Бабы выли при виде младенца. Мои подруги даже не выспрашивали ничего, принимая маленького члена семьи из рук в руки и передавая друг другу.

— Какая же ты, Надюша… настоящая, бесстрашная, - прижавшись ко мне, со слезами на глазах сказала Лидия.

— Это вы все настоящие, и одна я точно не справилась бы. А Осип? – я осторожно осмотрелась.

— Да с девочками нашими в мастерской. Допоздна там трудятся. Я вижу, что переживает за тебя, но дело делает. Раз обещал до конца сентября сделать положенное. Авдотья с Анной уже мастера не хуже меня. Увидишь – обомлеешь! – успокоила меня Лидия.

Мужики занесли в дом наш скарб. Глафира побежала приказать истопить баню, поскольку младенца срочно надо было отмыть и отпарить от городской и дорожной грязи.

— Мы чичас гусиного али свиного жира нутряного принесем, попарим тебя, всего смажем: никакого скрипа не останетси, - Нюра никому не давала мальчика, полагая, что самая здесь надежная и серьезная.

— Может, кормилицу поискать? – предложила я.

— Да ежели он ужо молоко ест, и не надоти. Козье будем разбавлять. Целенькое пока рано, животик болеть будет. А разбавленное – хорошо. А потом и кашки наварим, как приживется. Ой, счастье ведь какое привалило в дом. Никто и не думал, что бородавка эта такую радость нам родит!

— А Петр-та? – спросил Фирс.

— Жив, почти здоров. . Я его не видела. Евгений к нему ездил, - успокоила я Фирса, но рассказывать всего пока не стала.

— Отнеси его, Нюра, в комнату к Наденьке. Он попривык к ней, да отдохнуть мальцу надо. Пока вы его в бане моете-парите, Осип приедет. Мы с Наденькой ему все и расскажем. Нельзя с ним на руках перед очи сразу вставать. Это же сколько мыслей моментально в голове. А Осип не молод. Поберечь надо хозяина. Да и я не дам его нагружать беспокойствами, - я только заметила, что всем здесь уже управляет Лидия. И будто не специально, не громко, а как-то исподволь.

До отъезда я этого не замечала, потому что в мастерской все время проводила, а сейчас словно со стороны посмотрела.

— Ух, вернулась голубка наша. Давай ужинать будем и по порядку нам рассказывай. Столица никак! – Осип расцвел красным маком, когда заметил меня, вернувшись. За ним следовали наши близняшки, тоже кинувшиеся меня обнимать.

— Давайте все за стол, там и расскажу, - я порадовалась, что Нюра с Глафирой Германа уже в баню отнесли. А после бани должны были его в кухне этими самыми жирами смазывать, на которых настаивала Нюра.

— А я тут, Надя, как османский император среди баб. Шаг делаю, а они тут как тут. Кто с пирогами, кто с платком – горло завязать, чтоб не простыл. Ежели не Фирс, ты приехала бы, а я спеленутый лежу. Боятся меня из дому выпустить, будто до их я с трудом сам справлялся. Такие вот у нас жалобы и новости одновременно, - Осип рассказывал и хохотал.

А Лидия наша… свет Львовна стулик рядом с ним уже заняла, подкладывает чего-то на тарелку, настаивает отказаться от малосольных огурчиков в пользу свежих. Указывает на то, что надобно было халат накинуть на рубаху, а то «тепло-то оно тепло, но сквозняков нам бояться надобно».

— Вот и хорошо. Я так и знала, что нам в доме мужчина требуется! – поев немного, собравшись с силами, начала я.

— Хорошо бы. Надеюсь, Петр-то приедет с потомком, как родится! Здесь и баня, и печи. А что там в Петербурге? Сырость да чахотка! Надо детей здесь растить! – совершенно к месту продолжил Осип.

Я покачала головой, соглашаясь, но заметила, что он меня пока ни в чем не заподозрил.

— А ежели они против будут ворочаться в Верхнеуральск? – предположила я.

— Забрать тогда следует мать с дитем. Хоть на зиму забрать. Иначе сплошные болезни там, Надюша! Сам соберусь и поеду. Все уже обдумал, обмозговал. Поеду и привезу их. Пусть Петр там работает, обустраивается, а дитятко на молоке свежем растет! – он отпил из рюмки наливки и, наткнувшись на взгляд Лидии, виновато улыбнулся.

— Это да, Осип Германыч. А как думаете, Петр сына бы назвал? – я лезла на рожон, чтобы эмоционально наш барин был готов уже ко всему.

— Думаю Осипом. Хорошо ведь, когда по порядку. Щас это уже не в моде. Но, надеюсь, как мальчонку увидит, то сразу образумится: почувствует, что стал отцом семейства, поймет! – стреляя глазками на Лидию, декламировал дед младенца, которого Нюра занесла в дом через черный вход.

И Герман, завернутый в шерстяное одеяло после горячей бани, попавший в душно натопленный дом, заревел.

Осип замер и посмотрел почему-то не на дверной проем, что ведёт в коридор, а на меня.

— Я привезла его, барин. Только его не Осипом звать, а Германом. В честь вашего отца! – сказала я. Осип, наконец, повернулся туда, где с огромным свертком, от которого шел пар и звук в виде крика, стояла красная счастливая Нюра.

— Вот он, Герман Петрович Митрошин! Принимайтя! Ни разу в бане не заорал. Это он только дома дедов голос как распознал, так и велел к нему нести! – заявила Нюра.