— Слышал, что сказала?

— Слышал какой-то бред, — огрызнулся Борух, растирая запястье, и тут же вспомнил про нож.

Но Ансельм на этот раз не разозлился.

— Ее все слушают, свинья ты бестолковая, — усмехнулся он. — К ней такие люди приезжают, к которым тебе даже подходить нельзя.

— И Нойманн слушает?

— Для тебя герр Нойманн. Ничего, скоро научишься. Далия — наша норна. Герр Нойманн — предводитель. А ты, — он широко зевнул и, встав с чужой кровати, побрел к своей, — ты просто грязная еврейская свинья. Такой вот порядок.

Лихолетов

Она выглядела младше, чем можно было представить. Худая, одни глаза на пол-лица и уши топориком. Смешные. Когда он вошел, она стояла у приоткрытого окна. Испуганно вздрогнув, обернулась на Лихолетова и отпрянула от подоконника, будто собиралась спрыгнуть.

Бардак, ну что за бардак! Лихолетов отметил про себя устроить выволочку Москвитину за то, что оставил подозреваемую без присмотра, еще и с открытым окном. Там, конечно, решетка, но такая, как Смолина, в любую щель без мыла пролезет.

— Следователь Лихолетов, — представился он и указал ей на стул для посетителей.

Смолина поспешно села. Лихолетов проскрипел мимо нее по паркету, тоже сел за стол, откашлялся, собираясь с мыслями. Положил перед собой пустой бланк протокола.

— Смолина, верно? — спросил он, чтобы хоть с чего-то начать. Она молча кивнула, не поднимая глаз. Лихолетов внес в протокол.

Вести допрос, тем более с пристрастием, как это делают более матерые сослуживцы, он не слишком умел. А вот задушевно беседовать, внимательно слушать, кивать в нужных местах — это запросто, всегда пожалуйста. Лихолетов подозревал, что без влияния профессора Любови на его методу тут не обошлось. Главное, не спрашивать у Смолиной, что она чувствует по этому поводу.

— Родители? — Смолина покачала головой, и он поставил отметку. — Значит, только брат Петр Смолин?.. В момент… хм-м… аварии где находились?

Смолина молча разглядывала свои руки. Лихолетову захотелось схватить ее, встряхнуть, чтобы она, наконец, подняла на него глаза и, черт возьми, сказала хоть слово. Он должен был услышать ее голос — обыкновенный, человеческий, от которого не вылетают стекла и не гнется металл. Может быть, хоть это успокоит его нервы.

— Анна? — позвал он как можно мягче. — Ань.

Она робко посмотрела на него, пробормотала чуть слышно, так что почти не разобрать за шумом вентиляторов:

— На остановке… Ну, около.

Это было уже кое-что. По крайней мере, не стала играть в несознанку.

— Как близко? — уточнил он.

— Не знаю… Ну, близко.

Он почти физически ощутил в своих руках клещи, которыми приходится тянуть из Смолиной каждое слово. Вздохнув, зашел с другой стороны.

— С тобой был некий… — Он сделал вид, что проверяет по записям, а сам следил за реакцией. — Сорокин, Владимир. Он же сообщил нам твой адрес.

Лицо Смолиной дернулось, как от боли, смялось. Брови сошлись над переносицей. Показалось, она вот-вот заплачет, но глаза остались сухими и какими-то… тусклыми, что ли. Словно там, внутри, ее не было, а на стуле в его кабинете сидела одна оболочка и невнятно шевелила губами.

— Он тебе кем приходится?

— Никем… не приходится, — прошептала она, голос чуть дрогнул.

Лихолетов поспешно свернул:

— Хорошо, я понял. — Не хватало еще женских истерик.

Сделав отметку, постучал карандашом по столу. Пора было ее колоть.

Лихолетов облокотился на стол, чтобы быть ближе к Смолиной, заглянул ей в лицо:

— Тебя кто-то нанял, чтобы это сделать?

Смолина вытаращилась так, будто он сморозил дичайшую глупость. И Лихолетову стало муторно, тоскливо засосало под ложечкой. Он еще надеялся на самое простое объяснение, но, похоже, простые случаи не по его части. Голос из прошлого шептал в голове приказ: «Огонь!» — и сопротивляться ему было все равно, что ломать самому себе кости.

— Послушай, — начал он осторожно сужать круг, — люди на остановке такого наговорили… Вот, например, одна свидетельница заявляет, что ты якобы крикнула, и грузовик волной отбросило…

— Я такого не помню, — быстро проговорила Анна, спрятав глаза. — Это был несчастный случай.

Она врала. Мысленно Лихолетов выругался. Лучше бы оформить ее по пятьдесят восьмой да передать с рук на руки тем, кто работает с контрой… Но теперь он не мог так просто отступиться.

— Попытайся, пожалуйста, вспомнить… — Он уперся в ее молчание как в стенку. — Нет? Ну, хорошо…

Тогда он открыл «Витебск», развернул так, чтобы Смолиной было видно. Она склонилась над папкой, вгляделась в газетные вырезки, потемнела — или это просто тень от ее длинных, орехового цвета волос упала на лицо. Вглядываясь в снимок разрушенного дома, она прикусила нижнюю губу.