— Пей, — протягивает стакан мне. Мотаю головой, вжимаясь глубже в спинку дивана. — Тебе надо, выпей. Здесь немного.

— Я не хочу, — мотаю головой.

— Юна, этот глоток я могу залить в тебя, не прилагая усилий. Давай сама, нужно снять напряжение, тебя трясет, — выдавливает из себя слова сквозь сжатые зубы. Да, действительно трясет, но кто в этом виноват? Забираю из его рук стакан, стараюсь не коснуться пальцев. Глупость, наверное, мы все эти дни спали в одной постели, целовались, а теперь я веду себя, как обиженный ребенок.

Да потому что Стас стал для меня всем, а теперь получается, что я все себе придумала. Я мечтала, что, оставшись наедине, мы перешагнем последний барьер, разделяющий нас, а он не спешил, и теперь я знаю почему! Я всего лишь…

Кто я? Зачем он в меня стрелял? То нападение тоже организовал он? Я уже ничего не понимаю! Залпом выпиваю глоток янтарного алкоголя, обжигая гортань и рот. Закашливаюсь, из глаз брызгает новый поток слез. Пытаюсь отдышаться, а Стас подходит к распахнутому окну, закуривает, отдергивает занавеску в сторону. Делает две глубокие затяжки, выкидывает недокуренную сигарету в окно, тут же берет следующую и снова прикуривает.

Меня трогают его эмоции. Несмотря на то, что внутри разрывает, я хочу подойти, отобрать сигарету, успокоить. Влюбилась, дурочка! Какая же я дура! Потянулась к первому, кто приласкал, улыбнулся, доброе слово сказал. Так плохо разбираюсь в людях, потому что меня держали в золотой клетке! Рядом звери, а он казался настоящим мужчиной.

— В день нападения погибли близкие высокопоставленных чиновников, среди них была племянница министра, — затянувшись, запрокидывает голову, выпуская дым в потолок. Красиво! Невозможно глаз отвести. — Нагибают все структуры, требуя немедленный результат, — желваки ходят на его скулах, пальцы свободной руки сжимаются в кулак. — Начали лететь головы и погоны. Генералы трясутся за кормушки, к которым приросли, им плевать, кого пустить под раздачу, чтобы усидеть в своих креслах, — выбрасывает окурок в окно, упирается ладонями в подоконник. Плечи напряжены, ему этот разговор дается не так просто, как я могла предположить. — Им нужно было сдвинуть дело с мертвой точки, никаких зацепок в деле, нападавшие залегли на дно. Распоряжение на инсценировку покушения пришло сверху. Нужно было создать видимость бурной деятельности, успокоить начальство и нагнать страху. Я не мог отказаться, это был приказ! — повышает голос, бьет ладонью по стеклу, удивительно, что оно осталось целым. Хотя нет, появилась трещина. — Я отказывался, поругался с командиром, с полковником, стоящим над нами. Если бы я отказался, в тебя бы стрелял другой, — выдыхает на таких эмоциях, что мне становится трудно дышать. Его ладонь медленно сжимается на стекле в кулак. — Я не мог никому тебя доверить! Сдыхал, глядя на тебя через прицел. Ненавидел себя! Легче было себе пустить в тот момент пулю в лоб, Юна! — на разрыв.

Меня просто располосовало его откровение. Раньше я думала, что только в своей семье никто. Товар, который можно выгодно обменять. Оказывается, в руках сильных мира сего я вообще песчинка. Как и Стас. Мы заложники обстоятельств.

— Если бы приказ передали другому снайперу, меня бы не оставили рядом с тобой, — выдыхает, чувствуется, что не только меня этот разговор выпотрошил.

Провожу по шраму пальцами. Страх прошел. Сейчас я пустая на эмоции, накатили усталость и опустошение. Стас настоящий. Честный, сильный и правильный. Этот шрам всегда будет со мной, он словно пометил меня. Метку такого мужчины нужно носить с гордостью. Хотела убрать лазером, теперь не буду.

Поднимаюсь с дивана, ноги не слушаются, но я тихонько их переставляю в сторону окна. Стас замирает, то ли услышал, то ли почувствовал, что я стою за его спиной. Кладу ладошку между лопаток. Горячий такой, словно огонь.

— Спасибо, что не доверил тот выстрел никому другому, — подаюсь чуть ближе, прислоняюсь к его спине. Хочу забрать его вину. — Не нужно себя разъедать. В твоих действиях всегда прослеживается забота, Стас. И этим выстрелом ты тоже оберегал меня. Прости, что я так отреагировала. С доверием к мужчинам очень сложно у меня, — тихо нашептываю, но уверена, что он слышит каждое слово…

Стас

Молотило, крутило так, думал, сердце остановится. Сколько раз выбирался из-под артобстрелов, не дрогнул. Уверен был, что моя нервная система круче стальных канатов, а рядом с ней эмоции просыпаются, сердце просыпается, тарабанит в груди так, будто ребра проломить хочет, вырваться и прыгнуть к ней в руки.

Страшно перед женщиной душу вывернуть, еще страшнее доверить ей не просто тайны, а секретную информацию. Если Юна заговорит о выстреле, у меня будут пздц какие неприятности на службе, но я прыгаю с обрыва, в омут с головой. Полностью открыт, максимально честен. Не пытаюсь оправдаться, потому что сам себя за тот выстрел простить не смогу.

С первого взгляда к себе приковала. Запустил под кожу, по крови гуляет, в поры въелась. Не только членом ее хочу, мозгами. Хочется присвоить, но там столько вводных данных, что пока понятия не имею, как разгребать.

Ладошкой водит по спине, усмиряет хищника. Боль разгоняет, чувство вины рассеивает ласковыми словами. Дыхание выравнивается, не хочется больше крушить и ломать. Она здесь, рядом. Напитывает меня своим теплом и запахом. Пальцы расслабляются на подоконнике. За трещину на стекле стыдно, нужно не забыть компенсировать.

«С доверием к мужчинам очень сложно у меня…» — въелись слова в душу. Я ведь тоже не ангел. Мне сложно открываться. Мое прошлое, профессия, образ жизни наложили определенный отпечаток. Со мной сложно. После тяжелых заданий могу уйти в себя или сорваться в беспредел — бухло и жесткий секс. Зверь требует смыть запах крови и картины смерти. Юна вряд ли выдержит меня такого. Она ведь девочка совсем, а тут монстр, которого нужно накормить.

Не подхожу я ей, но и отступить сил нет. Ради нее стоит посадить зверя на цепь. Стоит представить, как кто-то другой ее укладывает в постель, раздевает, укладывается на нее сверху, хочется убивать голыми руками.