Я сжала зубы. Вспомнила, как в ту ночь Артём, забирая укладку, говорил, что сам допишет остатки позже. Я не хочу подозревать его, мы были хорошими друзьями и он не мог так поступить. Надеюсь…

— Тогда вам лучше поговорить с Артёмом. Он оформлял финальный журнал.

Они кивнули. Записали что-то.

— Он утверждает, что ничего не брал.

Я сжала челюсть. Глубоко вдохнула. Он не мог, точно. Это ошибка.

Мне задали ещё пару вопросов и отпустили.

Когда всё закончилось, я вышла в коридор. Прислонилась лбом о холодный кафель. Вдох. Выдох.

В душе копошилось мерзкое чувство: тебя не обвиняют напрямую, но ты уже под подозрением. И это ощущение липло к коже. Нужно взять себя в руки.

В ординаторской было пусто. На автомате я налила себе воды, села за крайний стол. Руки дрожали, хоть я это и не показывала. Захотелось позвонить Наташе, но что сказать? Что мне задавали вопросы, как будто я — воровка? Что теперь я чувствую себя грязной, хотя ничего не сделала?

Телефон завибрировал. Сообщение от Андрея: «Я у входа. Жду.»

Он действительно ждал. Молча открыл дверь своей машины, и я села. Усталость накатом обрушилась, как только я захлопнула дверь. Захотелось просто уткнуться в его плечо и расплакаться.

— Всё нормально? — голос звучал настороженно.

— Пока да. Но там исчез фентанил. В мою смену. И подпись моя одна стоит. Ты знал?

Он шумно выдохнул.

— Сегодня только узнал. Специально не стал вмешиваться. Хотел, чтобы ты сама всё сказала.

— Думаешь, я могла?.. — я не договорила. Не смогла.

— Нет, — сразу отрезал он.

— Хорошо, — мне стало сразу легче, на лице появилась легкая улыбка.

— Поехали куда-нибудь поужинаем?

Я не возражала.

Он повёз меня в маленькое кафе, которое я давно заприметила. Я недавно рассказала ему про это место — там было тихо, по-домашнему. Мы сели за стол у окна. Он заказал себе кофе, мне — чай с мятой, к нему пасту и салат.

Внутри было тепло, пахло свежей выпечкой и какао. За соседним столиком кто-то смеялся, обсуждая сериал. Я слушала, как стучит ложечка по стенке чашки, и ловила себя на мысли, что просто хочу, чтобы всё вернулось. На круги своя.

— Как прошло? — спросил он, когда официант ушёл.

— Как стандартный допрос, — усмехнулась я.

— Они так всегда. Главное, что ты всё сказала им честно.

— Да. А Артём делает вид, что вообще не при делах.

— Он видимо не понял, насколько всё серьёзно. Либо ждёт, когда всё само рассосётся.

Я молча отломила кусочек хлеба. Внутри всё ещё вибрировало от напряжения, но я старалась держаться. При нём особенно.

— Я так устала, Андрей. В последние полгода моя жизнь — сплошные испытания.

— Знаю, — сказал он. — Но не переживай по этому поводу, я не дам тебя больше в обиду.

Я кивнула. Медленно.

Он взял меня за руку и сжал мои пальцы. Все проблемы отступили сразу на второй план. Этот допрос, суд, накопившаяся усталость — всё не важно. У меня теперь есть он.

— Это ведь закончится, да? — тихо спросила я.

— Закончится. Но ты должна знать: это не первый случай. И не только в твою смену это происходило.

Я подняла взгляд. Внутри всё снова сжалось. Я понимала к чему он клонит и кого подозревает. Я и сама уже понимала, кто стоит за этим, но не хотела этого признавать.

— Что ты хочешь сказать?

Он откинулся на спинку стула, посмотрел прямо:

— Я точно знаю, кто за этим стоит и у него очень большие проблемы.

Дни после того вечера с Андреем потекли как-то иначе. Не то чтобы все проблемы разом исчезли — суд по разделу имущества и долгам ещё предстоял. Да и история с пропавшим фентанилом и подозрениями в адрес Артёма не была завершена.

Но внутри что-то изменилось. Появилась точка опоры, ощущение, что я больше не одна барахтаюсь в этом болоте.

Новость об Артёме я узнала от Наташи на следующее же утро. Она подкараулила меня у раздевалки с чашкой кофе и заговорщицким видом.

— Слышала? Смирнова нашего отстранили от выездов, — прошептала она. — Пока идет проверка по этим… препаратам. Его перевели в архив, бумажки перебирать. Говорят, Андрей Викторович лично распорядился.

Я замерла, переваривая новость. Отстранили… Значит, подозрения Андрея были не беспочвенны. Часть меня почувствовала небольшое удовлетворение — так ему и надо после всех его слов и обвинений. Но другая, та, что помнила его как друга и надежного напарника, ощутила укол жалости и неловкости. Как бы там ни было, он попал в серьезную передрягу. И косвенно, я тоже ощущала свою вину и причастность к этому.