Ярость на Ильинского, который обманул ее. Ярость на тех, кто отнял у нее Пекку. Но больше всего — на себя.

Поезд снова тронулся. Аня толкнула крышку, чтобы выбраться из заточения, но тут услышала лязг открывающегося купе, потом — голоса, глухие, но отчетливые. Двое мужчин заговорили очень близко. Аня притихла, вслушиваясь. Один был совсем молодой и говорил по-русски, другой — более зрелый, с сильным немецким акцентом.

— Здравствуйте… — сказал молодой и осекся: — Ой. А это…

— Guten Tag [1], — поздоровался немец. — Это… Не знаю, как хорошо сказать… Mein Herz [2], а это ее документы, пожалуйста.

Повисло молчание, только шелестели бумаги. Потом немец его нарушил:

— Я купил все места в вагоне, — заявил он. — Для нашего комфорта. Что-то не так?

— Нет, просто… — Молодой человек опять зашуршал документами. — Просто она же… Мертвая?

— Это правда, — горестно отозвался немец. — Хотите взглянуть?

Аня сглотнула и зажмурилась, испугавшись, что крышка сейчас откроется. Сердце бешено колотилось, будто лица трех старух снова нависли над ней. Лежишь в гробу — значит, должна быть мертвой, говорили они. Лучше бы ты была мертвой, Анники. Лучше бы тебе не шевелиться, не дышать, не говорить. Не существовать.

— Нет, я имею в виду, — мялся молодой мужчина, — что это фактически вывоз трупа за границу… Это не положено.

— Понимаете, — горячо зашептал немец, и Аня наконец узнала голос, — эта девушка — моя возлюбленная. Я не мог оставить ее, она должна покоиться со мной, в моем родовом склепе. Может быть, мы могли бы как-то решить…

Снова шорох. Аня лежала, стараясь не дышать, и чувствовала, как по телу разливается странное тепло пополам со страхом. Максимилиан Нойманн, всплыло в памяти его имя. Макс. Он попросил называть его Макс. Он спас ее, вынес на руках из разрушенного здания — но теперь везет в гробу в неизвестном направлении, чтобы похоронить в своем склепе… Она почувствовала, что ей нечем дышать.

— Так… Подождите тогда… Сейчас решим, — сказал молодой человек.

— Конечно. Мы никуда не торопимся, — ответил Макс.

Стукнула, закрывшись, дверь купе, и тогда Аня отбросила крышку и села в гробу. Она и в самом деле ехала в купе поезда, причем фирменного. За окном проносились желтеющие леса, а напротив сидел пораженный Макс.

— Аня! — выдохнул он и бросился к ней, чтобы помочь выбраться.

Макс усадил ее на противоположную полку, напротив гроба. Аня оглядела себя: грязный больничный халат и рубашка, а ноги босые и черные от пыли. Украшенный лентами недешевый гроб не подходил ей примерно так же, как и этот фирменный поезд, и одетый с иголочки попутчик. На столике лежали документы: паспорта, справка о смерти на ее имя.

— Вы что, правда решили, что я умерла? — пробормотала Аня. Язык еле ворочался, она все еще чувствовала слабость и онемение во всем теле, будто и впрямь какое-то время была трупом.

— Нет, что вы, — отозвался Макс, но с таким видом, что Аня ему не поверила. В конце концов, она знала о себе больше, чем он.

Макс потянулся к замку и запер купе.

— Куда вы меня везете? — спросила Аня настороженно.

А сама невпопад подумала: интересно, кто продал Максу этот гроб и кто сделал справку о ее смерти? Впрочем, в Ленинграде столько жадных до наживы людей, готовых подделать что угодно!.. Может, и хорошо, что она теперь числится мертвой.

— Мы едем ко мне домой. Надеюсь, вам там понравится… — Макс сел рядом, и Аня отодвинулась к окну. — Понимаю, у вас много вопросов. И я смогу ответить на каждый. Но сейчас вам надо еще какое-то время побыть мертвой. Так будет лучше для всех.

— Точнее и не скажешь.

Аня горько усмехнулась и уставилась на проплывающие за окном холмы, поросшие лесом. Сквозь рваные облака поблескивало солнце. Поезд мчал по виадуку над пропастью, переваливаясь с одного горного кряжа на другой. Прижавшись лбом к стеклу, Аня смогла увидеть хвост поезда и длинные сваи моста, уходящие в желтеющее лесное буйство. Можно было представить, что они летят по воздуху, над верхушками сосен, куда-то на другую сторону, в тридевятое царство или в финскую Маналу — одним словом, в мир мертвых.

Аня покосилась на Макса.

— Я не понимаю, вы меня что, похищаете? — спросила она.

Макс поднял на нее усталые, очень светлые глаза, и Аня увидела тонкие лучики морщин в уголках и на переносице. Он был совсем взрослый мужчина. Не как Володя. Даже не как следователь Лихолетов. Но в то же время моложе Ильинского, который по возрасту годился ей в деды. Аня не знала, как относиться к Максу. Даже называть его просто по имени было ужасно неловко.

— Я пытаюсь вам помочь, — сказал он. — Вывезти из Советского Союза.

— Вывезти? В гробу? Зачем?!

— Лучше бы мы поговорили об этом потом, когда… — Макс прислушался к шуму за дверью, его плечи напряглись. — Но как вам угодно. — Он заговорил быстро, с сильным акцентом: — Помните профессора Ильинского? Как он изменился в тот день, когда я приехал за вами.

Аня не понимала, к чему клонит Макс, но Ильинского вспомнила тут же: как он пролетает через весь кабинет, как вышибает дверь своей слабой стариковской спиной и врезается в стену. Точно так разлетались волки, напавшие когда-то давно на Пекку. Жаль, смерть Ильинского, в отличие от волчьей, не смогла никого спасти. Жаль, что она вообще случилась. И снова — из-за нее.