Значит, буду исходить из того, что Свирюгин посетил родные пенаты, переоделся, но вряд ли успел позавтракать. По логике, парень заскочил за одеждой и по-быстрому свинтил, пока никто из родственников случайно не вернулся, оповещенный бдительной соседкой.

Даша сказала, Федор Швец после уроков побывал у Свирюгина и даже принес бодрящий напиток. А вот еды вряд ли догадался прихватить. Значит, парень голодный. А на голодный желудок да с перепою, какие разговоры? Верно. Никакие. Решено, сначала домой, затем на речку. С этими мыслями я решительно свернул к дому.

По дороге раскланивался направо и налево, здороваясь со всеми знакомыми и незнакомыми односельчанами. Все-так да, очень ощутимая разница в отношении к педагогу там, в моем будущем, и здесь, в моем настоящем. Я еще помню те времена, когда к учителям в моей стране все относились с огромным уважением и с пиететом. Времена, когда простые слова: «здравствуйте», «до свидания», «извините», «спасибо», «пожалуйста» были не пустым звуком, а манерой общения.

Первое, что меня удивило и покоробило, когда я впервые стал учителем, отсутствие воспитания у большинства современной детворы. Поприветствовать взрослого или учителя? Необязательно. В лучшем случае ответят на твое вежливое: «Доброе утро ребята». А все почему? Потому что дома не приучены, все по первому требованию привыкли получать, без всяких пожалуйста. Что называется, кого воспитали, того получите и распишитесь.

И нечего потом на школу пенять, когда в семье муж жену детородным органом и в хвост и в гриву костерит, а в школу приходит и удивляется: «Мой Николай не может ругаться, это все поклеп! Он в МГИМО поступать собирается!» Как будто маты и поступление напрямую связаны.

Здесь и сейчас, пока добрался домой, устал здороваться и со старым, и с малым. Со всеми подряд.

Так, что-то я по-стариковски разворчался, пора возвращаться в реалии нынешней жизни.

Во дворе меня заливистым лаем встретил Штырька. Я по-быстрому переоделся, закинул портфель в комнату, накормил щенка. Пёсель вмиг погрустнел, едва понял, что с собой я его не беру, плюхнулся на мохнатую попу и завел свою грустную щенячью песню: «По-о-за-а-быт, по-о-забро-о-шен с мо-о-лодых юных лет…». Но я полностью проигнорировал Штырькин скулеж, велел щенку охранять двор и отправился на переговоры, не забыв прихватить несколько пирожков. Село сильно традициями, потому соседки продолжали баловать меня разнообразной выпечкой.

Шел я знакомой дорогой к местному пляжу и прикидывал с чего начать разговор, да как помочь парню. И все как-то не складывалось у меня в голове, не выходило. То ли информации мало было, то ли сама ситуация казалась нереальной настолько, что разум в нее не верил. Ну не моет такого быть, чтобы в советское время вот так молодому парню жизнь сознательно ломали под предлогом лживой заботы и помощи. Ладно, разберемся.

Пляж, на котором столкнулся впервые с Рыжим, я нашел быстро. А вот тропинку, про которую рассказывала Антонина, пришлось поискать. Видимо, у ребят другой ход был, возле реки дорожка несильно бросалась в глаза, словно по ней и не ходили вовсе. Да и начиналась с камышей, сначала по воде пришлось пройтись вдоль берега.

Так, вот и сломанная береза, возле нее, по словам Тони, нужно свернуть в лес, что я и сделал. Здесь тропка уже приличная, но все равно шалаш пришлось тоже поискать. По примятой траве да поломанным веточкам вроде и ясно-понятно, куда двигаться, а вот поди ж ты, чужое тело замедляет привычные реакции, я практически слепым в лесу себя чувствовал. «Надо возвращать навыки, надо», — подумал я.

Все оказалось до банального просто. Шалаш свой ребята спрятали в зарослях кустарника с несъедобными ягодами, и вход хорошенько замаскировали.

— А вот и хижина дяди Тома, — пробормотал себе под нос, прорвавшись, наконец, на заветную поляну.

Скорее даже на пятачок под кряжистым деревом без верхушки. Тяжелая сломанная ветка создавала иллюзия непроходимых зарослей, потому по незнанию любой запросто пройдет мимо, не задумываясь. Удачное месторасположение выбрали.

Возле шалаша никого не наблюдалось. Я постоял, прислушиваясь. Неужто опоздал, Володя проснулся и отправился домой?

Но тут, как по заказу, внутри сибирского вигвама что-то зашуршало, завозилось, из проема показалась помятая физиономия Свирюгина с красным отпечатком пятерни на щеке. Я напрягся было, но быстро сообразил, что парень просто спал, подложив ладони под щеку.

Картина Репина «Не ждали» — именно такое выражение появилось на лице десятиклассника, когда он обнаружил мое присутствие. За моей спиной зашуршали ветки, следом раздалось испуганное:

— Ой, мамочки.

'Кого там еще принесло? — подумал я, оборачиваясь. — Кто бы сомневался, — усмехнулся про себя, обнаружив позади себя Лену Верещагину со свертком в руках.

— Здрасте, Егор Александрович, — отчего-то шепотом произнесла девушка.

— Виделись уже, Верещагина. Просил же, не мешать, — немного грубовато ответил я.

Девчонка покраснела, потупила было глаза, но тут же упрямо вздернула точеный носик и с вызовом на меня посмотрела.

«Влюбленная женщина страшнее голодной акулы», — прозвучал в голове голос, старого прапорщика слыл он знатным ловеласом в части, хотя с виду и не красавец. «С лица, оно, ребята, воду не пить, — твердил нам прапорщик, подкручивая густые усы, чуть желтоватые от табака. — Женщине, опять же, ей внимание надобно, опять же и уважение. Гусарский наскок, оно, конечно, хорошо, но торопиться не надо. Да!»