Дуня вспомнила, как была расстроена, когда Любаша сообщила ей что идёт замуж за Якима. А теперь даже завидует, что та почувствовала своего мужчину и настояла на своем выборе. Евдокии взгрустнулось. Сумеет ли она так же опознать того, с кем сможет в ладу всю жизнь прожить?

— Ох, не за этими разговорами я пришла. Послушай-ка мои планы насчет будущего твоей семьи.

И Дуня пояснила, что можно найти новый камень и начать его разрабатывать, потому что несмотря на выросшую конкуренцию спрос на брусчатку есть, и он растёт.

Любаша при этих словах поникла, понимая, что придётся переезжать и продолжать тратить силы на конкуренцию. Евдокия не стала мучить её и перешла к новой идее.

— Если не хочешь переезжать, то можно заняться глиной. Её у нас вдоволь, но…

Дуня объяснила, что хочет поручить изготавливать небольшие глиняные блоки для строительства, похожие на плинфу. Когда подошел Яким и сел рядом с женой послушать, то боярышня подробно описала, как последовательно они будут действовать. Любаша поплыла, получив слишком много информации, а Яким смотрел вдаль и сосредоточенно слушал. Казалось, что все слова проходят мимо него, но боярышня надеялась, что стоит ему лечь спать — и в голове мысли улягутся, разложив всё услышанное по полочкам.

— Сложно и боязно, но куда деваться? — ответила Любаша, поглаживая мужа по плечу, когда Евдокия закончила и попросила дать ответ. — Всему, чему надо, мы вместе научимся. Чай, не глупее Демьяна – гончара. Только не хотелось бы с ним ругаться, уж больно он заносчивый и вредный…

Дуня неприязненно скривила губы: Любаша правильно подметила, что гончар заносчив и ведёт себя так, как будто владеет тайнами мира, а не секретами своего ремесла. Во всяком случае на помощь с его стороны нечего было надеяться.

— Значит, остаётесь здесь, под нашей рукой, — подытожила боярышня. — А про Демьяна не думай. Он останется при своих горшках. Кирпич ему не интересен и скучен. Тем более в первые годы в этом деле будут зимние простои.

— Ой, боярышня, зимой у нас другой работы полно! — отмахнулась Любашка. — Яким посуду из камня и дерева режет, я нить пряду и полотно тку. Ты мне поясни, как мы с тобой первую печь поставим? Ты же сказала, что сначала одна печь и возможно, что не одна, а потом уже большая. Сдюжим ли?

До того, как Любашка задала вопрос, Дуня думала, что легко сдюжат. Ну чего там делать-то? Но посмотрела на трудовые руки Якима и засомневалась. Это ж сколько глины надо наковырять, потом довезти её до нужного места, размять, сформировать… Она посмотрела на свои руки и поняла, что сумеет размять только кусочек глины, не более.

Дуня оглянулась на Гришиных новиков, по-хитрому кидавших камешки в реку и что-то подсчитывающих. В крайнем случае можно было бы их припахать, но Гришаня будет ругаться.

Перевела взгляд на Якима, но сразу отбросила мысль привлекать его по полной к обустройству нового дела. Ему пока нельзя терять заработок с брусчатки.

— Найду я нам работников, — после раздумий пообещала Дуня. — Не самим же нам в конце-то концов глину месить... Главное, я твое принципиальное согласие получила.

— Какое? — не поняла Любаша нового слова.

— Основное согласие! А по мелочам будем разбираться по ходу дела.

— Ага, — закивала головой Любаша и пригласила боярышню попробовать какого-то диковинного сыра, который она научилась делать.

Евдокия в маленький домик заходить не стала. Пока хозяюшка выносила угощение в небольшой сад, она разглядывала Якимкин способ подачи воды к дому. Ничего нового он не придумал, и Дуня переключила своё внимание на большие каменные поилки для животных, стол, скамью и ступеньки. Она покачала головой, понимая сколько труда было вложено в эти предметы.

— Вот, — Любаша обмахнула небольшой каменный стол и выставила на него плошку с белоснежным комком сыра и кувшин с молоком. — От души угощение, не побрезгуй, Евдокия Вячеславна!

— Не побрезгую, Любаша, ты же знаешь, — чуточку ворчливо ответила боярышня. — А хлебца у тебя не найдется? — отламывая ложкой кусочек податливого сыра, спросила она.

— Уж подъели всё, — повинилась Люба.

— Так взяла бы у Фёдора, — не поняла Дуня, — или сама в город съездила.

— Я была в городе… там цены на зерно поднялись…

Не успела боярышня посчитать, каким образом Любкиной семье не хватило привезенного по осени зерна из Рязанского княжества, как та призналась: