— Что у тебя заберут все медали.

Отец порывистым движением поднял руки к груди — жест панического страха, понятного любому человеку его эпохи.

— Нет-нет.

— Нет? — Касандра поморщилась. — Я подумала, ты сделал что-то плохое и Усатый дедушка на тебя разозлился. На всех фото Усатый дедушка выглядит сердитым, но в жизни он довольно милый, вот я и подумала…

— Ни слова больше!

— Окей.

Отец любил ее. Он, конечно же, любил всех троих. Все три свои неудачи. Но иногда его терпение заканчивалось. Иногда приходилось напомнить, что мужчины его времени были не только демократичными отцами, но и несгибаемыми вояками. Одно дело — управлять страной, и другое — воспитывать тех, кто получился в результате провалившегося генетического эксперимента. Разочарование? Несомненное. Он мечтал о трех героических отпрысках, унаследовавших лучшее из его внешности и неоспоримые лидерские черты наряду с остальными моральными качествами, которые позволили бы им с достоинством носить одну из самых громких фамилий страны. Но генетика сыграла с ним злую шутку, подложила свинью. Посредственная яйцеклетка и подвергшийся стрессу сперматозоид не могли создать ничего стоящего, им было суждено потерпеть неудачу. По сути, три неудачи подряд.

Какасандра оказалась первым провалом — и самым болезненным из всех. Какалеб не вызывал беспокойства, всегда находился где-то рядом, возможно сбившийся с пути внутри собственной головы. Что же до Какалии, то она представляла собой целый мир, по убеждению отца — чрезвычайно сложный, полный анатомически совершенных слонов, написанных акварелью, перьевой ручкой, масляной краской; мир, похожий на шоссе, где ни отец, ни кто-либо еще не мог попросить подбросить, потому что по нему не ездили ни грузовики, ни такси, ни мотоциклы, — чистая бесшумная дорога, на которой не было ничего, кроме Какалии и ее животных, не обращавших внимания ни на какие отчаянные просьбы подвезти.

Несмотря на свой статус старшей неудачи, Ка-касандра была самой понятной из всех трех детей. Она единственная вела себя как обычный ребенок, как подросток, чье поведение было сдобрено дозой ложного всезнания — юношеского качества, которое заставляет вычурно выражаться и плевать в лицо родителям. Какасандра была своенравной, отца ни во что не ставила. И надо сказать, он об этом знал, чувствовал, тревожился, входя в ее комнату, обвешенную изображениями Эйфелевой башни, мостов и углов зданий, конструкций, — какая у меня странная дочь, как настоящий архитектор, поди разберись в этих увлечениях молодежи.

— Разговаривай нормально, Ка-касандра, не надо мне говорить «о-окей».

— Супер.

— Нельзя говорить «супер».

— А еще нельзя говорить «Усатый дедушка», да?

— Н-ничего, что касается его усов. Ни «дедов», ни «дядей». Он н-наш Лидер.

— Единственный.

— Или Генерал.

На лице Какасандры появилось подобие улыбки.

— Мне будет не хватать Усатого дедушки. Он дарил мне кукол.

— И кстати, у меня не заберут м-медали.

— Супер. Рада за тебя. Прикинь, если бы у тебя их отняли. Это как если бы тебе отрезали руки и ноги. Или того хуже.

Какасандра была права: лучше лишиться всех конечностей, чем остаться человеком без истории, без своей эпохи и страны.

— Говори потише, чтобы нас не услышали, — сделал замечание отец. — Тут повсюду с-спрятаны м-микрофоны.

— Может, и спрятаны, — засмеялась Какасандра, — только ты об этом никогда не будешь знать точно. Честно говоря, сомневаюсь, что им интересно слушать хоть что-то из того, что ты говоришь.

Чертова девчонка. Проклятая молодежь. Видимо, молодость — синоним глупости.

— Я в… в… важный человек!

— Да-да, только вот Усатый дедушка… Единственный тебя уже не любит. Ты для него — как там? — побочный ущерб. Скажи правду: что ты сделал?

— Ничего!

— Ничего? Сомневаюсь.

— Это в-в-все они, не я!

— А, дядя и тетя…

Отец закусил губу.

— Что ты о них знаешь, Ка касандра? Что ты о них знаешь?

— Они предатели, да?

Отец вновь прикусил губу.

— Они планировали убить Усатого дедушку. — Какасандра пожала плечами. — Не думаю, что он бы на них рассердился.

Расскажу вам о любви, окей? Обычно именно этого ждут от девочки-подростка читатели книги, в которой речь, хотя бы частично, идет и о ней. Гормоны и место действия. От лица рассказчицы и свидетеля. Не могу сказать, что много знаю о любви, совсем нет. Чтобы иметь право о ней рассуждать, нужно наблюдать за ней как беспристрастное, всеведущее, всемыслящее, всезнающее, а может быть, и ничего не знающее третье лицо. Считается, что каждый ребенок появляется в результате определенного всплеска гормонов, биологической необходимости, в идеале длящейся довольно долгое время, и ко всему этому иногда добавляется секретный компонент. И этот компонент, как, не задумываясь, подтвердили бы многие, — любовь. Только вот компонент этот нечасто встречается в природе: возникает редко и всегда на очень маленький срок. Пока все ясно-понятно? Все окей? Супер. Этот период настолько короток, что любовь проявляется только в начале отношений или в самых громких ссорах, поэтому очень маловероятно, что ребенок родится как раз в этот мимолетный промежуток, когда расцветает и проявляет себя секретный компонент.

Было бы странным, если бы я оказалась естественным плодом гармоничного союза моих родителей. Между ними не было любви. А если и была, то этот секретный компонент исчез с их общей кухни много лет назад. Я знаю, как трудно его сохранить. Любовь — сложная штука. Кто стерпит терапевтические сеансы моей матери? А медали моего отца?

Так что давайте начнем с этого секретного компонента, окей?

Я расскажу вам о любви, но по-своему. Поэтому приглашаю вас вместе со мной смешать все ингредиенты этого салата и затем громко возмутиться получившимся блюдом, потому что вам не подадут здесь ничего аппетитного или вкусного.