Лиза опомнилась, неожиданно оказавшись у уже знакомой картины. «Девятый вал» был представлен во всём своём великолепии на специально отведённой для него стене. Подойдя ближе, она, как раньше, всей душой погрузилась в ощущение буйства стихии.

— Теперь и я научился это понимать, — Лиза вздрогнула, услышав тихий голос за спиной. Она и не заметила, что больше не одна.

— Ваша светлость? — князь Демид Воронцов стоял рядом, и словно бы Лиза вернулась в прошлое, когда три года назад они точно также рассматривали эту картину в Михайловском дворце. — Я не слышала, как вы подошли.

— Не хотел пугать.

Демид смотрел на Лизу странным, нечитаемым взглядом. Это становилось неловким, но, опомнившись, он вернул внимание картине.

— Вы говорили про величие Создателя, отражённое на полотне, и теперь я могу это понять. Кажется, за прошедшие годы я научился большему, чем за всю жизнь.

— Мы будем говорить о картине? — Лиза не собиралась делать вид, словно ничего не произошло.

— Почему нет?

— Я не хочу. Я хочу услышать объяснения, — сейчас она осознала, что в полном праве их требовать. А даже если и нет — какая разница? Она хочет получить ответы — и получит!

Она не раз представляла этот разговор, репетировала, выверяя каждое слово, но сейчас мысли предательски разлетелись во все стороны, оставляя лишь пылающие чувства, на которые нельзя было положиться.

— Какие объяснения вы хотите услышать?

— Почему вы снова уехали? Без слов и вестей? Просто пропали!

— Почувствовал, что это необходимо. Почему вас это волнует?

— Потому что вы мне не безразличны!

Демид опешил. Так прямо? Неужели эти глупости до сих пор не покинули её светлую голову? Зачем он ей? Ну что за вздор!..

— Мне кажется, вы надумываете…

— Вам кажется, — твёрдо сказала Лиза. — Если я говорю, значит, я знаю это наверняка. Я уже не та, что была раньше, ваша светлость, и больше у вас не получится списать всё на мою юность.

— Не понимаю вас, — Демид задумчиво посмотрел на трость. Он убеждал себя, что носит её лишь как деталь туалета, но нога до сих пор болела, и — нет-нет — предательски подгибалась в самые неподходящие моменты.

— Вы просто не хотите понимать. Ваша светлость, когда-то вы сказали мне, что любите. Это было правдой?

Демид гулко сглотнул. Он мог ответить что угодно — соврать, отшутиться, да даже промолчать, но он пошёл на поводу желаний и совершенно глупо, бессмысленно, признался:

— Да.

— И потому вы уехали, — не вопрос — утверждение. — Это был смелый поступок, и я уважаю его. Иначе нельзя было — мы бы сломали жизни друг другу, опозорились, но хуже того — предали бы себя самих. Но после, когда вы вернулись — я уже овдовела, так почему вы не сделали шаг навстречу? Неужели чувства пропали? — Демид ничего не ответил — правду говорить нельзя было, а соврать он просто не мог. Лиза же, кажется, закипала — голос её дрожал и становился всё звонче. — Не молчите! Когда вы вернулись с фронта, я вам больше не была нужна?

— Я не хочу говорить об этом.

— Если боитесь задеть меня — не бойтесь! Куда больнее мне жить с вечным гулом этих мыслей. Мне нужна правда, ваша светлость — простая правда! — она шагнула ближе, желая поймать его взгляд — ведь глаза не врут. Но князь отвернулся. — Вы всё ещё меня любили! — заявила она. — Но почему уехали вновь? Не молчите!

— Это всё преувеличения…

— Да, «юношеский максимализм»! Я наизусть выучила ваши аргументы, и всё же — почему вы снова оставили меня?

— Не глупите, — Демид постарался взять себя в руки. — Я вам не нужен.

— Это уж позвольте мне самой решать. Нужен вы мне или нет — знаю только я, вы же можете говорить лишь за себя самого. Нужна ли вам я? Нужна? Или нет? Ответьте сейчас, а если не ответите — я не оставлю вас в покое!

Глаза Лизы заслезились и ей оставалось только порадоваться, что князю этого не видно. Ну что же она творит! Она не отдавала себе отчёта, но в эту секунду словно бы взорвалась всей той болью, что испытывала годами. Плевать, что он о ней подумает — она всё выскажет!

— Вы мне нужны, — сказала она твёрдо. Не сдержавшись, шмыгнула, и пришлось на время замолчать, чтобы вернуть самообладание. Она не покажет ему своих слёз! Не после того, как он столь вероломно с ней обошёлся! Он не заслужил её доверия, не заслужил её слабости, но Лиза молилась — так молилась! — чтобы именно он стал тем, кому она доверится всецело и рядом с кем позволит себе быть слабой. — Слышите? Вы — нужны. И никто иной! Либо с вами, либо навсегда одной — считайте это глупостью или женскими уловками, но я заявляю вам — лучше я навсегда останусь одинока, чем выберу другого мужчину. Потому женитесь на мне — будьте так добры!