Присела на табурет и принялась разглядывать их по одной.

— Лидия сама сюда приезжала: свет проверить вроде как. А потом кисточки увидела и не сдержалась. Три штуки написала она за те дни, что тебя не было, Надя, - Анна говорила об учительнице с большой любовью.

— И правда, нас друг другу Бог послал. Не меньше! Я ведь и во сне не мечтала, что такая красота будет получаться, - восторженно прошептала я.

Мне нравилось все: и сочетание с фоном, и детальная прорисовка, и как аккуратно положен лак, и даже печать на донышке размером с монету, внутри которой прописано, что изготовлено в мастерской Митрошиных.

— Их еще штук пять есть, карточек-то ненаписанных! – объявила Авдотья.

— А мы начнем писать сначала одну, а через пару месяцев приступим к другой, - вдруг пришла мне в голову совершенно фантастическая идея. Пусть люди коллекционируют их, ищут, где купить, ждут следующую шкатулку с новой картинкой. Если и не станут чем-то великим, то для богатеев запомнятся, как нам «киндер-сюрпризы» в свое время.

Я никогда не желала известности, но сейчас, как представлю, что коллекционеры из двадцать первого века будут устраивать поиски всех шкатулок… сердце замирало. Не от гордости, а от некоего участия в истории, от вложения в искусство этого времени. И в этот момент подумалось: каждый, кто участвует в этом процессе, должен обязательно собрать коллекцию для себя. Потому что через пару веков их правнуки будут благодарны за подобное наследство.

— Лидия все дни сюда рвалась. Я сначала думала, что из-за барина. Видать ить, что он ей люб. Ты на меня не сердись за такие слова и на Лидию нашу не сердись, - шепотом разоткровенничалась Авдотья, когда Анна пошла греть принесенные с собой на обед пироги, а Николай вышел за дровишками.
– Но потом я поняла: она будто ревнует нас к своим карточкам, будто боится, что мы сделаем лучше.

— Нет, это не ревность, Дуняша. Она просто хочет продолжать писать свои работы. И нам, пока это можем себе позволить, надо с радостью принимать подобный подарок. А вы учитесь, перенимайте все ее умения. Такие люди рождаются раз в век. Тем более женщина, да еще и не против обучать! А про Осипа не беспокойся. Наши-то знают, что брак договорный. Боялись, что Петр с его женушкой гадостей наделают Осипу и приберут имение к рукам, - успокоила я Авдотью.

«Значит мне не показалось про наших голубчиков: нравятся они друг другу. Вот и Лидия! Вот и Божий одуванчик!» - подумала и поняла, что радуюсь за них.

В моем-то возрасте нынешнем отыскать себе пару по интересу и интеллекту — большой подарок. А в их годы и того сложнее. Все уже наращивают такой характер, что за ним и человека не рассмотришь. А тут вот посмотрите - цельный любовный роман!

Работа в мастерской закипела. Я же, занятая лишь лакировкой и покраской черным заготовок, превратилась из мастера, который доводит работу до ума, в простого рабочего, выполняющего роль заготовщика. Но когда поняла, что моя часть дела выполнена, даже оценила это, потому что хотелось домой, к Герману, который украл часть сердца и уже, скорее всего, навсегда.

Целый месяц что в доме, что в мастерской царила суета и толчея. А к середине октября, когда все работы на полях, огородах и пастбищах были завершены, вдруг стало тихо, привычно и спокойно. Словно кто-то очень долго настраивал то торопящиеся, то отстающие часы, а потом в один момент все пошло правильно и с нужной скоростью.

Осип приезжал в мастерскую пару раз в неделю. С ним приезжала Лидия. Я в эти дни оставалась дома, чтобы не толпиться там и не мешать. Да и хотелось повозиться с окрепшим, хохочущим от «ладушек» Герой.

Нюрина с Фирсом свадьба прошла шумно и с размахом. Пировали в деревне, чтобы гости могли разместиться всей ватагой в домах соседей и не толпиться на дворе.

Осип отдал им дом, в котором жил Фирс. И на какое-то время наша Нюра стала незаметна, потому что с девками приводили там все в порядок, превращая холостяцкую избу в дом со светлицей и уголком-спаленкой. С вышитыми накидушками, строчеными шторками-«задергушками» и половиками разной цветастости.

Глафира переехала жить в кухню и ныла на тему своей незамужности, скоро перерастущей, по ее мнению, в стародевичество. Я приводила в пример себя, потому что были мы ровесницами. Но подруга считала, что я – дело решенное, и брак с Осипом спас меня от незавидной доли.

Моя вторая осень в Верхнеуральске, да еще и в девятнадцатом веке полностью вступала в свои права. Кто бы мог подумать, что я, человек, не хватавший звезд с неба и всегда думающий только о насущном, буду всю душу отдавать искусству.

Да, наши работы, если пока не знали и не узнавали, но для меня они стали такого размера шагом, что только успевай «расширяй юбки».

Заботы моей прежней жизни были настолько насущными, что вся красота, вся объемность этого мира прошли мимо, не коснувшись меня, даже когда за спиной остались тяжелая работа и забота о сыновьях, которым хотелось дать то, чего лишена была я: возможностей.

И когда я вспоминала свою прежнюю жизнь, понимала, что крепостной я была тогда! И держала себя в этих рамках тоже я сама. Не умела жить иначе? Не могла себе позволить что-то для души? Вероятно!

В начале ноября мы развезли наши шкатулки с одним единственным сюжетом миниатюр по лавкам купцов и крупных торгашей. Но в первую очередь я завезла из в магазин в Троицке.

Сама съездила в Оренбург и выбрала там несколько крупных лавок. На пробу отправила в один неприметный магазин в Петербурге, как-то связанный со знакомыми Лидии. Все это решилось одной перепиской.