. Одна фотография особенно любопытна: оператор за работой в библиотеке; он спрятался со своим бесшумным аппаратом за книжными полками и ведет съемку оттуда. Читатели, запечатленные на пленку, не могли, понятно, об этом знать. Потому-то Виолетта и узнала о съемке только в нынешнем году. 9 сентября ИЗ БОЛГАРСКОГО БЛОКНОТА I Нынче мне довелось отдыхать в Болгарии. Перед тем, как обосноваться на отдых в Международном Доме журналистов, вблизи города Варны, путешествовали по стране. Мы, уральцы, совершая эту поездку, не раз вспомнили молодых болгар, что учились и работали в Магнитогорске. В июле 1960 года, после трехлетнего пребывания в Магнитке, они уехали на Родину. Помню, «Магнитогорский рабочий» посвятил их отъезду целую страницу, озаглавленную по-болгарски: «Да крепне българо-съветская дружба!» Один из отъезжающих — писал тогда: Много, много дорог Нами пройдено. Даль родная, как прежде, мила… Но Россия ласковой Родиной Для болгарского сердца была. Другие написали в газету письма со словами горячей признательности обретенным на Урале друзьям. Благодарили за обучение профессиям строителей и монтажников, за знания, полученные на вечерних отделениях институтов и техникумов, а главное — за сердечное тепло, которым щедро оделяли болгарских юношей и девушек на уральской земле. Некоторые молодые рабочие возвратились в Болгарию с русскими женами. О двух из них — А. Я. Узуновой и З. П. Худяковой мне довелось здесь услышать… Сегодня под вечер щеголеватые автобусы «Балкантуриста» с советскими журналистами остановились у отеля «Тримонциум» в Пловдиве. В этом городе находится одна из средних школ, где преподавание ведется на русском языке. Рано утром нам снова в путь, а побывать в такой школе хочется. Разыскиваю ее уже в сумерках. Обрамленное густой зеленью трехэтажное кирпичное здание. Над входом вывеска: «Политехническая гимназия с преподаванием на русском языке». В вестибюле, прямо против входа, — высокая скульптура, изображающая основателя Болгарской Коммунистической партии Димитра Благоева, обучавшего детей в этой гимназии. По обе стороны скульптуры — мемориальные доски. На сером мраморе высечены имена двадцати четырех бывших гимназистов, погибших в борьбе против фашизма. Тишина. Занятия кончились. Встреченная в вестибюле девушка в черной ученической форме смотрит на меня с любопытством. Здороваюсь, спрашиваю, как пройти к директору. Свободно отвечает по-русски. Ни директора, ни учителей уже нет. «Можно позвать завуча, — спешит успокоить меня девушка, заметив мое разочарование, — она живет недалеко». Недялка Джалызова, — так зовут мою новую знакомую, — ученица выпускного, одиннадцатого класса. Мать ее работает тут же, в гимназии. Отец — счетовод. У них большая комната в нижнем этаже школьного здания. Недялка пригласила зайти. Я сел в чисто прибранной комнате у стола, покрытого пестрой скатертью, и начал перелистывать учебники для одиннадцатого класса. Они составлены по болгарским программам и изданы в Болгарии, но в переводе на русский. Вскоре пришла мать Недялки, и юная хозяйка отправилась за завучем. Через десять — пятнадцать минут в комнату вошла невысокая круглолицая женщина в легком белом платье. — Здравствуйте. Пенка Христова, — дружелюбно сказала она, протягивая руку. В ответ на мои вопросы заведующая учебной частью показала классы и кабинеты, рассказала о школьной жизни. Среди таких гимназий Пловдивская — одна из «старых»: здесь преподают в восьмых-одиннадцатых классах на русском уже пять лет. Узы братской дружбы, связывающие народную Болгарию с Советским Союзом, лучше всего способствуют изучению нашего языка болгарскими друзьями, в том числе школьниками. Желающих поступить сюда всегда много, поэтому принимают в основном, «пятерочников» и «шестерочников» (в болгарских школах — шестибалльная система). Вместе с пловдивцами здесь учатся ребята и девушки из окрестных сел и деревень. Занимаясь на русском языке по всем предметам, ученики вместе с тем усиленно изучают сам язык, грамматику, синтаксис. Если в обычных школах русский преподается два раза в неделю, то тут ежедневно. Изо дня в день, из месяца в месяц учащиеся читают советскую литературу, крепко западают в души юношей и девушек светлые образы, созданные советскими писателями. Горячо, проникновенно пишут об этом воспитанники гимназии в своих сочинениях. «С волнением всегда буду думать о темпераментной Любке с золотистыми волосами, о Сереже с орлиным сердцем, о похожей на нежную лилию Уле, об Олеге Кошевом — этих настоящих парнях и девушках, выросших под крылом родной партии», — написала в сочинении о романе «Молодая гвардия» одиннадцатиклассница Эвелина Богданова. В этих строчках — не только то, что думает и чувствует сама Эвелина, в них — мысли и чувства ее товарищей и подруг. Русское слово звучит в школьных стенах и после уроков. Советские учительницы — жены болгарских строителей, работавших в СССР, — создали литературные кружки из учащихся десятых — одиннадцатых классов, проводят школьные «пятницы», посвященные жизни и творчеству выдающихся деятелей нашей культуры. Как правило, на тему вечера выпускается литературная стенная газета. Запомнились ребятам «пятницы», на которых говорилось о Пушкине, Некрасове, русских революционерах-демократах; осталась в памяти читательская конференция по роману Николая Островского «Как закалялась сталь». Но лучше всех, по общему признанию, удалась «пятница», посвященная Айвазовскому. Ученики выступили с рассказами о важнейших периодах жизни художника, читали собственные описания картин «Черное море», «Девятый вал», «Буря на Черном море». Тут же были выставлены репродукции этих картин. Юные скрипачи исполнили мелодии, которыми увлекался живописец. Готовятся «пятницы» на темы: «Ленин в советской литературе». «Творчество композитора Дунаевского». Сейчас, когда я пишу эти строки, бывшие магнитогорские педагоги, а ныне учительницы Пловдивской гимназии Анна Яковлевна Узунова, Зоя Петровна Худякова и их коллеги думают, может быть, уже над чем-нибудь новым, что поможет еще глубже привить болгарским ребятам любовь к чудесному языку советской Отчизны. 19 сентября II Минула первая неделя отдыха в Международном Доме журналистов. Много новых знакомых. Среди них — секретарь Варненского окружкома Болгарской Коммунистической партии Ставрий Бурназов — невысокий, спокойный человек в скромном сером костюме. В 1942 году фашистский суд присудил его, как активного коммуниста-подпольщика, к пятнадцатилетнему тюремному заключению. Вместе с десятками других борцов против фашизма, сидевших с ним в общей камере, он и в заточении не прекращал борьбы за дело партии и народа. Угрюмые серые стены тюрьмы, где сидели Ставрий и его товарищи, были немыми свидетелями их мужества и верности революционному долгу. Находясь в заключении, коммунисты ухитрялись получать нелегальную литературу. Прятали ее в тайник под половицей так искусно, что это не вызывало у тюремщиков даже малейших подозрений. Недели, месяцы, годы, проведенные коммунистами за решеткой, не должны были пропадать зря. Бурназов и другие активисты партии, будучи лишены свободы, изо дня в день учились сами и учили тех, кто вместе с ними томился в неволе; у политических заключенных работали кружки политэкономии, философии, истории ленинской партии. И когда в памятный сентябрьский день 1944 года восставший народ распахнул ворота тюрьмы и Ставрий со своими друзьями вышел на свободу, полученные бывшими узниками знания понадобились для строительства новой жизни. Накопленных знаний, конечно, не хватало. Бурназов учился у самой жизни, закончил партийную школу. Сейчас, работая в окружкоме, он занимается вопросами сельского хозяйства. И на первом плане — снова учеба, изучение и распространение передового опыта, внедрение в производство достижений науки. В этом отношении деятельный помощник окружной партийной организации — опытная станция. Сегодня Ставрий Бурназов пригласил поехать на эту станцию. В пятом часу вечера у входа в Дом журналистов остановилась окружкомовская «Волга». Кроме водителя и секретаря окружкома, нас поехало трое: московский врач Николай Иванович Миранович, тоже отдыхающий здесь, иркутский журналист Иван Кириллович Говорин и я. Через полчаса мы вышли из машины у белого одноэтажного здания, окруженного виноградниками. Навстречу шел высокий худощавый человек. Его загорелое, тщательно выбритое лицо освещала радушная улыбка — не просто признак вежливости, а искренняя и теплая, с какой в Болгарии встречают советских людей всюду. Он крепко пожал нам руки и назвал себя: — Александр Маринов Косерков, агроном-садовод, научный сотрудник станции. По-русски его звали бы Александр Маринович. Осмотр начали с виноградной плантации, раскинувшейся на склонах высокого холма. Каменная лесенка привела нас почти на его вершину. По обе стороны лесенки протянулись широкие ступени — террасы. На каждой — два ровных ряда виноградных кустов. Междурядья обработаны с завидной аккуратностью. Это участок, где виноград возделывается так называемым террасным способом, который рекомендовало земледельческим кооперативам правительство. Освоение склонов — так именуется в болгарских селах выращивание виноградников на холмах. Оно, — рассказал агроном, — очень трудоемко: обработка земли в таких местах проводится пока вручную да на лошадях, хотя выпуск машин для этой цели не за горами. И все-таки дело выгодное: во-первых, используются плодородные пустующие площади; во-вторых, собираемый на склонах виноград отличается обычно более высоким качеством. Одна из сегодняшних задач опытной станции — показать кооперативным хозяйствам самые эффективные пути освоения склонов. Какие сорта лучше всего выращивать на склонах, какой должна быть «террасная» агротехника — эти вопросы и решает коллектив станции. На ее плантациях решаются, конечно, и другие, не менее важные вопросы. Первая забота научных сотрудников — повышение урожайности на кооперативных плантациях своего, Варненского округа, борьба с болезнями и вредителями виноградников. Поездки ученых во все кооперативы округа стали правилом. Цель поездок — конкретные рекомендации виноградарям. Посещение хозяйств научными сотрудниками дополняется продуманной организацией учебы работников виноградарства. Ежегодно в марте — апреле на станции проводятся семинары бригадиров и агрономов кооперативов. Семинар длится свыше двух недель. В программе — лекции ученых, практическая работа на станции, сдача зачетов по изученным темам. После сдачи зачетов каждому участнику семинара выдается соответствующий документ. Постоянная забота ученых об урожае приносит весомые результаты. Рекомендации научных сотрудников, воплощаясь в жизнь, обертываются на каждом гектаре лишними тоннами золотистых и черно-сизых гроздьев. В земледельческом кооперативе «Бяла», над которым шефствует непосредственно директор опытной станции Святослав Ненов, урожайность почти в полтора раза выше, чем средняя по Варненскому округу. А за десять лет существования станции средний урожай винограда в кооперативах округа возрос на восемьдесят процентов. — И в этом, в первую очередь, «виноваты» научные работники, — заметил Ставрий Бурназов, вместе с нами слушавший рассказ агронома. Коротко подстриженные усы секретаря окружкома тронула чуть заметная улыбка. Что ж, пожалуй, любой опытной станции не грех принять на себя такую «вину» за урожай в своей зоне! До сих пор станция занималась только виноградарством. Теперь тут взялись и за яблоки и за помидоры. Нынче к ее названию прибавилось новое слово — комплексная. В комплекс включены, наряду с виноградарством, виноделие, садоводство, овощеводство. Ведь труженикам кооперативных садов и огородов тоже нужны проверенные опытом советы ученых. 27 сентября III Еще один новый знакомый — заместитель председателя исполкома Варненского окружного Совета Никола Петков сегодня утром повез нас с Иваном Кирилловичем посмотреть содовый завод имени Карла Маркса — одно из крупных предприятий химической промышленности. Подъезжая к нему, мы увидели высокие корпуса цехов, трубы заводской ТЭЦ, как бы упирающиеся в небо столбами густого дыма, обтянутую кумачом арку, на которой крупными белыми буквами выведено название предприятия. Все это не раз приходилось видеть у себя в Советском Союзе, и мне на миг даже показалось, что я подъезжаю к какому-то уральскому заводу. О нашей, советской жизни напомнила и картина, висящая в одном из цехов: Владимир Ильич выступает на митинге. Художник очень точно запечатлел образ вождя на трибуне — Ленин говорит убежденно и страстно, весь устремлен вперед. Собравшиеся на митинг жадно слушают ленинскую речь. На полотне нет ни одного равнодушного лица, великое слово правды захватило слушателей, в их глазах — непоколебимая решимость идти за своей партией до конца. Рабочие этого цеха сообщили нам: автор картины — их товарищ, рабочий. Он тоже один из тех, кто твердо идет с коммунистической партией по пути, указанному Ильичом. Болгария движется этим путем, следуя нашему примеру, используя щедрую помощь Советского Союза. Труженики завода имени Карла Маркса чувствуют братскую поддержку советских людей с тех самых пор, как предприятие начало строиться. Его проектировали проектировщики нашего «Гипрохима», помогали строить советские специалисты, основное оборудование — советского производства. За несколько месяцев до пуска завода сорок болгарских инженеров и техников поехали на Украину, прошли основательную практическую подготовку на Славянском содовом комбинате. Предприятие молодо, со дня пуска прошло всего девять лет. Но в коллективе уже сложились традиции, которыми здесь по праву гордятся. Проектная мощность была достигнута в первом же квартале после пуска. К 1959 году количество выпускаемой продукции удвоилось, хотя производственные площади те же и оборудования не прибавилось. Это — результат возросшего мастерства содовиков и частичной реконструкции, проведенной с помощью советских специалистов. Государственный план перевыполняется из года в год. Семь раз по итогам социалистического соревнования за квартал предприятию присуждалось Красное Знамя Совета Министров. Около двух третей работающих на заводе трудятся в бригадах и сменах, борющихся за звание коллективов коммунистического труда. В цехе каустической соды это звание заслужили уже все четыре смены. Продукция завода известна не только в Болгарии. Болгарская сода идет в Индию, Индонезию, Венгрию, Чехословакию, Аргентину, Турцию, ОАР, Сирию, Израиль. Рассказывал нам обо всем этом директор завода Стойчо Колчев — инженер-химик первого выпуска Софийского политехнического института. Колчеву, как и другим здешним специалистам, нет еще и сорока. На заводе он — со дня пуска. За это время дважды побывал в Советском Союзе, на Славянском содовом комбинате. И не просто побывал, а поработал несколько месяцев, многое перенял у советских друзей. В кабинете директора за стеклами книжного шкафа мы увидели все тома собрания сочинений В. И. Ленина и «Большой Советской энциклопедии». Видя, что мы остановились у шкафа с книгами и поняв наш безмолвный вопрос, Колчев пояснил: — Заглядываю в эти тома частенько, они — наши советчики. Потом директор говорил о расширении завода. Чувствовалось, что эта тема — его конек, щеки раскраснелись, гладко зачесанные назад темные волосы от энергичных поворотов головы нет-нет да и спадали на высокий лоб. Загореться есть от чего. Расширение предприятия, начатое в 1959 году, позволило за четыре последних года увеличить выпуск соды почти в полтора раза. В ближайшие годы выпуск продукции снова значительно возрастет. Теперь, кроме нескольких видов соды, завод производит соляную кислоту, электролитные каустики. Эта продукция тоже нашла потребителей за границей. Строятся цехи пластмассового производства, которые должны войти в строй в нынешнем году. Новое производство только еще рождается, но уже составлен проект его расширения. Предприятие, скромно именуемое содовым заводом, превращается в мощный химический комбинат. Биография завода имени Карла Маркса схожа с послевоенной историей болгарской индустрии: быстрый рост, надежные перспективы. А как выросли за последние годы заводские люди! Стойчо Колчев и секретарь парткома Кунев вспомнили такой эпизод. Шеф-монтажники, прибывшие из ГДР для участия в подготовке к пуску нового цеха, должны были на несколько дней уехать на Родину. Как раз именно в это время наступал срок пуска важнейшего агрегата. Немецкие друзья резонно советовали не пускать его до их приезда. «Дело новое, — аргументировали они свое мнение, — ваши рабочие еще не на столько подготовлены, чтобы с первого часа работать на агрегате без нашего присмотра». Довод убедительный. Но ремонтный слесарь коммунист Иван Желязков не мог с ним согласиться. Накануне отъезда шеф-монтажников он всю ночь проработал в цехе, тщательно проверил, отрегулировал агрегат и к утру пустил. Придя утром в цех и ознакомившись с итогом ночной работы Желязкова, немецкие специалисты облегченно вздохнули: — Теперь мы можем ехать спокойно. А ведь таких, как Иван Желязков, на заводе десятки и сотни. И не на одном этом заводе. Болгарские маяки неугасимо светят на всех предприятиях и стройках республики. И все вместе зовут товарищей по труду: вперед, вперед! До сих пор в «Челябинском рабочем» о Болгарии писалось очень мало. В основном печаталась информация о выполнении нашими заводами заказов болгарского народного хозяйства. Теперь можно будет поделиться с читателями своими впечатлениями о поездке. 1 октября ДВЕНАДЦАТЬ КИЗИЛЬСКИХ МИЛЛИОНОВ Вернувшись сегодня после отпуска в Челябинск, я, конечно, прежде всего вооружился свежим номером «Челябинского рабочего». Бросилась в глаза шапка на второй странице: «Есть 12 миллионов пудов кизильского хлеба!» Это — итог нынешней борьбы за хлеб тружеников колхозов и совхозов Кизильского производственного управления. Они выполнили свое обязательство, сдали государству зерна на два миллиона 800 тысяч пудов больше, чем полагалось по плану. Никогда еще кизильцы не давали столько хлеба Родине. Их победа имеет особую цену. Засуха нынче хозяйничала на полях области еще злее, чем в минувшем году. Во многих хозяйствах нечего было и думать о выполнении плана хлебосдачи — засушило и пшеницу и рожь. Только кизильскую землю вовремя оросили благодатные дожди. А раз так — надо хоть отчасти возместить то, что недодают государству соседи. Потому и взяли кизильские земледельцы необычно высокое обязательство. Оно было принято в начале сентября. С тех пор борьба за кизильские миллионы стала постоянной темой газеты. Когда обязательство только еще «назревало», то есть шли собрания в колхозах и совхозах, в Кизильский район выехал специальный корреспондент Дмитрий Югов, работник отдела сельскохозяйственного производства и партийной жизни. Рубрика «За 12 кизильских миллионов» впервые появилась над его корреспонденциями, которые передавались по телефону и шли «в номер». Одну из них Югов посвятил самым искусным умельцам совхоза «Урал» — комбайнерам Геннадию Скобанцову и Александру Осипову. Выступив запевалами в соревновании на уборке, они поставили перед собой нелегкую цель: выкосить каждым комбайном по 500 гектаров и на такой же площади обмолотить валки, не оставлять в поле ни одного колоса. Как часто бывает в таких случаях, в совхозе нашлись скептики. «На нынешних густых хлебах такое не под силу», — утверждали они. Но результаты каждого рабочего дня Геннадия и Александра говорили о другом. Под силу! Эти имена газета и подняла как знамя. «Челябинский рабочий» призывал механизаторов не вообще работать быстро хорошо, а трудиться так, как Скобанцов и Осипов, добиваться такой же высокой выработки, такого же безукоризненного качества жатвы и обмолота. Газета рассказывала и о последователях запевал. Редакция все время держала в поле зрения уборочные дела кизильцев, и они чувствовали это, надеялись: в случае чего — газета поможет. Однажды в редакцию пришел пожилой плотник треста «Челябстрой» Никита Константинович Косенков. Он получил письмо от дочери Юлии — агронома Полоцкого совхоза Кизильского производственного управления. Юлия писала: «Отец, знаете, сколько хлеба на токах! У нас весь ток завален, а также и в склады уже засыпали девять тысяч центнеров. А автомашин — возить зерно на элеватор — нет. В сутки отправляем пять — шесть машин, а на ток поступает четыре — пять тысяч центнеров. Вот и представьте себе, что получается: ток засыпан зерном, еще день — и некуда будет сыпать. Отец, сходите в редакцию и потормошите кого следует, чтобы нам прислали автомашины». Никита Константинович показал письмо нашим работникам и они «потормошили» — позвонили в район, уточнили факты, опубликовали письмо в газете. Замечу кстати: о работе шоферов, занятых на уборке и хлебозаготовках, стараемся писать изо дня в день, как и о труде комбайнеров. Недавно интересной корреспонденцией на эту тему порадовал верхнеуральский корреспондент Иван Ситников (в его зоне и Кизильский район). Привлекал внимание уже сам заголовок: «На хлебной трассе — автомобиль-вагон». Новинка сконструирована по инициативе начальника 10-й Магнитогорской автотранспортной конторы Владимира Ивановича Воробьева. Это «ЯАЗ» на четырех мостах и 18 колесах. Длина кузова — 16 метров, объем — 50 кубометров. Шофер Владимир Чабан перевозит на гигантском автомобиле за один рейс из Кизила в Магнитогорск по 40—45 тонн зерна. Владимир заверил корреспондента: — Можно перевозить сразу до 100 тонн. Нужно только усилить раму вагона да тягач посильнее взять. Вот освобожусь немного, посижу с карандашом и внесу свои предложения. Думаешь о намерении водителя Чабана и задаешься вопросом: не за такими ли автовагонами будущее хлебных перевозок? Не «потормошить» ли кое-кого, чтобы скорее проверили эффективность новшества? Если оно экономически выгодно — значит, на хлебных трассах место не одному вагону, а, может быть, десяткам и сотням. Корреспонденция об автомобиле-вагоне — далеко не единственная удача Ситникова. Он не раз радовал читателей материалами, в которых ощущаешь дыхание жизни. К ним я отнес бы и зарисовки-миниатюры, помещенные на сегодняшней странице о кизильских миллионах. Не хочу перехваливать, но скажу: Иван умеет находить в жизни типичное, даже если оно и не бросается в глаза. В одной из его сегодняшних миниатюр речь идет о «шоферах особой категории», что возят хлеб только ночью. «Днем у них совсем иная профессия, — пишет корреспондент. — Василий Степанов — кладовщик, Николай Шишкин — плотник, Михаил Стародубцев — завгар, Владимир Чебаненко — председатель совхозрабкоопа. Таких добровольцев в совхозе набралось четырнадцать человек. За ночь шоферы ударной бригады, как ее зовут в хозяйстве, вывозили на элеватор по 500—550 тонн зерна». Будто и незначительный штрих, а прочтешь, и сразу представишь, какой трудовой подъем царил в совхозе в страдную пору. Стремление тепло, сердечно рассказывать о тружениках села — отличительная черта в работе Ивана Ситникова. Пожалуй, такое стремление преобладало и у других наших журналистов, помогавших печатным словом в борьбе за кизильские миллионы. А сказанное от души доброе слово всегда действует верно. 13 октября СЕМЬЯ ВЕБСТЕРОВ И СЕМЬЯ КОЛЕСНИКОВ В коротком письме в редакцию говорилось: «Прочитав в газете «Известия» заметку «На обочине жизни» — о бедствиях английской семьи, мы решили написать о том, что ничего подобного у нас нет. Мы не испытываем того, что испытывает семья Вебстеров, живущая в условиях капиталистического строя. В ответ на заботу Коммунистической партии и Советского правительства об улучшении жизни народа хочется работать еще лучше, чтобы приблизить, светлое будущее — коммунизм». Под письмом стояли подписи Иван и Любовь Колесник. Заметка, о которой упоминалось в письме, была помещена в «Известиях» несколько дней назад. В ней рассказывается о тридцатипятилетнем Билле Вебстере, бывшем мусорщике, а ныне безработном, и его семье. Эта английская семья состоит из тринадцати человек: у Билла жена и одиннадцать ребят. В январе 1961-года домовладелец выгнал Вебстера вместе с женой и ребятишками на улицу: они больше не могли платить за крохотную квартирку в городе Эктон. С тех пор Билл не имеет не только постоянной работы, но и постоянного места жительства. Семья кочует по дорогам Англии в старом грузовичке с двумя прицепами-фургонами, останавливаясь на ночь то в поле, то прямо на обочине дороги. Старший Вебстер говорит, что если можно назвать обочину дороги домом, то у него было не меньше сотни домов за это время. Колесники — тоже многосемейные, потому они и приняли близко к сердцу заметку, помещенную в «Известиях». А что, если рассказать на страницах газеты об обеих семьях — и Вебстерах и Колесниках? Сопоставить на этом примере два образа жизни? Эту мысль высказала Ирина Чернядева. После того, как ее замысел был одобрен, она отправилась по указанному в письме адресу: Челябинск, улица Техникумовская, дом № 32. Сопоставление вышло поучительным. Да иначе, собственно, и быть не могло. Если Билл Вебстер вынужден довольствоваться случайными заработками, то Ивану Колеснику никогда не угрожала и не угрожает опасность оказаться за воротами предприятия, на котором он трудится. Проработав много лет на мясокомбинате и накопив производственный опыт, он стал начальником цеха. Жена его тоже долго работает на одном месте — в ветеринарной поликлинике. Старшая дочь — восемнадцатилетняя Раиса — поступила недавно воспитательницей в детские ясли. Шестеро ребят учатся в школе, двое ходят в детсад, младший сын — двухгодовалый Валя — устроен в ясли. Если Билл со своей семьей живет в фургонах, то Колесники занимают светлую трехкомнатную квартиру в доме со всеми коммунальными удобствами. Центральное отопление освобождает от забот о дровах и угле. Горячая вода к услугам жильцов все время — стоит только повернуть кран. Для нас, живущих в таких домах, это уже вещи, которых мы не замечаем. А сколько времени они сберегают людям! Как бы оценили эти удобства Вебстеры, если б государство предоставило им квартиру, схожую с колесниковской! Про Колесников, конечно, не скажешь, что они, как сыр в масле, катаются. Кормить и одевать такую семью, воспитывать ребят и в то же время работать — нелегко. Заработная плата и у Ивана и у Любови Васильевны невысокая: он зарабатывает сто десять рублей в месяц, она — девяносто. Пятьдесят восемь рублей — месячный оклад Раисы. Не так то густо. Фотокорреспондент пришел к Колесникам, когда мать примеряла четырехлетнему Васе обновку. Этот кадр и пошел в газету. Но семейный бюджет Колесников состоит не только из заработка членов семьи. Государство ежемесячно выплачивает Любови Васильевне пособие на детей — двадцать пять рублей. Став многодетной матерью, она получала единовременные пособия при рождении ребят. Когда родился последний, десятый ребенок, мать получила сто семьдесят пять рублей. Кроме того, в детский сад и ясли Колесники вносят только половину полагающейся платы, путевки в пионерские лагеря приобретают на льготных условиях. Так что при разумном расходовании денег хватает на все, в том числе на кино и театр, не говоря уже о выписке газет. И дело ведь не только в материальном положении. Для Вебстеров большая семья на каждом шагу обертывается несчастьем. Семью Колесников советское государство и общество окружают почетом. Любовь Васильевна награждена «Медалью материнства», орденами «Материнская слава», ей присвоено звание «Мать-героиня». Она и гордится этим и чувствует себя в ответе перед государством за воспитание своих детей. Наверно, это чувства родительской ответственности — одна из причин трудолюбия ребят. У каждого из них — определенные обязанности. Старшие по очереди водят малышей в детский сад и ясли, закупают продукты для семьи. Младшие школьники моют пол и посуду. Труд входит в их жизнь с малых лет, как самое нужное и важное. И ребячьи мечты связаны, прежде всего, с трудом. Один мечтает стать инженером, другой — шофером, третий старательно выводит в альбоме для рисования контуры шагающего экскаватора. Ирина Чернядева рассказала о судьбе двух семей в очерке «Солнце в доме». Сегодня очерк вместе с письмом Колесников послан в набор. Сегодня же вечером у них побывал фотокорреспондент Аркадий Ходов. Застал дома мать и шестерых детей. Ему повезло: как раз шла примерка новой рубашки четырехлетнему Васе. За примеркой внимательно наблюдали шесть пар глаз. Этот кадр, подаренный жизнью, и стал достоянием фотокорреспондента. Оправдает ли наши надежды очерк? Удался ли фотоснимок? Судить будет читатель. 4 ноября ПАРОЛЬ: БУХАРА — УРАЛ Узбекский газ пришел в Челябинск. Пришел раньше установленного срока: вместо декабря — в ноябре. Газовая магистраль потянулась на Свердловск. Строители и монтажники газопровода Бухара — Урал отлично делают свое дело. И им все время помогают газетчики. Вспоминаю апрельские дни 1962 года. Мы договорились с журналистами узбекской республиканской газеты «Правда Востока» о том, чтобы общими усилиями освещать ход строительства газопровода. Р. Шнейвайс вылетел в Ташкент — готовить с ташкентскими коллегами совместную полосу обеих газет. 29 апреля 1962 года первая страница выглядела необычно и в «Челябинском рабочем» и в «Правде Востока»: бросались в глаза названия той и другой газеты. Совместная полоса открывалась коротким сообщением двух редакций, озаглавленным «Пароль: Бухара — Урал». В этом сообщении говорилось: «Главная наша забота — помочь коллективу героев-строителей быстрей соорудить величайший газопровод, досрочно дать Уралу бухарский газ. Поэтому наши газеты берут шефство над стройкой. Мы будем писать о ее людях, пропагандировать их передовой опыт, информировать читателей о соревновании строителей. С этого дня мы вводим пароль: Бухара — Урал. Пароль Бухара — Урал — значит, как можно быстрее должны выполняться заказы великой стройки, быстрее продвигаться грузы. Наши газеты создают совместные рабкоровские посты на южном, среднем и северном участках двухтысячекилометровой трассы, на перевалочных базах в Сазакино, Кунграде, на Челябинском трубопрокатном заводе, на предприятиях строительной индустрии Ташкента, Бухары и Кара-Калпакии. …С юга, пробиваясь через барханы, строитель несет на север голубой факел. Поможем ему быстрее достичь седого Урала! Цель великая и возвышающая: решения XXII съезда КПСС — в жизнь»! Тут же напечатали беседу с начальником Главгаза СССР А. К. Кортуновым (он приезжал в то время в Ташкент, как же было не воспользоваться!). В ответ на вопросы корреспондентов начальник Главгаза рассказал о значении бухарского газа для Урала, о запасах его в Узбекистане, о сроках подачи газа на Урал, о том, что будет представлять из себя газопровод. В заключение корреспонденты спросили: — Какую помощь могут оказать строителям наши газеты? Ответ в основном совпал с тем, что мы наметили вместе с ташкентскими друзьями. — Все решают люди, — подчеркнул А. К. Кортунов. — Показ их, воспевание их героического труда, распространение опыта передовиков помогут еще шире развернуть соревнование на стройке. Большая часть трассы проходит по необжитым, крайне суровым районам, и газеты сделают большое дело, если проследят за организацией питания, медицинским и культурным обслуживанием рабочих. Имея на трассе своих рабкоров, газеты смогут вовремя выявлять недостатки в работе, бить по этим недостаткам. Очень хорошо, что «Правда Востока» и «Челябинский рабочий» уже установили свой первый рабкоровский пост на Челябинском трубопрокатном заводе. От того, как скоро завод освоит производство труб диаметром 1020 миллиметров, во многом зависит срок подачи газа на Урал. По-видимому, «Челябинский рабочий» будет также следить за подготовкой предприятий к приему бухарского газа. Если сказать коротко, все полтора года, прошедшие со дня выхода номера с совместной страницей, мы и старались не упускать из поля зрения эти вопросы. Десятки раз газета возвращалась к строительству газопровода. Не было, пожалуй, ни одного месяца, чтобы «Челябинский рабочий» не писал о людях стройки, их делах и нуждах. В начале июня прошлого года мы поместили под рубрикой «Пароль: Бухара — Урал» письмо строителей стана «1020». Они писали, что по графику должны начать в июне готовить фундаменты под оборудование, однако приступить к этой работе не могут — московский «Газопровод» и свердловский институт «Тяжпромэлектропроект» медленно готовят техническую документацию. Строители обратились через газету к коллективам обеих организаций с просьбой ускорить выдачу технической документации. «Мы просим проектантов учесть, — напоминали авторы письма, — что на сооружение таких цехов (а стан «1020» это громадный цех) по нормам Госстроя СССР отводится 18 месяцев, а строителям нового цеха на Челябинском трубопрокатном заводе остается всего 10 месяцев до сдачи цеха в эксплуатацию». Редакция, разумеется, сразу же направила газету с письмом строителей обоим коллективам проектировщиков. И они не заставили долго ждать ответа. Этим ответом была быстрая выдача требуемой документации. Я рассказал здесь об одном случае, но их было много. Газета помогала строителям газопровода вовремя получать тросы, болты, трубы, посылала на трассу корреспондентов, проверяла, как челябинцы готовятся к приему бухарского газа, называла имена работников, затягивающих дело, добивалась принятия мер по напечатанным критическим материалам. Словом, нашим «промышленникам» — Р. Шнейвайсу, И. Киселеву, Е. Ткаченко хватало работы. Разумеется, под рубрикой «Пароль: Бухара — Урал» чаще всего печатались зарисовки, очерки и корреспонденции о самих строителях, об их героических буднях. На эту тему выступали в «Челябинском рабочем» и наши корреспонденты, и коллеги из «Правды Востока», и сами трассовики, как мы называем людей, работающих на трассе газопровода. Помещали мы и рисунки челябинских художников, ездивших на стройку. Запомнились наброски Н. Сурина. Он запечатлел скромного худощавого бригадира Валентина Лямина и плотного веселого ветерана стройки, помощника машиниста битумоварочной установки Хамеда Гайфуллина. Оба портрета были опубликованы вместе с заметками художника, поделившегося впечатлениями от поездки. Один из передовых рабочих строительства газопровода Бухара — Урал — бригадир Валентин Лямин. Челябинский художник Н. Сурин, побывавший на стройке, зарисовал его для газеты. Помощник машиниста битумоварочной установки Хамед Гайфуллин. Его также нарисовал художник Н. Сурин. Накануне нынешнего Октябрьского праздника с очередным заданием редакции вылетел на трассу Иван Киселев. К годовщине Октября предстояло зажечь «голубой факел» в Магнитогорске, и спецкору было поручено дать серию предпраздничных репортажей, которые напомнили бы читателю о гигантской работе, проделанной строителями, рассказали о результатах их труда, позволивших досрочно дать дешевое узбекское топливо индустриальному Уралу. И. Киселев облетел всю трассу на тихоходном «АН-2» вместе с главным диспетчером Госгазпрома СССР на строительстве газопровода И. Полеем. Вместе они и написали заказанные спецкору репортажи. Во время их путешествия на трассе произошло «чп». Когда корреспонденты были в Кунграде, на главный диспетчерский пункт газовой магистрали поступило тревожное донесение: во время испытания одного из участков газопровода разорвало трубу. Огонь, бивший из лопнувшей трубы, видели за десятки километров. Не выдержала труба, полученная в свое время из Западной Германии. Взамен уложили челябинскую. Челябинские трубы не подвели нигде. Перед самым праздником Октября «голубой факел» вспыхнул в Магнитке. Узбекский газ пошел в доменный цех Магнитогорского комбината. На днях газ Бухары пришел в Челябинск. А вчера наша газета сообщила о завершении испытаний на прочность главной магистрали газопровода на всем ее протяжении. Сегодня мы вместе со всеми коллегами из Узбекистана выпустили объединенный номер трех газет: «Правды Востока», «Челябинского рабочего» и «Советской Бухары». О событии, которому посвящен номер, говорит шапка на первой странице: «Газ Бухары пришел в Челябинск». Собственно, «пришел» — не совсем точное слово. Ведь его привели. И тем, кто вел, пришлось проделать огромную работу, встретиться с массой трудностей. Спецкоры «Челябинского рабочего» и «Правды Востока» И. Киселев и Ю. Кружилин привели в своем очерке о людях газопровода интересные данные. На подступах к Челябинску путь газовой магистрали пересекает нефтепровод Башкирия — Иркутск, пришлось прокладывать трубы под ним. Строители преодолели на своем пути четырнадцать рек и крупных каналов, четыреста тридцать семь арыков, ручьев и мелких каналов, шестьдесят восемь оврагов и балок, двадцать два болота, восемьдесят четыре железных и автомобильных дороги. И все-таки узбекское «голубое топливо» дано Магнитогорску и Челябинску раньше намеченного срока. Первая страница объединенного номера газет «Челябинский рабочий», «Правда Востока» и «Советская Бухара». Мы, советские люди, объясняем природу таких побед преимуществами нашего социалистического, советского строя. Эта точка зрения в какой-то мере начинает доходить и до сознания противников коммунизма. Вряд ли можно заподозрить в сочувствии коммунизму бывшего члена федеральной энергетической комиссии США мистера Коннола, побывавшего на строительстве газопровода Бухара — Урал с делегацией американских специалистов-газовиков. Он написал во французском журнале «Журналь де индустри де газ»: «…начинаешь понимать, что каждый рабочий (мужчина или женщина) от Председателя Совета Министров Н. С. Хрущева до скромного чернорабочего является государственным служащим; что каждая задвижка трубы, каждая сварочная горелка или здание является собственностью государства, что нет колебаний, и если государство решило, никто не может быть против. Из этого становится понятным, почему стал возможным такой прогресс…» Что ж, мистер Коннол трезво смотрит на вещи. 17 ноября ПОТОМКИ ПАВЛА КОРЧАГИНА С тех пор, как Николай Островский подарил читателям образ Павки Корчагина, подвиг писателя из года в год, изо дня в день служит источником мужества множеству людей. Потомки Корчагина всюду вокруг нас. Только в здоровом человеке корчагинские качества чаще всего скрыты, незаметны. У человека, вступившего в борьбу с тяжелой болезнью, они не могут не обратить на себя внимания. На днях «Комсомольская правда» опубликовала выдержки из дневника комсомольца Владимира Пархоменко, живущего в г. Купянске Харьковской области. Болезнь уложила его в постель на пять лет. Потом он четыре месяца учился стоять. Именно стоять, а не ходить. Ходьба была следующим этапом. С большим трудом добился разрешения держать вступительные экзамены в педагогический институт, чтобы поступить на заочное отделение. И сдал, поступил. «Только теперь я понял, — писал Владимир в своем дневнике, — сколько воли и мужества нужно для того, чтобы жить не так, как живется, а как хочешь ты сам. Этого не понять тому, кто не поднимался по институтским лестницам, сцепив зубы от напряжения, не сдавал экзаменов, когда физический потенциал равен нулю из-за нечеловеческих болей. Но отступать я не собираюсь. Если у меня подчас не хватает физических сил, сил душевных хватит. Главное, не сдаваться и не сдаваться». И не сдался, кончил вуз, стал учителем, работает в школе. У двадцатилетнего челябинца Василия Малеева тот же самый девиз: не сдаваться! Он слег в постель пять лет назад и с тех пор не может подняться. Но все-таки закончил школу, сдал экзамены на аттестат зрелости, собрал радиоприемник, начал писать стихи. Надо обязательно рассказать в газете о мужестве этого юноши. Ведь оно рождено всем укладом нашей жизни. Высокий пример Николая Островского, сердечность людей в белых халатах, неустанные заботы отца, помощь друзей — все это органические частицы того, что мы называем советским образом жизни. Много общего с Василием Малеевым у Эдуарда Главизнина. Сегодня меня познакомил с ним в редакции Виктор Яковлевич Вохминцев, заведующий отделом культпросветработы, литературы и искусства. Вслед за Виктором Яковлевичем в комнату медленно вошел невысокий бледный юноша в темно-сером демисезонном пальто. В правой руке — трость. Идя, он опирается на нее. Чувствуется, что ходьба для сегодняшнего нашего гостя — дело нелегкое. Потолковали. Главизнин рассказал о себе. После окончания средней школы два года работал на заводе. Потом — служба в армии, тяжелое заболевание, три года в постели. Это — больше тысячи дней борьбы врачей, медсестер и самого Эдуарда против жестокого врага, имя которому — паралич. И вот он на ногах. Правда, ходить очень трудно, боль и усталость постоянно напоминают о болезни. Но парень не сдается, учится на заочном отделении юридического института. Занимаясь в школе, мечтал о труде скульптора, пробовал лепить. Как-будто что-то получалось. Но с этой мечтой пришлось расстаться: левая рука до сих пор не слушается. Теперь потребность художественного творчества находит выход в стихотворных строках. На днях начинающий поэт впервые напечатался: мы опубликовали два его стихотворения. Одно из них заканчивается так: Пусть сердце стуком перебойным Торопит жить, Торопит жить Для жизни бурной, беспокойной, Для дел, что надо совершить. А совершить ему хочется многое. И прежде всего победить недуг. Эдуард не только хочет этого. Его правило — действовать. Дома у него появилась шведская стенка — для лечебной физкультуры. Каждый день он выполняет назначенную самому себе норму ходьбы — два километра. Итак — учеба, поэзия, физкультура. Такому сочетанию можно позавидовать. Договорились, что будет и впредь заходить в редакцию, особенно с новыми стихами. 20 ноября ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ ОБ УЧЕНИКЕ ЛЕНИНА Вчера мы поздравили двух работников редакции — Н. Карташова и Л. Константиновского — с выходом в свет документальной повести, над которой они трудились два года. Главный герой книги — наш земляк, которого в городе знает чуть не каждый. Вспоминаю недавнюю городскую партийную конференцию. — Товарищи, — обратился секретарь горкома к делегатам, — здесь, в зале, присутствует старейший коммунист, член КПСС с 1904 года Иван Степанович Белостоцкий. Есть предложение пригласить его в президиум. В ответ раздались горячие, дружные аплодисменты. В четвертом ряду поднялся со своего места высокий пожилой человек в просторном темном костюме и направился к сцене. Многие кивали ему головами, тепло улыбались. Чувствовалось, что Ивана Степановича не только уважают, но и любят. Любовь и уважение тех, кто его знает, он заслужил всей своей жизнью. О ней и рассказывается в повести Н. Карташова и Л. Константиновского «Большая жизнь», выпущенной Челябинским книжным издательством. Повести предпосланы в качестве эпиграфа проникновенные слова Никиты Сергеевича Хрущева: «…мы хотели бы посоветовать нашим молодым людям: учитесь на истории революции, на истории борьбы, участниками которой были ваши отцы и матери, и свято храните память о тех, которых уже нет, и с уважением относитесь к тем, которые живут, и берите от них на вооружение в свои руки все, чтобы вы были достойными людьми, достойными продолжателями дела своих отцов». Слова эти очень к месту в книге. У Ивана Степановича можно многому поучиться, и прежде всего партийной убежденности, верности делу Ленина, постоянной готовности выполнить любое задание партии. Суперобложка книги Н. Карташова и Л. Константиновского «Большая жизнь». Взявшись писать книгу, наши коллеги добавили к своим редакционным обязанностям массу новых забот. Много вечеров они провели в семье Белостоцкого. Он рассказывал им о революционном подполье, о встречах с Владимиром Ильичем, о работе на Челябинском тракторном, где трудился до ухода на пенсию. Эти вечера оставили добрые следы и в памяти и в журналистских блокнотах. Но потребовались также исторические источники, архивные документы. Авторы засели за ленинские труды, за старые комплекты исторических журналов, связались с институтом марксизма-ленинизма, с архивными учреждениями. Газетчики, все время занятые делами сегодняшнего дня, по вечерам и в воскресенья превращались в исследователей. И вот рассказы революции и исторические документы слились воедино на страницах документальной повести. Теперь с жизнью старого коммуниста могут познакомиться тысячи читателей. А жизнь у него яркая, насыщенная значительными событиями. На Макеевский труболитейный завод, принадлежавший французской акционерной компании, Иван пришел неумелым деревенским парнем. Вместе с ремеслом изучал азбуку революции, познакомился с большевиками, вскоре получил первое в жизни революционное задание — разложить в инструментальные ящики рабочих листовки, призывавшие бастовать. С тех пор Иван Белостоцкий, постоянно находясь на переднем крае революционной борьбы, ни разу не свернул с большевистского пути. А путь был нелегкий — и участие в забастовках, и столкновения с жандармами, и аресты, и допросы, и «отсидки» в тюрьме, и ссылка. Но никакие испытания не могли сломить волю большевиков, в рядах которых боролся за ленинскую правду рабочий Белостоцкий. С особенным интересом читаются страницы повести, посвященные встречам И. С. Белостоцкого с Владимиром Ильичем. Да и может ли быть иначе? Людей, общавшихся с Лениным в дореволюционные годы, осталось не так уж много. А народу дорого каждое живое слово о нем, каждый штрих в его облике, запечатленный современниками. Ведь эти штрихи снова и снова дополняют драгоценными черточками любимый образ вождя. Будучи в 1911 году слушателем ленинской школы в Лонжюмо, близ Парижа, Иван Степанович не только слушал лекции Владимира Ильича, но часто встречался с ним после занятий, в неучебное время. В такие часы слушатели еще и еще раз убеждались в том, что великий вождь партии — простой и душевный человек. А как он умел распознавать настроение товарищей, как тактично направлял его в нужное русло! В главе «Школа в Лонжюмо» приводится такой эпизод. Однажды три слушателя предложили «партийному кассиру» Белостоцкому зайти в кафе, выпить по стаканчику вина. Владимир (партийная кличка Белостоцкого) воспротивился: бюджет не позволяет. Поспорили. Владимир стоял на своем. Тогда слушатели пошли в кафе, оставив его на улице одного. И тут «партийного кассира» окликнул Ленин. — Вы что же, товарищ Владимир, в такой нерешительности и к тому же один? Белостоцкий рассказал о споре с товарищами. — За бережливость хвалю, — заметил Ильич. — Но, видите ли, товарищ Владимир, надо иногда быть снисходительным. Сами чувствуете: необыкновенная тоска по Родине, люди места себе не находят. Хочется посидеть «на людях», послушать песню, музыку. Знаете что: давайте и мы зайдем, присоединимся к товарищам. Зашли, сели за один столик с ними, заказали вишневый экстракт и сельтерскую воду. Владимир Ильич тихо запел «Смело, товарищи, в ногу». Потом все вместе затянули «Есть на Волге утес». А когда к русским присоединились французы, в кафе загремела «Марсельеза»; русские пели ее по-русски, французы — по-французски. Читаешь об этом, казалось бы, неприметном, обыденном случае, и невольно задумываешься о том, как важно всегда чувствовать, что у твоего товарища на душе, не нужно ли ему помочь, не требуется ли твоя поддержка. Забота о судьбах революции, о делах огромной государственной важности сочеталась у Ильича с трогательной заботой о товарищах. Эта широко известная его черта не могла не найти отражения в книге о старом ленинце, чье сердце не раз согревалось сердечным теплом Ильича. Запоминаются страницы, повествующие о встрече И. С. Белостоцкого с Владимиром Ильичом после победы Октября в Смольном. Иван Степанович приехал в Питер с Урала — за оружием. Председатель совнаркома сразу узнал своего бывшего слушателя. — Здравствуйте, дорогой товарищ Владимир! — услышал посланец уральцев. — Впрочем, партийные клички теперь ни к чему, и я рад вас приветствовать, дорогой товарищ Белостоцкий… Иван Степанович… Так, кажется, не ошибся? Ленин усадил гостя в своем кабинете, подробно расспросил об обстановке на Урале, сообщил о помощи, оказываемой уральцам, подчеркнул, что главное — действия самих уральских рабочих и крестьян. Спросил, нужно ли оружие. — Да, Владимир Ильич, ответил Белостоцкий, — винтовки, патроны, пулеметы… — В Питере оружия мало, — сказал Ленин. — Дадим, но очень мало… И тут же написал записку командованию Петропавловской крепости: выдать сто винтовок и 60 тысяч патронов. Расспрашивая о делах и подписывая записку, Владимир Ильич не забыл и о другом, предложил старому знакомому свой обед, принесенный из столовой Надеждой Константиновной: тарелку жидкого супа с мерзлой картошкой и кусок черного хлеба. Посещение Смольного Иван Степанович запомнил на всю жизнь. Партия поручала И. С. Белостоцкому работу на разных участках мирного строительства. И он всюду с честью выполнял поручения. Последние годы перед уходом на пенсию руководил цехом на Челябинском тракторном заводе. Став пенсионером, все время поддерживает тесную связь с коллективом родного предприятия, выступает перед молодежью, пионерами. В январе 1962 года общественность города тепло отметила 80-летие Ивана Степановича. В потоке телеграмм из Москвы, Ленинграда, Свердловска, Перми, из учреждений и предприятий Челябинска одна особенно взволновала ветерана. В ней он прочитал: «Дорогой Иван Степанович! Поздравляю тебя с 80-летием. Желаю благополучия, крепко обнимаю. Твой Николай Шверник». Отвечая на сердечные поздравления челябинцев, собравшихся в заводском дворце культуры чествовать юбиляра, И. С. Белостоцкий сказал: — Я счастлив, что дожил до этих дней. Если бы Владимир Ильич мог сегодня взглянуть на нашу жизнь!.. Я — ученик Ленина, и всю свою жизнь стремился быть верным великому учению ленинизма. — И, помолчав, добавил: — Хочется хотя бы чуть-чуть пожить при коммунизме… Я стар, друзья. Но у меня есть еще силы, чтобы участвовать в строительстве коммунистического общества. Место большевика — всегда на переднем крае. Этому нас учил Ленин. Этими словами заканчивается повесть. И когда перевертываешь последнюю страницу, с удовлетворением отмечаешь: авторы выполнили свою задачу. На примере борьбы старшего поколения ленинцев книга учит читателей верности революционному долгу, готовности всегда твердо идти за ленинской партией. У нас в коллективе многие журналисты — авторы брошюр о передовых людях. Но с документальной повестью работники «Челябинского рабочего» выступили впервые. Может быть, пример авторов «Большой жизни» окажется заразительным?.. 30 ноября „ФАКТЫ НЕ ПОДТВЕРДИЛИСЬ“ Фельетон о теремке, напечатанный в нашей газете, отнюдь не был образцом сатирического мастерства. Литературные достоинства этого произведения, увы, не поднялись выше среднего уровня. И тем не менее оно взволновало читателей. Теремком фельетонист назвал дом в одном поселке. Появился там новый работник. Получив трехкомнатную квартиру в двухэтажном доме, он решил: не то! Ни своего забора, ни своего сарайчика… И вот местных строителей оторвали от важных дел, чтобы капитально отремонтировать облюбованный новичком дом. Для обитавшей в нем мастерской нашли другое место. Во время ремонта дело не обошлось без излишеств. После того, как фельетон увидел свет, в поселок немедленно выехала комиссия из областного центра — три человека. В том числе по инструктору от обоих облисполкомов — промышленного и сельского. Письменное заключение комиссии не отличалось многословием. Скорее его можно назвать лаконичным. А суть такова: факты, изложенные в фельетоне, при проверке не подтвердились. Все в нем от начала до конца — выдумки, ложь. Я еще не знал о выводах комиссии, когда мне позвонили из сельского обкома партии. Сообщение было не из приятных: — Товарищи тут ездили проверять фельетон. Сейчас вернулись. Не подтвердились факты. Сначала у меня похолодело сердце, а потом кровь бросилась в лицо. Где же совесть у фельетониста? Так подвести газету!.. И откуда он все взял? Нет, таким людям не место в редакции! Если тебе не дорого то, чем мы больше всего дорожим, — правдивость печатного слова, — пеняй на себя! Словом, мне оставалось сказать одно: — Придется, видимо, принять меры… — А давайте-ка пошлите вы своих людей. Пусть тоже проверят, как такое случилось. Чтоб и у редакции была полная ясность. Тогда и обсудим. В тот же день я рассказал о случившемся на заседании редколлегии. А еще через несколько часов два работника редакции уже ехали в поселок. Редколлегия дала им единодушный наказ: — Объективность и еще раз объективность! Через три дня посланцы возвратились. И доложили редколлегии: — Проверяли с максимальной объективностью. В фельетоне все правильно. К написанной ими докладной записке были приколоты различные справки, выписки из протоколов и т. д. Аргументы не вызывали ни малейших сомнений. Между тем комиссия настаивала на своем: — Все неправильно! Хула, напраслина! — Ну, а все же, — осторожно пытались выяснить журналисты, — какие, конкретно, факты не соответствуют действительности? — Написано, что у теремка выведены петухи на оконных наличниках. А петухов нет. Поселковые власти, чье мнение выразила комиссия, стояли насмерть: — Все неверно! Требуем опровержения. Я показал докладную в сельском обкоме. И там решили: раз налицо две прямо противоположные точки зрения, надо провести еще одну проверку, окончательную. В качестве проверяющих в поселок выехали заместитель председателя сельского областного комитета партийно-государственного контроля и заместитель редактора «Челябинского рабочего». Отправился с ними и инструктор сельского облисполкома, возглавлявший первую комиссию. В результате поездки была написана докладная на имя секретаря обкома. Содержание ее: факты, изложенные в фельетоне, подтвердились. К этому выводу на сей раз пришел и инструктор, заметивший нехватку петухов на оконных наличниках. Сегодня бюро сельского обкома партии обсудило фельетон. Герой его, справивший недавно новоселье в теремке, получил по заслугам. Мораль завершенной, наконец, истории ясна: правда у нас всегда одержит верх. Восторжествовала она и на сегодняшнем заседании бюро. 2 декабря. ДРАГОЦЕННЫЕ СЛАГАЕМЫЕ Мы стараемся постоянно привлекать к участию в газете рядовых тружеников города и села. И это старание всегда себя оправдывает. Интересные мысли, горячая заинтересованность в улучшении общественных дел, живой, близкий к разговорному язык — все эти драгоценные слагаемые боевого публицистического выступления сплошь и рядом налицо в письмах рабочих и колхозников. Не использовать такие письма — значит, просто обеднять газетные страницы. Причем нельзя, конечно, удовлетвориться использованием того, что само плывет в руки журналиста, то есть обработкой редакционной почты. Надо вызывать читателя на разговор. А избрать тему для разговора, пробудить интерес к ней у читателей, вызвать у них желание откликнуться на прочитанное в газете — прямая обязанность редакции. И если редакционные работники по-настоящему любят газету, они никогда не уклонятся от выполнения этой творческой обязанности. Очередной читательский разговор на страницах «Челябинского рабочего» начался больше двух недель назад, начал его скотник девятой фермы совхоза «Красный Октябрь» Н. Волков. Обсуждение в совхозе Записки Никиты Сергеевича Хрущева в Президиум ЦК КПСС «О некоторых вопросах подъема экономики отстающих колхозов и совхозов» заставило многих взглянуть вокруг более зорко, осмыслить свою будничную работу более глубоко. К этим многим принадлежит и Волков. И первым долгом ему захотелось во весь голос сказать о необходимости добросовестно трудиться всем без исключения. Н. Волков, в сущности, вернулся к тому, о чем так проникновенно писала в прошлом году старая украинская колхозница Надежда Григорьевна Заглада. Мы озаглавили его письмо «Если каждый из нас…» Скотник начал с того, что он недавно увидел, идя после обеда на ферму. Шел снег, дорога побелела. По ней двигался трактор с тележкой, нагруженной силосом. А сзади тележки на белую дорогу ложилась зеленовато-желтая полоса — сыпался силос. «Кинулся я за трактором, — пишет Н. Волков. — Семен! — кричу — Ты что же силос по дороге сеешь? Он остановился, оглянулся и говорит: — Ты кто — управляющий или бригадир — мне замечание делать? Без тебя указчиков хватает. — И покатил дальше. — Пойми, — кричу я ему, — ведь это наше добро. Он, слышит или не слышит, не останавливается. Смотрю ему вслед, и настроение у меня сразу испортилось». Убытки и складываются из мелочей, которых мы порой не замечаем, — справедливо утверждает автор. Тут же называет имена животноводов, которые и трудятся замечательно, и по-хозяйски к общественному добру относятся. «Откровенно говоря, — делает вывод Н. Волков, — если каждый из нас вложит душу в свою работу, будет дорожить каждым зернышком, каждым килограммом кормов — тогда, уверен, не будет у нас отстающих колхозов и совхозов». Письмо скотника вызвало отклики. Заголовок «Если каждый из нас…» превратился в рубрику, под которой мы стали их печатать. Сельский обком партии рекомендовал партийным организациям провести читки этого письма на всех колхозных и совхозных фермах. В газете появилась информация о его обсуждении животноводами. И в каждом письме-отклике, в каждом выступлении после читки — теплые, уважительные слова о честных тружениках, гордость за результаты самоотверженного труда лучших работников, резкая отповедь нерадивым, дельные предложения. Высказывались сельские механизаторы, доярки, скотники. Группа доярок Центрального отделения Полтавского совхоза писала в своем письме: «Мы полностью поддерживаем т. Волкова в том, что надо дорожить каждым килограммом кормов. Вдумались мы в его слова, посмотрели вокруг и убедились, что и у нас допускаются потери кормов. А раз есть потери, то и недобор молока. Вот, к примеру, у входа в коровник скотники сваливают кукурузный силос. Как бы мы тщательно ни подбирали корм, несколько десятков килограммов все равно останется. И так — каждый день, у каждого коровника. До сих пор мы на это не обращали внимания, считали мелочью. А если подсчитать, во что это обходится, то немалая получается накладка. Можно ли избежать ее? Да, можно. Достаточно у каждого помещения сделать небольшую площадку для временного хранения силоса. Тогда мы сможем подбирать корма до последнего килограмма». Заслуженным упреком в адрес совхозных руководителей прозвучало в письме полтавских доярок требование убрать с фермы «мумий». Так назвали они низкоудойных коров, поскольку одна из них носит кличку «Мумия». На каждый литр молока, полученный от нее, расходуется 20 килограммов силоса и полпуда грубых кормов. Содержать таких мумий — только корма переводить. И все-таки в совхозе их кормят, не сдают на мясо. Дорого это обходится хозяйству, — напоминают доярки. Главная мысль авторов писем-откликов — быстрее покончить с упущениями, добиться, чтобы все жители села трудились в колхозах и совхозах на совесть. Эта же мысль проведена в беседе агитатора Александра Михайловича Савинова, записанной для газеты нашим корреспондентом Иваном Ситниковым на ферме колхоза «Красный партизан» Верхнеуральского производственного управления. Беседа посвящалась Записке Н. С. Хрущева, о которой упоминалось выше. Рассказав об этом документе и делах в родном колхозе, агитатор зачитал письмо Н. Волкова, сказал доброе слово о передовиках — телятницах Марии Чудовой и Валентине Захаровой, доярке Анне Прохоровой, скотниках Иване Гомжине и Григории Ломакине. А теперь привожу часть корреспондентской записи: — С таких людей нам нужно брать пример, — говорит А. Савинов. — Я вот, товарищи, хочу привести слова Сергея Мироновича Кирова. «Мы, — призывал он, — должны быть собственниками гораздо более, чем любой капиталист. Каждую гайку, каждое звенышко нашего дела надо беречь, надо холить самым настоящим образом, потому что это наше, рабочее, трудовое, это завоевано нами». Замечательные слова, правда? — Верно, Александр Михайлович, — говорит Александра Степановна Лунева. — Только встречаются у нас и иного склада собственники. У них к колхозному добру прямо-таки руки липнут. — Есть, есть, — дружно поддерживают Луневу. — К примеру, дружки Шашковы. — На одной половине с расхитителями стоят и те, кто не дорожит общественным добром, — продолжает агитатор. — Товарищ Волков с возмущением пишет о трактористе, роняющем по дороге силос. А у нас разве таких случаев нет? Доярки с метлой каждый листок подбирают, а какой-то ухарь, не жалея, посыпает дорогу силосом. — И вовсе это не ухарство, — обиженно говорит кто-то из угла. — Дайте короба на телеги, и силос не будет сыпаться. — Короба дорого нам обходятся, — поясняет председатель колхоза П. И. Чернов. — На стороне приходится их заказывать. — Не надо нам коробов, — вмешивается скотник Клавдий Дементьев. — Дайте досок, мы сами сделаем площадки. — Завтра доски будут, — заверяет Чернов. — Или же такой вопрос, — продолжает А. Савинов. — Помещения у нас хорошие, теплые, и коровы неплохие, а молока мало надаиваем. — А корма-то какие? — перебивают доярки. — Правильно, с кормами у нас туговато. Но вот были мы в колхозе имени Карла Маркса. Рацион у них тот же, а молока больше получают. Почему? Ответ очень прост. У них для коров всегда есть соль, мел, животные содержатся в чистоте, на прогулке ежедневно бывают. Разве мы этого не можем сделать? — Верно, девчата, Александр Михайлович говорит, — заметила Зоя Фролова. — Тут наше упущение, поправим. Я привел пространную выдержку из беседы А. М. Савинова потому, что думаю: именно так агитатору нужно толковать с людьми. Доходчивость, конкретность, действенность — вот, что выгодно отличает эту беседу. Напечатав ее, газета показала сотням и тысячам агитаторов: смотрите, такая беседа достигает цели. Сегодня опубликовали последние отклики на письмо Н. Волкова. На этом думаем закончить обсуждение письма. Итоги читательского разговора подведем в редакционной статье. 18 декабря ТЕМА НОМЕР ОДИН Если говорить положа руку на сердце, до последнего времени «Челябинский рабочий» почти не писал о химической промышленности. У газетчиков, работающих в краю металлургов и машиностроителей, до химии не доходили руки. Иногда, правда, печатались корреспонденции с химических предприятий, но ни о какой системе освещения их работы не было и речи. Тематику этих корреспонденции подсказывали события. Перевыполнило предприятие план — в газете появляется заметка на эту тему, начались перебои с сырьем — газета бьет тревогу. По существу только в этих случаях химики и «пробивались» на газетные страницы. После опубликования сообщения о созыве декабрьского Пленума ЦК КПСС мы взглянули на химическую промышленность своей области как бы другими глазами. И увидели: нужных, интересных тем — непочатый край. Предстояло всерьез заинтересоваться использованием резервов на химических предприятиях, в коксохимических цехах Магнитогорского комбината и Челябинского металлургического завода, по-настоящему взяться за освещение строительства нового сернокислотного цеха на Челябинском цинковом заводе, изо дня в день следить за выполнением на заводах области заказов большой химии. В дни подготовки к Пленуму ЦК эти темы стали занимать в газете все более видное место. А сразу после опубликования доклада Никиты Сергеевича Хрущева, с которым он выступил на Пленуме, мы взялись за составление отдельного редакционного плана, рассчитанного на три с лишним месяца. В нем — наши ближайшие газетные «рубежи» в борьбе за развитие химии. Направление плана определено положениями, высказанными Никитой Сергеевичем. Тут одному отделу промышленного производства и партийной жизни не справиться, работы хватит всем отделам редакции. Отныне химия — тема номер один. В числе задумок, что обрели строгую форму пунктов плана, — выпуск объединенного номера областных газет Южно-Уральского экономического района — «Челябинского рабочего», оренбургской газеты «Южный Урал» и курганской — «Советское Зауралье». Созвонились с оренбургскими и курганскими коллегами. Заручились их поддержкой. А через несколько дней «полпреды» двух редакций из соседних областей прибыли к нам с материалами, подготовленными для объединенного номера. Сегодня он вышел одновременно в Челябинске, Оренбурге и Кургане. На первой странице бросается в глаза набранный крупным шрифтом призыв: «Умножим вклад южноуральцев в развитие химической промышленности!» На самых видных местах — корреспонденции участников декабрьского Пленума ЦК КПСС: электросварщика со стройки сернокислотного цеха на Челябинском цинковом заводе М. Морозова, старшего аппаратчика Ново-Троицкого завода хромовых соединений Н. Седунова, электросварщика Курганского завода химического машиностроения Д. Ледовского. Простая, деловая обстановка на Пленуме, яркий доклад Никиты Сергеевича и его заключительная речь пришлись им по душе. Говоря об использовании резервов, о возможности улучшать свою работу, каждый из них высказывает уверенность, что дела отныне пойдут много лучше, что все, намеченное партией, непременно будет воплощено в жизнь. Надежным залогом этого служит самоотверженный труд советских людей. «Большой коллектив монтажников и строителей сернокислотного цеха, — пишет электросварщик М. Морозов, — готовился к Пленуму, как к трудовому празднику. А праздник, как известно, с пустыми руками не встречают. Вот и мы рапортовали о том, что работы на стройке большой химии идут с опережением графика. Мощный сернокислотный цех будет сдан в эксплуатацию досрочно. Это наш практический ответ на постановление декабрьского Пленума ЦК». Среди авторов, выступивших в объединенном номере трех газет, — директора заводов, инженеры, секретари партийных организаций, работники колхозов и совхозов. Они рассказали о перспективах развития химической промышленности в экономическом районе, о большой эффективности этой отрасли народного хозяйства, о выгодах, которые дает химия сельскому хозяйству, поставили ряд неотложных вопросов перед совнархозом. Постановка практических вопросов слилась воедино с пропагандой преимуществ быстрого развития большой химии. И сама пропаганда доходчива потому, что строится на практических примерах. Бригадир картофелеводов Миасского отделения Красноармейского совхоза нашей области Е. Шумова, высказываясь за применение минеральных удобрений, приводит убедительные цифры: «В нынешнем году, — пишет она, — на отделении под картофелем было занято 203 гектара. Весной участок глубоко перепахали. Перед вспашкой мы внесли на каждый гектар три центнера минеральных удобрений и десять тонн перегноя. По плану должны были получить по 100 центнеров клубней, а фактически собрали по 146,5 центнера. По плану себестоимость центнера картофеля должна быть 3 рубля 40 копеек, фактически она составила 2 рубля 51 копейку». Аналогичный пример приводит в своей статье директор совхоза «Маяк» Оренбургской области М. Глаголев. «В нынешнем году, — сообщает он, — подкормка 1500 гектаров озимых сульфатом аммония дала нам прибавку в 2 центнера зерна на каждом гектаре. Это же 18 тысяч пудов дополнительного хлеба! Только за счет подкормки!» Такими примерами и интересен сегодняшний номер. Три редакции обратились через газету к читателям: «Наши газеты создают рабкоровские посты на заводах, в цехах и на стройках большой химии, на машиностроительных и химических заводах, выполняющих для нее заказы. Мы обращаемся к читателям, рабочим и сельским корреспондентам: пишите, рассказывайте о доблестной работе героев труда, создающих большую химию, о поисках и находках новаторов, инженеров, ученых, исследователей. Бичуйте недостатки, вносите предложения, как лучше двигать дело вперед!» Отныне письмам, статьям, очеркам на эти темы — «зеленая улица» на страницах газеты. В том ведь и цель газеты, чтоб двигать дело вперед. 24 декабря ВОЗВРАЩАЯСЬ К НАПЕЧАТАННОМУ С тех пор, как «Челябинский рабочий» напечатал корреспонденцию «Белое пятно», минуло четыре с половиной месяца. Когда она писалась, поселок «Самстрой», входящий в Ленинский район Челябинска, действительно выглядел в этом районе белым пятном, если говорить о воспитательной работе среди населения. Она там не велась совершенно. Вскоре после корреспонденции в газете появилось постановление Ленинского райкома партии. Райком наметил конкретные меры, чтобы поправить дело. Но это были именно наметки. Через какое-то время редакции предстояло обязательно вернуться к ним, посмотреть, как они воплощаются в жизнь. Рассказывая о мерах, принятых по выступлению газеты, нельзя ограничиться сообщением о том, что обещано сделать. Читатель вправе знать, как выполнены обещания, что сделано фактически. Времени прошло достаточно, и на днях мы решили поинтересоваться, как идут дела в поселке «Самстрой». По следам своей августовской корреспонденции отправилась Нина Булычева. Первый же человек, встреченный журналисткой на улице «Самстроя», одобрительно отозвался о поселковом общественном совете, рассказал, как найти председателя. Им работает начальник смены стана «1020» трубопрокатного завода коммунист А. Шевченко. В совете четыре секции: бытовая, культурно-массовая, спортивная и секция по работе с детьми. Каждая возглавляется опытным человеком. Все секции работают. В теплую пору поселковые активисты организовали демонстрацию кинофильмов на открытой площадке, там впервые зазвучало слово лектора. Организован в поселке и женсовет. Он тоже запевала добрых дел. Осенью женщины садили деревья на улицах. Теперь взялись за создание библиотеки, которая будет работать на общественных началах. Члены женсовета помогают «трудным» семьям, устраивают детей в интернат, улаживают супружеские ссоры. По вечерам на улицах «Самстроя» регулярно патрулируют люди с красными повязками на рукавах. Это — добровольная народная дружина, возглавляемая сварщиком стана «1020» коммунистом Н. Биткиным. Многого добилась общественность в улучшении бытовых условий самстроевцев. В двухквартирных домах, куда жильцы носили воду ведрами, проведен водопровод. Закончена теплофикация квартир, отремонтирована линия электропередачи. Обо всем этом Нина Булычева и рассказывает читателям. Ее корреспонденция «Перемены в поселке» идет в завтрашнем номере под рубрикой «Возвращаемся к напечатанному». Причем мы возвратились не только к разговору о «Самстрое» — вновь обратились к теме воспитательной работы на городских окраинах. Журналистка напоминает: «Хуже в некоторых других поселках, в частности в Сухомесово. Народная дружина здесь распалась. Общественный Совет и женсовет существуют формально». И заканчивает: «Ленинский райком партии добился серьезного улучшения дел в поселке «Самстрой». Этого можно добиться и в других поселках». Если в Сухомесово тоже наступят отрадные перемены, значит, газета снова попала в цель. 26 декабря СУД ТОВАРИЩЕЙ Разные письма приходят в редакцию. В одном — рассказ рабочего о своем товарище, внесшем рационализаторское предложение. В другом — совхозный зоотехник делится опытом выращивания телят без единого случая падежа. В третьем — пенсионер предлагает через газету всем желающим безвозмездные посылки — семена цветов, полученные ценой многолетнего труда. Пишут о врачах, самоотверженно стоящих на страже жизни и здоровья людей, о производственных успехах больших и маленьких коллективов, о всяческих неполадках, мешающих двигаться вперед. Таких писем огромное большинство. В каждом из них чувствуется забота автора об общем деле, стремление сделать нашу жизнь еще ярче, богаче, счастливей. Но нет-нет, да и попадется в редакционной почте конверт, из которого повеет обывательской гнилью. На днях я прочел подобное послание. Сочинитель его пожелал остаться неизвестным. «Я, старый коммунист, проработавший на производстве более 40 лет, — пишет он, — не могу терпеть таких порядков». И дальше — злопыхательское оплевывание Родины, грязная клевета на рабочий класс, на советское государство, на Коммунистическую партию. Анонимщик был, конечно, уверен, что его авторство навсегда останется тайной. Но вот тайное стало явным, и он сидит перед работником редакции. Здоровенный, сутуловатый мужчина лет сорока с широким лицом и тупым, угрюмым взглядом маленьких серых глаз. Сидит и бормочет: — Бес попутал… Больше не буду клеветать… Прошу поверить… Нет, бес тут не при чем! И газета, в данном случае, не может молчать. Перед нами — проповедник враждебных взглядов. В его лице мы столкнулись с конкретным проявлением буржуазной идеологии. На конкретных примерах и надо показать вред этих взглядов, человеконенавистническую сущность этой идеологии. Пускай советский человек учится распознавать ее носителей. Пускай они вызывают справедливый гнев и презрение! Развенчав анонимщика в газете, Клавдия Павловна Кузнецова так закончила свою статью «На суд товарищей!»: «Хотелось бы поверить вам. Но поверит ли коллектив? Об этом надо спросить его. Пусть он вас судит». Третьего дня мы с Клавдией Павловной отправились на общее собрание рабочих и служащих в Челябинское управление № 2 треста «Союзпроводмеханизация». К началу собрания в просторном, ярко освещенном красном уголке не осталось ни одного свободного стула. А люди все подходили, становились в проходе. Те, кому не хватило места в красном уголке, теснились у открытых дверей в коридоре. Статью зачитывать не пришлось — ее читали все. Собравшимся была прочитана сама анонимка. Реагировали на нее с болью и гневом. Я видел в глазах участников собрания и ярость, и возмущение, и брезгливость. Только один человек не показывал глаз — сам анонимщик, фрезеровщик мастерских управления № 2. Он сидел согнувшись, низко опустив голову. Широкая спина его, плотно обтянутая серой телогрейкой, ни разу не шевельнулась. Когда председатель пригласил желающих высказаться, взметнулось сразу несколько рук. Никогда, наверное, сочинитель клеветнического письма не слышал в свой адрес того, что услышал на сей раз в красном уголке. Клевету на рабочий класс, на свое государство, на ленинскую партию каждый воспринимал не только как антиобщественный поступок, но и как глубокую личную обиду. — Мы гордимся своим коллективом, — чеканил слова токарь Евгений Соколов. — Ребята, прокладывавшие путь газопроводу Бухара — Урал или водовод в пустынях Средней Азии, — это же герои! А он всех нас охаял, оплевал. Приземистый, крепко сбитый шофер С. Минкин, забывший, видимо, снять свой дубленый черный полушубок, не сказал, а отрубил: — Это не ошибка, а сознательная подлость! Высокий, ладно скроенный прораб Н. Федчук, быстро проведя рукой по темным волнистым волосам, заключил свою речь категорическим требованием: — Стал клеветником — гнать из коллектива! Требование это повторяли многие. Вместе с тем выступавшие пытались осмыслить, как могло произойти такое. Вспомнили, как этот рабочий огораживал свой дом забором, как ухитрился получить вместо одного огородного участка три, как торговал на базаре картошкой и помидорами. Напомнили «хозяину» об огромной злой собаке, привязанной во дворе, о плане строительства личного водопровода… Как видно, в том и беда: не доглядели, что душу свою забором от народа отгородил. — Очень плохо, — подчеркнул машинист экскаватора М. Нужнов, — что проглядели мы обывательские замашки у человека. А ведь они и раньше проявлялись. Знали же мы, что этот тихоня писал кляузы на товарищей, что соседей выжил, когда захотел стать единоличным собственником дома. Знали, но не придавали значения. А прощать нельзя! — Пять лет он со мной работает, а настоящее его лицо я узнал только теперь, — заметил старший мастер Н. Раев. — Простить себе не могу! Давно можно было узнать человека поглубже. Разве мы не видели, что он живет только для себя, от работы то и дело отлынивает? После того, как выступил семнадцатый оратор, раздались возгласы: — Хватит! — Пусть сам скажет! — Да гляди ты прямо в глаза, чего в пол-то уставился! Тот, кого судили товарищи, поднялся со стула так, будто на плечи ему давил тяжелый груз. Глаз так и не поднял. Краска залила и лицо, и уши, и шею. Видно, самое трудное — стоять вот так у стола, покрытого кумачом, и чувствовать на себе бесчисленное множество взглядов — гневных, презрительных, испытующих. Говорил негромко, с натугой, словно камни ворочал: — Признаю… Никогда не повторится… Буду честно работать… Оставьте в коллективе… Разгорелся спор. Одни по-прежнему настаивали: выгнать! Другие рассуждали так: ну, выгоним. А где-то ему нужно работать? Так пускай уж исправляется там, где напакостил. Тут сейчас контролировать будет легче. А вот в члены постройкома такого избрали по ошибке. Там, конечно, клеветнику не место. В конце концов одержала верх вторая точка зрения. Собрание приняло постановление: 1. Вынести анонимщику за клевету строгое порицание. 2. Считать невозможным его пребывание в составе постройкома профсоюза. 3. Предупредить, что если он впредь допустит антиобщественный поступок, по отношению к нему будут приняты более строгие меры. Сегодня мы напечатали отчет о собрании. Он заканчивается обращением к разоблаченному автору анонимки: «Товарищи решили все же поверить тебе. Теперь все зависит только от тебя. Оправдаешь ли ты их доверие?..» Вместе с отчетом опубликовали и отклики на статью, присланные по почте. Они такие же искренние и взволнованные, как выступления на собрании. Привожу высказывание машиниста электрокрана второго мартена Челябинского металлургического завода Виктора Дмитриева: «Как он смеет клеветать на нашу советскую власть, на дело наших отцов? Человек, родившийся при советской власти, ею поставленный на ноги!.. Где же у него совесть? Ведь это все равно, что оклеветать родную мать! Пусть прочтет, что о нем думает рабочий восемнадцати лет». «Я никогда не писал в редакцию, — пишет копейский шахтер Алексей Тюков, — но прочитав статью «На суд товарищей», не могу не сказать свое слово. Он начал лить грязь на самое чистое — на нашу Коммунистическую партию, на государство, которое вскормило его. У меня, не хватает слов (вернее их хватило бы, если бы я говорил с ним сам, но вы этих слов не напечатаете), так я возмущен. Я высказываю не только мои мысли. Не ошибусь, если скажу: это — от всего нашего коллектива». Челябинец А. Осипов написал о людях, подобных автору клеветнической анонимки: «Тусклые и жалкие людишки! Что с ними делать? Разоблачать! Не давать спуску! Не молчать, если услышишь, что они шипят на самое дорогое для нас». С этим трудно не согласиться. 28 декабря ОТРАДНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ Сегодня — последний день старого года. Первая страница сегодняшнего номера «Челябинского рабочего» озаглавлена крылатыми словами Никиты Сергеевича Хрущева: «Это, как полет в: космос». Сравнение роста валовой продукции нашей промышленности за последнее десятилетие с полетом в космос отражено и в диаграмме, занявшей место передовой статьи. Передовице пришлось посторониться, стать рядом. А самое главное, чем радует газета в канун Нового года, — это приветствие ЦК партии и правительства труженикам области в связи с досрочным завершением заданий пятого года семилетки. Порадоваться есть чему. В помещенном тут же рапорте трудящихся области партии и правительству приводятся цифры, которые звучат для нас, южноуральцев, как музыка: годовой план по выпуску валовой продукции и росту производительности труда выполнен 26 декабря. В течение года введены в строй три мощные электросталеплавильные печи, цехи по производству холодного проката, коксовые батареи, две аглоленты, досрочно пущен в эксплуатацию цех по выпуску газопроводных труб большого диаметра. Осуществлена комплексная механизация 22 цехов и участков, установлено 12 автоматических и полуавтоматических линий, создано 75 и освоено производство 42 типов новых машин и механизмов. В металлургии и энергетике началось использование природного бухарского газа. В результате внедрения новой техники за год сэкономлено более четырнадцати миллионов рублей. Таким вкладом в общенародное дело можно гордиться! О людях труда, чьими руками внесен этот вклад, и повествует газета в канун новогоднего праздника. Как и всегда, в этот предпраздничный день живем заботами о новогоднем номере. Непременно хочется подать материал под каким-то новым углом зрения. Но под каким именно? Эта диаграмма, показывающая рост валовой продукции промышленности СССР за последнее десятилетие, заняла в предновогоднем номере газеты место передовой статьи. Взяв завтра в руки газету, читатель обязательно остановит взгляд на обрамленном рамкой тексте в нижнем правом углу первой страницы. Набранные крупным шрифтом строки сообщают: «На 2-й, 3-й и 4-й страницах сегодняшнего номера «Челябинского рабочего» напечатаны интервью, письма и корреспонденции, авторы которых пошли по следам материалов, опубликованных в новогодних номерах нашей газеты за прошлые годы. Материалы новогоднего номера рассказывают об отрадных переменах за минувшие годы и десятилетия, о духовном росте наших земляков». Над корреспонденцией Ирины Чернядевой «И на сарафаны, и на бальные платья!» помещена выдержка из заметки «Хватит всем на сарафаны», напечатанной 1 января 1928 года. В заметке говорилось о том, что в январе — марте в Челябинск будет завезено 60 вагонов мануфактуры — больше «довоенной нормы». Стало быть, в течение года можно было ожидать примерно 240 вагонов. Естественно, что покупали мануфактуру не только челябинцы, но и жители прилегающих районов. И. Чернядева приводит для сравнения сегодняшние цифры. В область ежегодно завозится для продажи населению свыше 600 вагонов хлопчатобумажных, шерстяных, шелковых и льняных тканей. Кроме того, до 700 вагонов тканей завозится для швейных предприятий. Причем дело не только в количестве. Теперь и ассортимент далеко не тот. Всегда можно выбрать материал по вкусу и на сарафан, и на костюм, и на бальное платье. Лию Вайнштейн заинтересовало письмо учлета Магнитогорского аэроклуба Виктора Луткова «У каждого есть своя слава», опубликованное 1 января 1937 года. Девятнадцатилетний учлет писал: «Почему я решил стать военным летчиком? Люблю Родину — этим все сказано. Хочу уметь ее защищать. Мракобесы из фашистской Германии не стесняются открыто заявлять о притязаниях на нашу землю, и рано или поздно попытаются напасть на нас. Кому, как не нам, молодежи, пополнить ряды летчиков! Магнитогорск дает прекрасных металлургов, слава о которых гремит на всю страну. Магнитогорск воспитает и не менее славных летчиков». В большом очерке рассказано о судьбах пятерых воспитанников Магнитогорского аэроклуба. Пятерых из многих сотен. Путь любого из них — прекрасный пример для подражания. На счету Героя Советского Союза Леонида Демы, работающего сейчас в Магнитке пилотом гражданской авиации, — более двадцати сбитых фашистских самолетов, одного из них Дема сбил тараном. Ивану Бибишеву звание Героя было присвоено посмертно. Имя его носит Магнитогорская школа № 8, где учился Иван. Попавший в плен летчик-истребитель Александр Васильевич Кузнецов после побега из плена командовал польской партизанской бригадой. За его голову гитлеровцы предлагали 30 тысяч марок. Он награжден польским орденом Золотого Креста. Теперь руководит Магнитогорским аэропортом. Автор письма Виктор Лутков тоже стал военным летчиком. Авария, вызванная трагической случайностью, привела к тому, что Виктор на три года вышел из строя. Заключение врачей «жить будет, но летать не сможет» не заставило его расстаться с авиацией, он прослужил в ней свыше двадцати лет. Ныне мужественный авиатор в отставке, живет в Баку. Пятый летчик, о котором говорится в очерке, известен всему миру — это космонавт-4 Павел Попович, впервые поднявшийся в небо с учебного аэродрома в Магнитогорске. Словом, сбылись слова Виктора Луткова: город металлургов воспитал немало славных летчиков. В номере газеты за 1 января 1938 года нас привлекло письмо комбайнера Брединской МТС М. Пащенко. «Что такое счастье? — писал он. — Этот вопрос задавали себе всю жизнь наши отцы, деды и прадеды и не находили на него ответа. Они тянулись к счастью, к землице и умирали без счастья и без земли. Теперь мы знаем, что такое счастье. Счастье — это глубокая вера в то, что наша радостная жизнь, как и земля, получена навечно…» Наш корреспондент Павел Ильич Гапоненко разыскал автора письма. Он по-прежнему живет в Бредах, получает пенсию. По просьбе корреспондента Пащенко сам написал об изменениях, что произошли на его глазах с тех пор, как газета поместила письмо. Комбайнер стал бригадиром, потом колхозным механиком. Затем способного механика назначили преподавателем Брединского училища механизации сельского хозяйства. Нынче в совхозах Брединского производственного управления трудятся девяносто парней, обученных за последние три года в группах, которыми руководил Пащенко. Машин в училище теперь больше, чем было в МТС в первые годы ее существования. Литсотрудник Виктор Колобов и фотокорреспондент Аркадий Ходов «ознакомились с семьей челябинцев Коробовых. 18 лет назад, 1 января 1946 года, «Челябинский рабочий» поместил очерк об этой семье. Тогда сыновья тракторостроителя Александра Андреевича Коробова учились в школе и мечтали о поступлении на тракторный завод. Александра Андреевича вот уже несколько лет нет в живых. Но мечта сыновей сбылась. И они сами и старшие дети их работают на тракторном. В завтрашнем номере под общим заголовком «Говорит семья Коробовых» идет шесть коротких интервью с ними, каждое сопровождается фотоснимком. Пятеро из шести ведут разговор об учебе. Кузнец Юрий Коробов: — Хочу закончить восьмой класс вечерней школы, а затем получить и среднее образование. Стропальщик Николай Коробов: — Освоил специальности токаря, каменщика, электросварщика. И дальше думаю повышать свои технические знания. Шофер Виктор Коробов: — Обучаюсь на водителя троллейбуса. Сверловщик Владимир Коробов: — Учусь в восьмом классе вечерней школы. Хочу стать техником, пойду учиться в вечерний машиностроительный техникум. Токарь Валентин Коробов: — Закончил десятый класс школы рабочей молодежи, поступил на первый курс политехнического института, на механико-технологический факультет. В феврале — первая в моей жизни студенческая сессия. Сейчас готовлюсь к экзаменам. Думаю, что сдам. Ведь на меня смотрят все Коробовы. Всего в завтрашнем номере идет десять материалов, написанных по следам новогодних строк нашей газеты за прошлые годы. Думается, эта кропотливая работа журналистов оставит желанный след в умах и сердцах читателей. А раз так — стоило рыться в пожелтевших газетных подшивках, отыскивать нужных адресатов, «оживлять» забытые цифры, сравнивая их с нынешними. Сегодня в седьмом часу вечера стало известно о том, что государственная комиссия приняла в эксплуатацию первую очередь сернокислотного цеха на Челябинском цинковом заводе. Уже в январе коллектив нового цеха должен выдать сотни тонн серной кислоты. Сообщение об этом сразу же послали в типографию. Завтра читатели увидят его в газете на самом видном месте. Итак, я дописываю последний репортаж 1963 года. Впереди — новый год борьбы за коммунизм, у журналистов — новые творческие заботы. Пусть их будет больше, пусть они станут еще значительней, пусть захватывают так, чтобы каждый из нас без остатка отдавал свои силы любимому делу. Так мы хотим. Так надо. Для партии, для народа. 31 декабря