Два батальона, что вёл Прозоровский были свежие. Московские. Бойцы ещё не обстрелянные, только офицеры и капралы опытные. Два полка из Серпухова спешили следом, отставая на суточный переход. Мы подошли таможенному посту Дубенское мыто. Здесь раньше был город Дубна от которого на холме остались одни лишь развалины.

И тут из лощины показались идущие рысью шведские конники. Сотни две. Прозоровский крикнул в рупор:

— Рейтары! Пушки к бою. Строимся в каре ромбом.

Доведённые до автоматизма перестроения. Минута и ромб каре с пушечным остриём построен. Три пушечки по очереди рявкнули внеся сумятицу в ряды шведов. Наша пехота спешно заряжала мушкеты, а передний ряд с поднятыми штыками изображал пикинёров. Самые смелые рейтары в упор выплюнули из пистолей свинец, повалив с десяток наших мушкетёров и пикинёров.

Я достала свой колесцовый пистоль и насыпала порох на полку. У сопровождавшего меня десятка из гвардии в руках были восьмизарядные револьверы.

— Зачем тебе? — перед моим отъездом спросил мой муж. — Тебя мои гвардейцы защищают и оружие тебе не потребуется.

В это время наши мушкетёры дали залп по удаляющейся коннице и сбили таки несколько всадников на землю. Тут под барабанный бой с холма на нас пошла шведская пехота. Тысячи две, не меньше.

Прозоровский давал команды разворачивая строй в линию. Не успели. Шведы дали дальний залп с двухсот шагов. почти весь наш первый ряд рухнул от выстрелов врага. В том числе упал и командир одного из батальонов. Наши пушки тявкнули пробив в тесных порядках шведов кровавые улочки. А вот и наш залп. Враги в первых рядах попадали. Тут из лощины снова появились всадники, если они прорвутся в тыл, то нам конец. Прозоровский даёт команду дать залп по конным. Стреляем. В дыму плохо видно, но раз конница не ворвалась на наши позиции, то мы попали по ним удачно. Наши пушки снова прореживают вражеский строй. Шведы стреляют. Нас всё меньше и меньше. От двух батальонов, наверное один целый остался. Прозоровский кричит в рупор:

— Ещё один залп и в штыки!

Замечаю, что убило наводчика-фейерверкера у ближней к нам пушки и остальные канониры застыли в нерешительности, кому встать к запалу. Прозоровский соскакивает с лошади и, бросив поводья денщику, за пару секунд добегает до пушки. Соседние в этот момент бьют по шведам, обволакивая позицию дымом. Семён не меняя прицела, бьёт в сторону шведов. В этот момент наш второй пехотный капитан выходит перед строем пехоты и вместе со знаменосцем и барабанщиками начинает движение в сторону неприятеля. У шведов, вероятно капралы, прокаркали команду к выстрелу. Очевидно, что весь огонь двух шведских полков был направлен на эту группу впередиидущих смельчаков. Капитан, знаменосец и несколько барабанщиков падают. Батальоны сконфузившись, останавливаются после мощного залпа шведов.

Неужели всё? Эх, была не была!

Скачу на лошади вперёд, соскакиваю перед строем, хватаю знамя и рупор, кричу в сторону солдат клич Киры:

— Все, кто меня любит — за мной! Ура!

И начинаю бежать в сторону шведов. Бойцы, обгоняя меня, с таким остервенением бросились на врага, что шведы сначала попятились, а затем и побежали.

Место действия: окрестности города Переяславль-Залесский.

Время действия: август 1612 года.

Виктор Вайс, герцог Виргинский, князь Себежский и Сибирский, попаданец.

Ну, вот и всё. Мы успели первыми оседлать высоты у дороги. Вокруг непролазный лес на десятки вёрст. У противника оставался один путь — лобовая атака. Ни шведам, которые нанялись за деньги, ни касимовским татарам, что пришли за добычей просто так умирать не хотелось. Поэтому и началось «стояние». Пять тысяч наших с тридцатью пушками, против двенадцати тысяч ненаших(семь тысяч шведов, три тысячи татар и две тысячи московских стрельцов с пятью пушками).

Это могло бы долго продолжаться, но время играло не за нас. Нам нужно в Москву. Противник встал тремя лагерями за рекой Ветлянка (шведы, татары и стрельцы).

Ко мне в лагерь пришёл местный охотник Фёдор, который ещё и печником подрабатывал. Его сын, городской стрелец Прокоп Фёдоров, записался в мою четвёртую бригаду и прислал домой письмо о житье-бытье. Отец гордился, что сын служит у такого знаменитого полководца и был весьма озадачен, увидев перед собой двадцатилетнего юношу.

— Я это, княже… Дороги знаю. Хожу то печки складываю-ремонтирую, то на охоту, то бортничать.

Мнётся. Я помогаю промычав:

— Ну-у…

— Супостаты свеи с татарами за рекой стоят, а вокруг лес дремучий. Только есть в том лесу тропа. О ней мало кто знает. Нужно дойти до села Красное, где Вознесенская церковь и перейти через Трубеж. Там вода в броде по колено. И через Болшевский лес по тропе можно и в тыл супостату. Я в Ливонскую в городских стрельцах на вашу Ригу ходил. Так что я с понятием. И сын Прокоп весь в меня. Вы уж не забижайте его в своём Себеже. Н-н…да.

Фёдор почесал затылок, ловя ускользающую мысль:

— Проведу я отряд ваш, аккурат на Скулино, где стрельцы с главным воеводой стоят. А дальше уж вы без меня. Стар я уже. Да и аркебуз мой слабосильный. Только на полста шагов зверя бьёт. Видимо что-то в стволе нарушилось. Или порох плохой в лавке подсунули. Не суди, князь. Биться я не смогу. Стар уже.

Поняв, что охотник собирается тянуть волынку по второму разу, я спросил:

— Пушка по тропе пройдёт?

— Да ты что, княже? Тянул я пушку Инрог с сотней посошных. Сани трёхсаженной ширины, чтобы в лужах не застрять, а под сани брёвна пяти саженные… Целую просеку через лес в Ливонии пришлось вырубать и пни выкорчёвывать. Десять вёрст целую седьмицу через лес шли. Не пройдёт, — уверенно заявил знаток артиллерии.