К городку Эр-Ризва, который стоял на берегу Уна, Ланс подъехал уставший и измочаленный.

Если поглядеть на карту северного материка, выполненную рукой толкового художника, то можно заметить, что местность у Эр-Ризвы — единственная в своём роде. Здесь правый и левый берега великой реки принадлежат одной и той же державе. Почему так получилось, не знал никто. Издревле Ун стал естественной границей. Он брал истоки в Карросских горах и ни один путешественник не мог похвастаться тем, что видели тот самый первый родник, с которого река начинается. Вернее, хвастались многие, нона проверку всякий раз оказывалось, что бессовестно лгали, поскольку каждый называл другое место. Покинув предгорья, вбирая в себя быстрые, скачущие по валунам речушки, он бежал между Аркалом и Унсалой. По левому берегу — герцогство, по правому — королевство.

Много раз предшественники Лазаля и Ронжара сходились в кровавом споре, желая прирезать себе соседские земли. Иной раз побеждало королевство, а случалось — герцогство, почти не уступавшее мощью армии и отвагой благородных панов. Тогда победитель пытался закрепиться на противоположной стороне, строил замки, одаривая захваченными владениями своих вассалов, возводил форты с гарнизонами. Но, как показала жизнь, все усилия были напрасны. Проходило несколько лет, и законный владелец возвращал захваченные земли.

То же самое происходило и на границе Трагеры с Кевиналом, которая тоже проходила по Уну. Этим державам приходилось тяжелее — в среднем и нижнем течении великая река растеклась едва ли не на пол-лиги в ширину. Вброд не перейти, мост не построить. Только паромы либо корабли. Но это не делало пограничные конфликты менее увлекательные, чем у северных соседей. Особенно помогали два самых южных государства. Реки им не досталось, только длинный узкий залив разделял Лодд и Вирулию. Первый на севере граничил с Трагерой, второй — с Кевиналом. Вот и начинались обычно все схватки с их земель. То кевинальцы соберут несколько Вольных Рот и пойдут гулять в правобережье Уна, захватывая замки и города, то трагерцы ответят тем же, но на левом берегу. Случалось, что закреплялись там на долгие годы. Особенно в горах, где через перевалы не проберёшься с обозами и артиллерией. А заявлять претензии что лоддерам, что вирулийцам — дело бессмысленное и бесполезное. Они на «Деяниях Вседержителя» поклянутся, что ни сном ни духом. Какие такие наёмники? Откуда? Ну, проезжали благородные праны куда-то, со свитой, как водится и с охраной. Кто ж у них будет ответа спрашивать — куда и зачем?

Насколько понимал Ланс, за несколько веков жители долины Уна настолько перемешались, что в каждом при желании сыскалась бы толика кевинальской или трагерской крови, независимо от того, чьим подданным он себя объявил — великого князя или великого герцога. Но это не уменьшало взаимную неприязнь двух держав, которая не прекращалась даже перед лицом постоянной браккарской угрозы. И великий герцог Валлио, и регентский совет Трагеры ненавидели островитян, готовились их бить на суше и на море, где только найдут и сколько сил достанет, но друг за другом приглядывали постоянно. Поэтому кордоны на границе стояли очень дотошные. Купцов, конечно, пускали, с простолюдинами, сорвавшимися с места в поисках лучшей доли, дело тоже обстояло ещё так-сяк, но благородного прана, хорошо одетого и вооружённого могли развернуть — езжай, откуда явился.

Но было одно местечко вдоль течения широкого и полноводного Уна, где оба беега реки принадлежали одной державе. Возле городка под названием Эр-Ризва что в Трагере. Как так получилось, что земля на десяток лиг с запада на восток и полтора десятка — с севера на юг в левобережье уже несколько веков оставалась под великокняжеской властью? Это одному Вседержителю известно. Скорее всего, виной тому горы Монжера — пограничные между Кевиналом и Аркайлом. Они смутно прорисовывались сквозь мутно-серую непогоду. Мрачные, тёмные, придавленные шапкой тяжёлых туч. Благодаря им, а точнее, узким горным тропам и крутым перевалам, сюда не могла прийти сильная армия, способная побороться с трагерскими гарнизонами. Ну, и последние годы Аркайл и Трагера всегда были союзниками, пока внучка мудрого и прозорливого Лазаля не подписала договор с королём Браккары о дружбе и взаимовыручке.

Ланс намеревался пересечь Ун именно здесь, а дальше уж через границу выбраться в достаточной близости к Вожерону и мятежным землям его окружающим. Он понятия не имел, что будет делать, как разыщет Реналлу, какие шаги предпримет, чтобы освободить её из заточения. Идти на поклон к самопровозглашённой герцогине не хотелось. Ой, как сильно не хотелось… Ждать, пока армия Маризы освободит мятежные провинции? Так можно опоздать. Война, судя по долетавшим слухам, развивалась достаточно медленно. Армия герцога-консорта Эйлии не слишком торопилась. То ли не хотела нести лишние потери, то ли излишне увлеклась грабежами и расправами с чернью на землях, освобождённых от войска бунтовщиков. Теплилась единственная надежда — пробраться каким-то образом в Роту Стальных Котов, поговорить с праном Жероном. Кондотьер должен его понять и помочь. А если не сможет или не захочет, тогда остаётся только погибнуть…

На паромную переправу выстроилась немаленькая очередь.

После полудня ощутимо похолодало. Сильный ветер с реки гнал мелкий снег, рвал одежду, пытался сбросить капюшон, который приходилось придерживать левой рукой.

Лошади, крутящие ворот, отказывались идти, артачились, потали головами. Пегая кобыла с лохматой гривой то и дело жалобно ржала. Погонщики то уговаривали животных, хлопая по шее и обещая тёплое стойло, как стемнеет, то злились и лупили их по крупам кривыми прутьями, нарезанными, по всей видимости, тут же неподалеку в сбегающем к воде ивняке. Толстый, намокший до черноты канат то нырял, провисая, то натягивался и тогда выскакивал из воды, разбрасывая брызги.

Вдоль очереди сновали разбитные продавцы горячего вина с пряностями. Те из путешественников, кто мог себе это позволить, оставляли лошадей на холоде под присмотром слуг, а сами удалялись в харчевню, где вовсю дымила труба, а из открывающихся дверей доносились пронзительные звуки пастушьего рожка. Судя по незатейливой мелодии, в которой исполнитель умудрялся наделать кучу ошибок, доводя до неузнаваемости известную на материке песенку о бедной овечке, играл кто-то из простолюдинов, имевший самые отдалённые представления о музыкальном искусстве. Ланс поёжился и отказался от предложения чумазого парнишки в овчинной безрукавке посторожить его коней. Очень хотелось в тепло, но как только менестрель представлял себе, как фальшивая мелодия вонзится калёным гвоздём ему в уши, речной ветер и мелкий снег переставали казаться таким уж непреодолимым неудобством.