«Нет никакой надежды на свободу, когда прошлое – тюрьма, которую тебе не покинуть, Андрисон Балк».

Но говорить об этом Аре не имело смысла. Имение уцелело, хотя сохранить его и удалось с большим трудом. Отец Андрисона, скорее всего, прожил бы дольше, если бы избежал превратностей малазанского правосудия. А семья Ары не лишилась бы своей земли, их помолвка осталась бы в силе, и со временем она вышла бы замуж за того, кто сейчас ехал с ней рядом.

– Я решил стать безземельным, – сказал Балк. – И впредь жить так, чтобы больше ничем не быть им обязанным. А ты, Ара, решила меня сопровождать. Но ничто тебя здесь не держит.

Ну вот, опять все сначала. Андрисон по-прежнему пытался пинком распахнуть дверь, хотя оба знали, какую цену ему придется заплатить, если Ара все-таки выйдет через эту дверь и покинет его. Она подозревала, что он отчасти хотел получить новую рану, добавить еще один шрам к уже имеющимся.

– И все же, – продолжил Балк, – когда я заключил контракт, ты не возражала.

Ответить ей было нечего: они уже не раз об этом говорили, но без всякого толку. Ара решила сменить тему:

– Сугала нужно…

– У нас есть время, – перебил ее Балк. – Нынешнее назначение позволит нам зализать раны, пополнить припасы. Малазанская империя на пределе сил, она истощена и погрязла в самодовольстве. Когда тебя некому остановить, то в конце концов начинаешь верить в собственное бессмертие, считая, что одна лишь твоя необъятность гарантирует тебе выживание. Но это обман. Никакая империя не велика настолько, чтобы она не могла пасть. И она падет, – усмехнулся он. – И кстати, все вполне может начаться здесь, в Генабакисе.

Ара почувствовала, как в душе у нее закипает гнев.

«До чего же вы все, мужики, гребаные умники».

– Я потеряла больше, чем ты, капитан. Похоже, ты об этом забываешь, стоя на вершине своей одинокой горы.

– Тогда почему бы тебе не быть рядом со мной?

«Быть рядом? А где я, по-твоему, нахожусь? Это надо же такое сказануть!»

Ара взяла поводья и развернула кругом лошадь, которая при этом удивленно вздрогнула.

– Поеду лучше взгляну, как дела у солдат.

Заводи нравились походы. Конечно, когда ты нагружен снаряжением, оружием и прочим, веселого мало, но если следом катятся повозки с припасами, то даже кожаный мешок за спиной кажется легким. Нет нужды тащить еду, лопаты, кирки, веревки и канаты, шатры и шесты для них, колья, молотки, топорики, кухонную утварь, дополнительную воду, запасные сапоги и прочее. Собственно, когда приятно пригревает солнце, легкий ветерок отгоняет мошек и лишь изредка приходится перешагивать кучу конского дерьма – удивительно, сколько может навалить за день всего дюжина лошадей, – вполне можно радоваться жизни. Само собой, истинного наслаждения можно достичь, только перерезав заодно по пути несколько глоток.

Заводь не считала себя особо кровожадной. Ей просто нравилась ее работа, ну просто очень нравилась. Единственное, что в данный момент беспокоило эту женщину, – история с укравшими ее идею имперскими когтями. Ну разве так можно? Хотя, если честно, сладостный союз магии и убийств выглядел вполне очевидным. И какая, собственно, разница, была ли она первой? Не все ли равно, кто додумался до этого раньше других?

«Да нет, вообще-то, разница есть, чтоб вам всем пусто было».

– Всего лишь прогулка по лесу, – сказал вдруг шедший рядом с ней капрал Перекус. – А я просто дохляк.

Заводь взглянула на него. Перекус тяжело дышал и был весь в поту, аж борода блестела.

– Что у тебя в мешке, капрал? А то я смотрю, ты прямо-таки помираешь.

– Спасибо за предложение, но со мной все хорошо.

– За какое еще предложение? – нахмурилась Заводь. – О чем ты говоришь? Разве я что-то тебе предлагала?

Перекус исподлобья посмотрел на нее:

– Это я историю рассказываю.

– Угу, все ту же историю, ту же клятую историю, всегда одну.

– Просто ты не даешь мне ее закончить! Я каждый раз начинаю, а потом…

– Вот именно, – прервала она его. – И это сводит меня с ума.

– Так дай мне рассказать ее полностью!

– Зачем? Твоя история уже мне наскучила, а ведь ты ее только начал.

– Это отличная история, Заводь, – вмешался шедший в шаге позади Фолибор. – Тебе в самом деле стоит ее послушать. И тогда капралу никогда больше не придется снова ее рассказывать.

– Что, правда? Но ведь ты, Фолибор, собираешься снова ее слушать. И ты только что соврал. Не так ли? Признайся.

– Ты права, – вздохнул он. – Я слышал ее несколько сот раз.

– Вы оба жалкие говнюки! – огрызнулся Перекус. – Это случилось, когда я был еще мальчишкой, в тот день, когда…

– Лучше бы тот день стал для тебя последним, – заявила Заводь. – Бедняга Перекус, безвременно погибший от ножа! Только представьте, кем бы он мог стать! Если бы он только держал язык за зубами и не бормотал постоянно свою гребаную историю, ему никогда бы не перерезали глотку.

Фолибор и Плед фыркнули, будто лошади, пытающиеся пить через ноздри. Заводь бросила взгляд через плечо, убеждаясь, что на ее мешок ничего не попало, и снова повернулась к Перекусу: