Жанну-француженку арестовали первой. Затем наступила очередь капитана катера. Застав в квартире только жену хозяина домика Мисайтиса — спокойную медлительную женщину лет сорока пяти, встретившую их на кухне, — чекисты спросили, есть ли еще кто-нибудь дома.

— Никого. Одна я, муж ушел в магазин, — безразличным тоном ответила хозяйка.

Они прошли в следующую комнату, Шеловской поднял крышку подпола и скомандовал:

— Выходите!

После короткой паузы из квадратного выреза в полу появилась крупная голова, а вслед за ней широкие плечи. Плохо выбритое лицо словно окаменело в угрюмом раздумье. Человек молча вылез, механически отряхнул поношенный темно-синий костюм.

Пистолет он оставил в подполе, но оружие пролежало там всего несколько минут. Его приобщили к вещественным доказательствам.

Вслед за речными грабителями арестовали и хозяев домика — Мисайтисов. Тогда окончательно подтвердилось предположение Шеловского: большие деньги понадобились капитану катера и дочери Мисайтиса Жанне-француженке для бегства за границу вместе с ее отцом и матерью. Молодые люди ограбили лавку по прямому наущению Мисайтиса — организатора намеченного заморского вояжа.

Это он, Мисайтис, организовал на черном рынке обмен награбленных денег на золотую валюту.

Он держал связь с иностранным посольством в Москве, посылал туда жену со сведениями, интересовавшими сотрудников этого посольства.

Он много месяцев укрывал капитана катера.

Надо ли говорить, что маршрут предстоявшего путешествия Мисайтисов и их сообщника круто изменился?

Годы, разумеется, изменили внешность Николая Филипповича. Но высокого широкоплечего подполковника с внимательными серыми глазами по-прежнему отличает хорошая военная выправка. Он так же, как и много лет назад, прост в обращении с людьми. Его можно встретить на заводах, в партийных комитетах. Постоянное общение с советскими тружениками позволяет ему смотреть вокруг зорким, безошибочным взглядом — взглядом народа.

Недавно уполномоченный получил по почте анонимное письмо — два листка в клеточку, исписанных чернилами. Какая-то женщина, побоявшаяся назвать свою фамилию, сообщала, что встретила в Миассе Георгия Волкова, служившего во время войны немецким фашистам. Она писала, что в 1942—1943 годах работала поваром в лагере для советских военнопленных на временно оккупированной территории. В том же лагере тогда подвизался предатель Родины Волков. Работая у немцев, он всячески угождал им, зверски избивал попавших в лагерь советских людей, в результате избиений люди умирали. А теперь, встретившись с бывшей лагерной стряпухой, угрожающе сказал:

— Ты меня больше не знаешь, если хочешь жить.

Письмо встревожило Николая Филипповича. Предатель, обагривший руки кровью патриотов-соотечественников, ни в коем случае не должен уйти от ответственности!

Шеловской сразу же вызвал капитана Пастухова.

— Вам, Василий Михайлович, надо безотлагательно браться за проверку письма.

В первую очередь предстояло выяснить, работает ли Волков на автозаводе, и если работает — был ли в плену у немцев. Навели справки. Да, на заводской ТЭЦ есть такой дежурный инженер. Да, он находился в фашистском лагере для военнопленных. А заполняя анкету при поступлении на завод, ни словом не обмолвился о жизни в плену.

Факты говорили не в пользу инженера. Но подполковник и капитан не торопились с выводами. Обвинение может быть предъявлено, если есть полная уверенность в его точности, если улики невозможно опровергнуть. Обвинить невинного — этого они вовек не простили бы себе.

Проверка анонимки продолжалась неделю, вторую, третью… И становилось ясно: анонимное письмо — злостный поклеп на Волкова. Не он избивал в лагере советских людей, а его избивали немцы. После освобождения из плена Георгий честно служил в армии. Честно трудится он и на заводе.

Финал проверки состоялся в кабинете уполномоченного. Перед Шеловским и Пастуховым сидел высокий худощавый мужчина в сером плаще — доверенный врач облпрофсовета на Уральском автозаводе Алексей Петрович Ильин. Разговор шел о другом. И вдруг Шеловской вынул из ящика письменного стола анонимное письмо, протянул Ильину и, глядя прямо в глаза, спросил:

— Это вы писали?

Взгляд Ильина скользнул по конверту, и кровь сразу бросилась ему в лицо. Клеветник оказался застигнутым врасплох. Он признался раньше, чем успел придумать что-нибудь более или менее вразумительное для оправдания своей внезапной растерянности.

Затем Шеловской и Пастухов попросили уточнить детали. А пробелы в показаниях Ильина восполнил сам Волков, приглашенный, наконец, к уполномоченному. И картина окончательно прояснилась.

Ильин «частным образом», как он выразился, вставлял Волкову зубы. Взял за «услугу» немало, а работу выполнил плохо. Пациент потребовал деньги обратно. Тогда врач решил отомстить. Расчет был прост: раз органы государственной безопасности убедятся в самом факте пребывания Георгия в лагере, в остальное поверят легко. Гнусный вымысел сойдет за чистую правду, и Волкову несдобровать.