Шрифт:
— Отвечайте, когда спрашивает император! — поторопил меня Тимашев. Вот бы он споткнулся прямо на выходе из кабинета, да так, чтобы упал. Я бы порадовалась.
Хочу ли я что-нибудь добавить? Честно?
Ваше величество, зря вы дали мне слово! Сами ведь знаете — я многословна и крайне красноречива.
— Да, ваше величество. У меня к вам вопрос.
— Спрашивайте.
Не дав себе и шанса на отступление, выпалила:
— Разве русский человек способен только грабить, убивать и насиловать?
Молчание. Император словно и не расслышал меня. Или его поразила подобная наглость?
— Простой люд у нас — больной, необразованных, нет ни докторов, ни учителей, едва ли кто имя своё написать может, — продолжила. — А что же власть? Всегда есть что-то поважнее! Зачем растрачивать казну на бессмысленные войны, на вытравление целых народов, когда можно озаботиться своими же людьми?
И вот первые эмоции отразились на монаршем лице: глаза его заблестели ярче, брови нахмурились, лицо побледнело, но щёки — за бородой это было видно слабо — покраснели.
— Покиньте чужие земли, ваше величество. Оставьте Кавказ, Польшу, османов, и вам не придётся думать, откуда взять средства на освобождение крепостных. Вот оно — всё у вас под рукой, — странно, но меня не прерывали. Тимашев, возможно, потерял чувства от подобных заявлений, а его величество?.. Он, быть может, жаждал услышать правду? — Настоящая сила нации не в пушках, не в золотых эполетах — в образованном крестьянине, сбережённой матери, во младенцах, которые не умирают, замёрзшие, голодные, больные, — я распалялась от обретённой воли. — В культуре, в конце концов, в человечности — вот в чём сила! — сжала кулаки. — Хоть вешайте меня — правда от того не переменится, и никогда вы не преуспеете, покуда жадность, пороки, страсти, всем руководствуют, а не чистота душевная и истинная.
И тишина. Молчание затянулось — император смотрел на меня, не моргая, словно копошился в моей голове.
— Вешать вас никто не будет, — сказал он спустя продолжительное — тревожное — молчание. — Сопроводи её светлость на нижний этаж, а после — в Петропавловскую крепость.
— Как прикажете, ваше величество, — прохрипел Тимашев. Он хотел было взять меня под локоть, но я не далась — выдернула руку.
— Рада, что мы поговорили, ваше императорское величество, — сказала гордо и, присев в реверансе, вышла из кабинета. Куда идти я прекрасно знала: «нижний этаж» — своего рода темницы для зарвавшихся господ, которых за решётку, в силу их высокого положения, так сразу и не бросишь.
Глава 26
Санкт-Петербург
Зимний дворец
Княгиня Елена Павловна по пятницам часто бывала в Зимнем — вместе с императрицей и фрейлинами с самого утра она занималась вышиванием. Как сообщили Демиду, сегодня дамы пребывали в Малахитовой гостиной, но его туда, конечно, не пустили — оставалось ждать, когда лакей передаст княгине о прибытии племянника.
Она вышла к нему незамедлительно, но следом — и Катя Тютчева. Обе они выглядели взволнованно, уже знали, о чём будет разговор.
— Её определили в Петропавловскую, — тут же сообщила княгиня. Демид закрыл глаза, выдохнул. — Она разозлила его величество, выдала nuda veritas, — «голую правду», — в лицо. Я и её величество хотели поговорить с ним, но он к себе никого не пускает. Попробуем позже вновь.
— Значит, ссылка? — Демид знал, после Петропавловской только туда.
— Сибирь, ваша светлость, — проговорила тихо Тютчева. — Сейчас Лизавета на нижних, но и туда никого не пускают. Я подсылала к ней тайно, она передавала, чтобы мы не беспокоились.
— Да как же не беспокоиться! — воскликнул Демид. — Тётушка, вы должны что-нибудь сделать! Это же абсурд, какая Сибирь? Лиза не сделала ничего для подобного наказания.
— Сделала, мой мальчик, — княгине было жутко смотреть на племянника — он осунулся, посерел. Страх за возлюбленную — а в его чувствах княгиня не сомневалась — отпечатался глубокой морщиной меж бровей. — Voila, — «вот» — она вытащила из рукава записку.
«Осн. прич. — деят-сть, одн. особ. знач. — стих у Герц. + связи с ИШ. Изв. о добр. выск. о враге и очерн. власти. Споръ съ ПСЗ. За посл. годъ знач. Милост-и враг. и крепостн. + конфл. со двор-ми.»
Демид без труда разобрал написанное, обнаружив то, чего о графине не знал. Связь с Шамилем? Публикация у Герцена? А в последний год — ещё больше милостыни горцам, освобождение крестьян — он это, конечно, ожидал от неё, — но конфликт со дворянами? Определённо, на графиню настрочили немало кляуз… И когда же она успела поспорить с ПСЗ — полным сводом законов империи? Да так неудачно, что об этом доложили? Впрочем, Лиза никогда не отличалась сдержанностью в вопросах политического характера.
— Ваша светлость, — к ним вышел лакей. — Её императорское величество напоминает вам, что пришло время встречи с его императорским величеством.