Люди торопились использовать погожие деньки для работы в поле. Нынче сажали мало, если судить по прошлым годам, но зато о земле стали заботиться намного больше. Практику расчистки новых мест для полей потихоньку оставляли в прошлом и площадь полей у каждой семьи сократилась чуть ли не втрое. Однако, урожай стали получать, как будто сеяли на только что расчищенной от леса земле.

Кто-то даже попытался вновь заняться землепашеством в полном объёме, но не хватило сил. Да и привезенное зерно из более тёплых регионов, как ни крути, оказывалось дешевле. Теперь народ сажал зерновые больше для подстраховки. Неурожайные года везде случаются, а в рязанском княжестве ещё могут быть набеги, и зерно сразу вырастет в цене.

Почти всех обошла Дуня, но свободных рук не нашла. Наоборот, многие с нетерпением ждали работников на лето и спрашивали свою боярышню, где они. Евдокия пожимала плечами и всем отвечала одно:

— В городе тоже не хватает рабочих рук.

Только в одном дворе задержалась, заслушавшись как мебельщик распекает младшего сына за его косорукость. Тот вместо стандартного креслица замахнулся на барный стул. Ну, это Дуня знала, что креслице на несуразно длинных ногах в будущем назовут барными стульями, а так-то мальчишка накосячил.

Она покрутилась вокруг изготовленного им недоразумения, оценила могучие ножки, стилизованные под посох неведомого жреца и, подмигнув непризнанному отцом дизайнеру, отправилась восвояси.

Шла не торопясь, надеясь, что церемония встречи уже закончена, планы княжича (если это он) известны. Вошла во двор, милостиво ответила на поклоны вальяжно расположившихся боевых, сопровождавших княжича. По ним она и узнала, что всё-таки к ней пожаловал сам Иван Иваныч.

Оказывается, он бросил город, доверенный ему отцом и прискакал к ней. Известия, сопровождаемые укоризненными взглядами про «бросил и прискакал», Дуня гордо проигнорировала. Кивнула бдящему за порядком Гришке с новиками, прошла в дом, потопталась в сенях и показалась в общей горнице.

— Здрав будь, княжич, и вы, гости дорогие!

Боярышня чинно поклонилась, давая время гостям подняться (кто сидел) и ответить на её поклон. Княжич за последние пару лет вытянулся, стал чуть ли не на голову выше её, а его товарищи ещё и в плечах раздались. Тот же Сашка, то есть Александр Афанасьевич, поглядывал на Дуню снисходительно, как взрослый на младшую. Ему уже невесту нашли и осенью оженят. Или вот Никитка — тоже здоровый лоб вымахал, а всего-то на пару лет старше княжича.

Дуня замерла.

«Здоровый лоб», — повторила она про себя и уже другими глазами посмотрела на годную рабочую силу.

Это ж надо! Она по всей деревне мечется в поисках крепких рук, а тут — бери не хочу!

— Чего это ты нам так рада? — не выдержал княжич, подозрительно на неё смотря.

— Ой, рада, Иван Иваныч, а чего бы мне не радоваться? Где, как не у меня, удаль молодецкую казать?

Бояричи недоумённо переглянулись, а Дуня соловушкой разлилась:

— Сила-то, она не только в бою видна, а в умелых руках и умной головушке! И вам так повезло попасть ко мне в нужный момент! Вот если бы раньше или запоздали, то ничего бы не вышло, а сейчас сама судьба вела вас. А я уж расстараюсь обеспечить вас всем необходимым.

— Дунь, ты о чём говоришь-то? Чего-то я тебя не пойму, — морща лоб, прервал её трель княжич.

— Так я же про удаль и твою княжескую удачу! — от энтузиазма она начала размахивать руками. — Повезло вам приехать ко мне в нужное время, потому что у меня затеваются нужные и важные дела.

— Дунь, твои дела потом, — отмахнулся княжич. — Ты мне ответь, вот это что?

Иван Иваныч достал бумажный лист и сунул ей под нос.

— Э-э, сказки, — ей хватило взгляда, чтобы понять, что это её записи. Она сама их написала перед отъездом, запечатала в конвертик, которые стала продавать княжеская бумажная мануфактура, нарисовала зайку-почтальона, и передала через деда.

— Сказки?! — надвигаясь на неё, прорычал Иван Иваныч.

— А чего? — отодвигаясь от него, удивилась она.

— Это не сказки! Это синопсис сказок!

— Точно! — обрадовалась Дуня. — А я всё пыталась вспомнить это слово и не смогла. Си-ноп-сис! Какой же ты умный, Ванечка!

Княжич закрыл глаза, пытаясь обрести спокойствие и только после этого спросил:

— У тебя совесть есть? Как я из этого, по-твоему, должен был напечатать твои сказки?

Иван Иваныч для наглядности помахал у неё перед носом тонким листком, где были обозначены действующие лица, суть в одном предложении и мораль — во втором. И таким образом на одном листке уместились все Дунины сказки.

— Я же как лучше хотела: коротко и по существу! И вообще, краткость — сестра таланта.

— Кто это тебе сказал?

— Не знаю, но думаю, что кто-то умный.

— В общем так, я не уеду отсюда, пока ты мне всё в подробностях не распишешь.

Дунины глаза вспыхнули от радости из-за новости о том, что княжич никуда не торопится, но она тут же поморщилась, не желая возвращаться к сказкам. И всё же нехотя согласно кивнула.

— И новости по миру напишешь, — вцепился в неё Иван Иваныч. — Отец передал, что ты знаешь, о чём надо писать.